Шепот небес

Лукас бросил на нее удивленный взгляд и попытался улыбнуться.

– Интересно, на чем зиждется ваша уверенность в том, что я не причиню вам зла?

Джесси вызывающе посмотрела на Лукаса.

– Все время я внимательно наблюдала за вами и пришла к выводу, что вы не способны причинить мне зло! – заявила она.

Он рассмеялся. Вокруг его глаз залегли крохотные морщинки.

Они шли вдоль берега, ведя неспешную беседу.

– Надеюсь, вы попросили своего брата подыскать вам нового грума? – спросил Лукас, искоса поглядывая на Джесси.

Она покачала головой.

– Я постоянно говорю себе, что мне уже двадцать лет и что мне следует рассказать матери о своей дружбе с Женевьевой. Но меня беспокоит ее реакция на такое известие. Я ужасная трусиха и, наверное, достойна презрения…

Джесси глубоко вздохнула.

Они дошли до устья впадавшей в бухту реки и двинулись вверх по ее течению – травянистому берегу, туда, где оставили коляску.

– Нет, о презрении не может идти речи. – Лукас сдвинул шляпу на макушку и взглянул на почерневшие стены сгоревшего дома, мимо которого они проходили. – Просто вы любите свою мать и боитесь расстроить. Вам хочется, чтобы она гордилась вами. Честность и правдивость дорого обходятся. И только мы сами можем решить, стоит ли нам откровенничать с окружающими.

Они дошли до старого запущенного сада. Здесь, во влажном тропическом климате, буйно разрослись плющ и другие ползучие растения, задушившие деревья, черные сучья которых теперь выглядели безжизненными. Джесси показалось, что здесь, вблизи сгоревшего дома, царит гробовой холод. Впрочем, у нее подобное чувство возникало всякий раз, когда она приближалась к проклятому месту. Джесси стало не по себе.

– Говорят, что в сгоревшем доме обитают привидения, – заметил Лукас, останавливаясь у калитки сада. За ним виднелась выгоревшая каменная коробка трехэтажного дома с обвалившейся крышей, со стенами, черными от копоти. – Интересно, что за призрак посещает эти места?

– Вы ощущаете странный холод? – спросила Джесси.

Лукас кивнул, настороженно озираясь вокруг. Джесси не верила в существование привидений. Но когда она бывала здесь, рядом с руинами дома, ее всегда охватывало беспокойство. Судя по тревожному взгляду прищуренных глаз, окружающая обстановка тоже произвела на Лукаса неприятное впечатление.

– А что здесь, собственно, произошло? Отчего сгорел дом? – спросил он.

Они стояли под раскидистым вязом, который пощадило пламя пожара. Рядом находилась чаша неработающего фонтана. Отсюда хорошо просматривались почерневшие руины дома. Джесси не сводила с них глаз, опершись рукой о ствол дерева. Ей казалось, что она все еще ощущает запах дыма и слышит гул и треск огня.

– Дом построил Мэтью Граймз, вдовец, приехавший сюда из Сиднея со своим единственным ребенком, дочерью Клер, шестнадцатилетней девушкой. – При упоминании имени Клер Джесси почувствовала, что по ее спине побежали мурашки. – Говорили, что отец души в ней не чаял.

– Вы произнесли последнюю фразу таким тоном, как будто не верите в его любовь к дочери.

Джесси пожала плечами.

– Граймз отличался… – она замялась, подыскивая нужное слово, – суровостью и большим честолюбием. Он хотел, чтобы его дом знали все на острове, и поэтому построил его на берегу, чтобы его усадьбу видели и со стороны моря. Он даже привез массивную дубовую лестницу елизаветинских времен, взятую из какого-то поместья в Англии. Дом действительно выглядел великолепно. Отец не раз приводил меня сюда в детстве.

Джесси помолчала.

– И вот однажды утром прислуга нашла Клер лежащей у подножия лестницы со сломанной шеей. Девушка не дышала. Ее отец заявил, что ночью она упала с верхней ступеньки и разбилась.

Лукас стоял так близко от Джесси, что она могла дотронуться до него, если бы протянула руку. Но она не осмеливалась.

– У вас есть причины сомневаться в его словах?

Джесси кивнула:

– Слуги слышали, как отец и дочь громко ссорились накануне вечером. Граймз узнал, что Клер полюбила каторжника, прислуживавшего в их доме, и грозился добиться его высылки с острова. – Джесси глубоко вздохнула. Она физически чувствовала близость Лукаса, и ей стало трудно дышать из-за исходившей от него энергии и силы. – И тогда Клер сказала отцу, что ждет ребенка от своего возлюбленного – каторжника.

Джесси почувствовала на себе тяжелый взгляд Лукаса.

– Так, значит, отец убил ее?

Джесси прислонилась спиной к стволу ясеня и взглянула на Лукаса.

– Никто доподлинно не знает. Может быть, он ударил ее в гневе, не собираясь убивать, и она упала с лестницы. А возможно, он намеренно столкнул ее… Если бы всем стало известно о беременности Клер, то общество подвергло бы Граймза позору и бесчестью.

– Тем не менее люди узнали о том, что Клер ждала ребенка.

– Слухи о ее беременности все время ходили. Но Граймз слыл жестоким человеком, и слуги боялись говорить открыто о трагическом случае в его доме.

Лукас поставил ногу на край чаши старого фонтана и, опершись локтем о колено, посмотрел на руины дома.

– А что стало с возлюбленным девушки? – задался он вопросом.

– Через несколько дней после гибели дочери Граймз обвинил его в краже столового серебра.

– И что же произошло дальше?

– Его повесили.

Повисла напряженная тишина, лишь слышались крики чаек над заливом да шум волн, накатывающих на песчаный берег.

– А как возник пожар? – снова задал вопрос Лукас.

Джесси с трудом продолжала:

– Через год после ужасных событий, в годовщину казни возлюбленного Клер, случился пожар. Никто не знает, почему загорелся дом. Слуг, как всегда, на ночь заперли в подвальном помещении, но кто-то открыл дверь и всех выпустил. И только оказавшись во дворе, слуги услышали, как хозяин дома барабанит в дверь своей спальни. Как потом выяснилось, кто-то запер его в комнате.

– И никто из слуг не попытался помочь ему?

Джесси взглянула на почерневшие проемы окон в стене дома и покачала головой.

– Старая дубовая лестница, ведущая на второй этаж, пылала как факел, а другого пути наверх не существовало.

Джесси помолчала. Над их головами, громко щебеча, с ветки на ветку порхала птичка. Джесси некоторое время следила за ней взглядом, поглаживая ладонью кору ясеня.

– Слуги утверждают, что слышали неистовые крики владельца усадьбы, запертого в пылающем доме, – рассказывала она дальше. – Он громко звал по имени свою погибшую дочь и умолял ее остановить своего возлюбленного, пытающегося якобы убить его.

Галлахер угрюмо усмехнулся.

– Не могу сказать, что мне жаль Граймза, – заметил он. – А чей призрак является в доме? Клер?

Джесси вздохнула.

– Говорят, что здесь можно увидеть призраки всех трех участников драмы. Печаль, которая исходит от дома, навеяна призраком Клер, холод – призраком Мэтью Граймза, а вот ярость…

– Ярость насылает призрак повешенного каторжника, – закончил за нее Лукас, снимая ногу с каменного бортика фонтана.

– Да, вы правы.

Они стояли, не сводя глаз друг с друга, казалось, целую вечность. Ветерок проносился у них над головами, и по их лицам бегали солнечные блики. Джесси чувствовала, что от Лукаса исходит неведомая опасность. Джесси боялась прежде всего за него самого. Он слишком горд, что недопустимо в его положении. Сердце Джесси болезненно сжалось в груди. Она подавила тяжелый вздох, закусив нижнюю губу, и тут же заметила, что взгляд Лукаса прикован к ее рту.

Выражение его глаз изменилось. Теперь в них читались желание и страсть, и его чувства передались Джесси. Усилившийся ветер, дувший с моря, трепал ее юбки. Джесси сделала шаг навстречу Лукасу. Он тут же поднял руку, как будто хотел остановить девушку, но она перехватила ее, и Лукас, не в силах больше сопротивляться своим эмоциям, привлек Джесси к себе.

– Нам нельзя так поступать. Мы совершаем роковую ошибку, – пробормотал он, поглаживая ее бедра.

Джесси обвила руками его шею.

– Я знаю, – сказала она, и их губы слились в поцелуе.