Страница 6 из 60
Если под левачеством понимать революцию и просвещение, а под правизной – консервацию и охранительство, то Монолит – несомненно скорее левая, чем правая организация. Но это левизна Наполеона, левизна футуристов, а не левизна социал-демократов.
Доктрина Монолита, несомненно, прогрессивна – настолько, насколько вообще может быть прогрессивной доктрина религиозной организации. Эмергенция – это прогресс в чистой форме, а Эмергентор – это прогресс, воспринимаемый в качестве субъекта.
Культ Эмергентора можно считать культом прогресса, если воспринимать слово "прогресс" в самом широком смысле.
Да, Монолит сверхфутуристичен, ибо черпает вдохновение не в прошлом, а в будущем – вне зависимости от того, рассматривается ли это будущее как следующая форма этой реальности, или же как универсальная метафора непроявленного мира. Наиболее фанатичные эмергенты уверены, что будущее уже существует и влияет на настоящее, вторгается в него. Можно услышать голоса будущего, если уметь слушать.
Важно также заметить, что стиль Монолита в конечном итоге антибуржуазен. Ведь в конечном итоге стремление к комфорту противоречит стремлению к развитию. А значит стиль противогазов, комбинезонов и космодромов выше стиля галстуков, костюмов и офисов. Монолит – это политический киберпанк. Кто сказал, что хакеры не могут действовать сообща?
Между тем, пропагандируя кооперацию, мы одновременно пропагандируем сверхрадикальный анархизм. Если обычные анархисты признают наличие неких систем внегосударственной ненасильственной регуляции, то мы идём куда дальше. Мы воспринимаем анархию не как более справедливый строй, а как вседозволенность, как Хаос. Мы – радикальные гипериндивидуалисты, и считаем что над человеком не должно быть законов: ни социальных, ни физических. В этом плане наше стремление преодолеть ограничения человеческой биологии можно рассматривать как прямое продолжение нашего гиперанархизма.
Но и на этом параллели с левым дискурсом не оканчиваются. Мы не просто прогрессивнее прогрессистов и анархичнее анархистов. Мы превзошли даже социальных коллективистов, ибо мы единственные, кто пропагандирует идею создания коллективного разума – единого синергезированного синхронистичного сверхсознания, сингуляра. В примитивной форме сервера телепатической связи это сознание существует уже сейчас. Это – Синкрет, Кора Монолита. Посредством него производится обмен мыслями внутри организации. Именно он станет после Тёмной Сингулярности основой Единого Тела Эмергентора.
Ну и, наконец, важно чётко заявить, что Монолит революционен до предела, до уровня онтологического манихейского троцкизма. Нас интересует перманентная революция вплоть до полной победы нашей организации в планетарном масштабе, любой иной исход для нас неприемлем. Это роднит нас с самыми радикальными течениями левого фланга.
Общеизвестно, что одним из главным факторов, определяющих склонность человека к революционной и экстремистской идеологии (левой или правой – не важно), является любовь к тоталитарной эстетике, к "имперскому стилю", который правильнее было бы назвать "политическим футуризмом" (ибо он вырос из футуризма и в него вернулся).
Чёткие, стройные, математически точные колонны штурмовиков, гул реактивных турбин, шелест ярких знамён, циклопические постройки, натиск танковых клиньев, рёв пикирующих бомбардировщиков, ужас ракетных атак – вся эта футуристская эстетика первой половины двадцатого века возбуждает молодёжь куда больше, чем скучные разговоры о прибавке к зарплате, свободе слова или бюджете на следующий год.
Проблема в том, что молодёжь, будучи неопытной и наивной, ловко попадается на крючки политических манипуляторов. И вот уже здоровый инстинкт завоевателя-доминатора конвертируется в поддержку самых импотентных, деградантских, беззубых, стариковских организаций. Таким образом, с одной стороны, эффективность тоталитарной эстетики в молодёжной агитации отрицать невозможно, а с другой стороны, работает эта эстетика в основном на силы деградации и вырождения. Как же решить сию проблему?
Для начала давайте определимся, что такое вообще тоталитарная эстетика. А что это такое? Что вообще такое "тоталитаризм" в изначальном смысле слова? Это общество, подчинённое одной, единой цели, одному замыслу. Из доминирования замысла вытекает и тоталитарный стиль, в котором один паттерн (чаще всего – стремление к военному доминированию) прорастает через все пласты общества. Стиль тоталитарного государства разумен, логичен, утилитарен и именно потому красив.
По крайней мере с точки зрения тех, кто ценит разум, логику и утилитарность. Это вытекает из самого определения красоты. Красота – это эмпатическая целесообразность, соответвие формы содержанию. Таким образом мы приходим к выводу, что субъективная красота тоталитарного стиля напрямую зависит от того, насколько цели тоталитаризма близки целям субъекта. Для либерала милитаристский тоталитаризм омерзителен, как омерзителен для милитариста либеральный тоталитаризм, основанный на максимизации прибыли.
Однако тоталитарная эстетика либерализма и милитаризма – это реликты прошедших веков. Представьте себе общества, целиком подчинённые замыслу, скажем, биологической трансформации. Или замыслу слияния машины и человека. Или замыслу выживания после ядерной войны. У них будут свои эстетические стили, вытекающие из самой логики этих обществ.
Чтобы выстоять и победить, Мировая Брахманическая Революция должна быть в первую очередь красивой политической утопией (а точнее – политической религией), и лишь потом – конкретной организацией с кадрами и ресурсами. Подобные мессианские структуры не имеют права останавливаться, они работают по "принципу велосипеда".
Соответственно, на повестке дня будет стоять не устранение "излишне резвых" революционеров, а их генерация и рекрутирование. Технически, подобный подход создал бы проблемы с управлением после планетарной победы революции, но поскольку революция будет скорее всего включать в себя гностический постгуманизм, то есть будет ориентированной на создание коллективного разума и достижение точки Омега, проблема исчезнет сама собой после воплощения Эмергентора в Едином Теле.
Иными словами, революция должна быть перманентной, непрекращающейся, экспансивной. Власть архонтов Демиурга должна пасть в планетарном масштабе. Лишь это гарантирует необратимость революции и её окончательный успех. Разумеется, этот путь рисковый, но для эмергентов, воплощающих несуществующее, есть лишь два выхода с этого плана Бытия: достигнуть точки Омега или умереть, пытаясь.
И сделаем эту революцию мы и только мы. Главное наше расхождение с расистами, фашистами, антифашистами, националистами, интернационалистами, коммунистами, социалистами, демократами, либералами, либертарианцами и прочими представителями политического поля заключается в том, что мы не ограничиваем своё мышление человеческой биологией и мыслим далеко за её пределами – так далеко, как это вообще возможно (постгуманизм, сингулярность, точка Омега и т.д.).
То есть расисты говорят: одни расы людей лучше других. Хорошо, лучше.
Националисты говорят: люди одной нации должны помогать друг другу. Хорошо, должны. Демократы говорят: все люди рождены свободными. Хорошо, рождены свободными. Всё это легко можно принять за рабочую гипотезу. Или не принять. Но что дальше-то? Какое отношение "расы людей", "национальности людей", "права людей" и прочие людские категории имеют к будущему, в котором людей не будет вообще?
Наша ориентированность на постчеловеческое будущее делает нас идеальными переводчиками с одного политического языка на другой. Мы равноудалены от политических идеологий человечества, мы для него как бы "инопланетяне". Впрочем, слово "инопланетяне" можно писать и без кавычек, ибо наша "база" – другая планета, альтернативная Земля. В этом плане весь дискурс пособничества инопланетным оккупантам – наш без всяких оговорок. Как и дискурс "власти роботов".
А в конечном итоге – любое античеловечество, кроме того, что обосноввывается с точки зрения животных.