Страница 14 из 77
Джесси не сразу нашлась что сказать. Лукас видел, как пульсирует голубая жилка на ее шее чуть повыше ворота платья.
– Мы создали самую большую в мире империю, – наконец произнесла она спокойным ровным голосом, как и положено истинной англичанке. – Великую славную державу…
Однако Лукас, сделав нетерпеливый жест, перебил ее:
– Славную, вы говорите? Если о британцах и ходит по миру слава, то недобрая. Вы угнетаете народы, которые находятся под вашей властью. Африканцы, индийцы, ирландцы – все страдают от вас. И поэтому придет время и ваша империя распадется. Она не сможет долго существовать.
Джесси задыхалась от гнева, ее била мелкая дрожь, и тем не менее она продолжала говорить ровным голосом:
– Вы просто сумасшедший. Лукас саркастически улыбнулся.
– Ничего подобного. Я всего лишь ирландец, разве вы забыли?
На ее лице отразилось изумление, и она неожиданно звонко рассмеялась. Естественность и непосредственность Джесси не вязались с ее светским чопорным обликом – дорогим полосатым платьем с длинными, отделанными изысканными кружевами рукавами. Поведение Джесси сейчас противоречило правилам приличий, принятым в том обществе, где она жила. Лукас с удивлением смотрел на нее, любуясь ее пухлыми губами и нежным овалом лица. Когда Джесси успокоилась, наступило тягостное молчание. Тишину нарушали лишь плеск речной волны и шелест листьев. Вскоре до слуха Джесси донеслись чьи-то приближающиеся шаги, и она повернула на шум голову.
– Ах вот ты где, приятель! – воскликнул вышедший на берег Дэниел О'Лири. – А я повсюду ищу тебя! Солнце уже заходит, а ты все не возвращаешься. Я уже начал беспокоиться…
Он осекся, заметив мисс Джесмонд Корбетт. Его глаза стали круглыми от изумления.
Однако Джесси не растерялась. Она и виду не подала, что смущена тем, что ее застали на закате солнца на берегу реки в обществе полуодетого каторжника.
– Вам не следует купаться в одиночку, мистер Галлахер, – надменным тоном заявила она. – Если вы будете нарушать данное правило, у вас могут возникнуть неприятности.
Она повернулась и зашагала прочь с гордо поднятой головой. Дувший с реки вечерний ветерок играл лиловыми лентами ее соломенной шляпы.
Дэниел, открыв рот, долго смотрел ей вслед.
– Что она делала здесь? – наконец снова обретя дар речи, спросил он, когда мисс Корбетт скрылась из виду.
Лукас пожал плечами:
– Она гуляла вдоль реки и увидела меня.
Дэниел потер лоб, недоверчиво глядя на своего друга.
– Надеюсь, ты не наломал дров, приятель? Лукас надел через голову чистую рубашку.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – улыбнулся он. Но Дэниела трудно провести.
– Будь осторожен, дружище, – ткнул он Лукаса указательным пальцем в грудь.
На следующий день вечером Джесси вместе с матерью и братом отправилась в экипаже в Болье, усадьбу Харрисона.
Серебристая полная луна висела низко на темном небе, испуская голубоватый свет на притихшие поля. Проникая в окно экипажа, она освещала лица молчавших всю дорогу пассажиров. Джесси посматривала на классически правильный профиль брата и лицо матери с мягкими чертами. Ей не нравился странный беспокойный блеск в глазах Уоррика. Он сегодня полдня стрелял по тарелкам из новых пистолетов в овраге за домом, попросив Джесси подбрасывать глиняные диски-мишени, и пил дорогое французское бренди. Она с удовольствием выполнила его просьбу, потому что весь день не находила себе места. Джесси не понимала, почему ею овладело столь странное настроение. Ее терзало смутное беспокойство, и все валилось из рук.
Джесси радовалась, что сегодня вечером их пригласили в Болье на ужин. Ей не терпелось увидеть Харрисона, от которого исходили истинно английское спокойствие и уверенность в себе. Джесси улыбнулась своим мыслям.
– Почему ты так странно улыбаешься? – спросила миссис Корбетт, нарушая молчание.
– Я вспомнила недавний разговор с одним человеком, – осторожно ответила Джесси и смутилась, поймав на себе подозрительный взгляд Уоррика.
Гостиная в усадьбе Болье походила на гостиную в Корбетт-Касл. Здесь тоже стояла французская мебель из орехового дерева, беломраморный камин и в глаза бросалось множество изысканных дорогих тканей от шелка до атласа и парчи. Столовая также чем-то напоминала столовую в доме Корбеттов. В центре располагался большой стол красного дерева, за которым могли бы разместиться двадцать четыре человека, и обитые итальянским шелком стулья с гнутыми спинками. Узор шелка соответствовал узору парчовых драпировок. На столе помещались массивные серебряные канделябры, а на двух симметричных, украшенных позолотой буфетах из полированного дерева в арочных нишах – большие серебряные графины. Ужин подавала хорошо обученная прислуга. Харрисон, служивший окружным судьей, имел возможность подобрать для своей усадьбы хороших слуг из числа каторжников. Блюда из утки, лебедя, кенгуру и ягненка сменяли друг друга.
Весь вечер Джесси внимательно наблюдала за Харрисоном. В элегантном фраке, белой шелковой рубашке и искусно вышитом жилете он выглядел очень привлекательно. В конце ужина, откинувшись на спинку стула и небрежно положив руку на подлокотник, Харрисон отдыхал в расслабленной позе. За столом он постоянно сыпал шутками в духе английского юмора. Наблюдая за его жестами и движениями ухоженных рук с маникюром, Джесси думала о том, что ей будет спокойно и комфортно жить с Харрисоном. Он человек ее круга.
Харрисон беседовал с Беатрис о новом столовом сервизе со своим фамильным гербом в золоте, который заказал в Вустере. В отличие от Ансельма Корбетта, чей отец был выходцем из низов и сам сколотил состояние, став владельцев мануфактур на севере Ланкашира, Тейты происходили из потомственных дворян. Их предкам принадлежало небольшое старинное поместье в Гемпшире. Однако род самой Беатрис восходил к еще более древним и знатным фамилиям. Родословная играла большую роль даже здесь, в колониях. Однако более важное значение имели деньги. Здесь их ценили больше, чем в Англии. Тейты и Корбетты слыли богатыми людьми и потому считались ровней.
Чуть дрожащей рукой Джесси взяла хрустальный бокал с вином. Деньги и происхождение – вот на каких двух китах стоял ее мир. Главными ценностями выдвигались богатство, родословная и хорошее воспитание.
После ужина Филиппа и Беатрис играли в четыре руки на фортепиано, а Уоррик, развалившись в кресле, потягивал бренди. Харрисон пригласил Джесси прогуляться по саду, чтобы полюбоваться полной луной, ярко сиявшей на темном небе и освещавшей окрестности призрачным светом.
– Как чудесно! – восхищенно воскликнула Джесси.
– Ты так считаешь?
Он остановился и взял ее за руку. Его дыхание коснулось волос Джесси.
– А ты разве сам не видишь, как красиво вокруг? – смеясь, спросила она. Но когда Джесси вгляделась в лицо Харрисона, смех застыл у нее на губах.
– Нет, я ничего и никого не вижу, кроме тебя, – ответил он со странной улыбкой. – Луна – всего лишь предлог, чтобы выманить тебя из дома. Я хотел полюбоваться не ею, а тобой.
«Он сейчас поцелует меня, – испуганно подумала Джесси. – Поцелует так, как мужчина целует женщину, на которой хочет жениться и с которой хочет спать в одной постели». Робость охватила Джесси, но она тут же взяла себя в руки. Джесси с детства знала Харрисона и готовилась стать его женой. Она не должна смущаться в его присутствии. Пора привыкнуть к тому, что вскоре между ними возникнет физическая близость.
– Джесмонд, – прошептал Харрисон, и его теплое дыхание коснулось ее щеки.
Он обнял Джесси и, притянув ее к себе, стал поглаживать по спине и бедрам. А потом Харрисон припал к ее губам в страстном поцелуе. У Джесси перехватило дыхание. Чувствуя отвращение, она стала вырываться, упершись ладонями ему в грудь. Он отпустил ее и, отойдя на несколько шагов, закрыл руками лицо. Джесси стало неловко.
– Прости, – растерянно пробормотала она и, пользуясь тем, что Харрисон ее не видит, вытерла влажные губы. – Не знаю, что на меня нашло.