Страница 6 из 21
«Ещё один мир зовется «Камень», там вздымаются до небес мертвые, холодные вершины бесснежных гор. Четвёртый же – «Смерть», ибо он – безжизненная пыльная равнина, и воздух его ядовит и убивает любого, кто вдохнет его, в несколько коротких мгновений…»
Да, есть места и пострашнее Холода. Но Смерть хотя бы лишает свою добычу жизни быстро и без мучений. Говорят, тот, кто забрел в Смерть, через пару шагов просто падает, лишившись чувств, и даже не понимает, что умер. Нет, всё-таки это не так страшно, как замерзать, зная, что тебя ждёт и что помощи не будет.
«Оставшиеся же Дороги ведут в никуда. В ничто, в абсолютную пустоту, в нигде, переполненное путями междумирья, видеть которые могут лишь Странники. Остальные же, вечно бродя в поисках троп, становятся призраками Дорог: потерянными, проклятыми, озлобленными на всех, кто избег подобной участи. Ибо там, за Гранью, никто, кроме Странников, не способен найти дорогу домой. Равно как не способен сохранить разум…»
Стать таким призраком, вечным скитальцем – вопреки доводам рассудка, даже такая судьба казалась ему не столь ужасающей. Лишь бы только не Холод! И не Смерть!
Бессонница мучила его каждую ночь. Каждую проклятую ночь он лежал, уставившись в потолок, и не мог уснуть. Он давно выучил узор, состоящий из сучков и прожилок на потемневшем от времени дереве. Каждую ночь он проводил по нему взглядом, будто пальцем. Он мог бы по памяти и с закрытыми глазами повторить его в любой момент, но зачем? Раньше этот рисунок помогал ему коротать длинные ночи, дожидаясь спасительного утра, когда в усиливающемся свете фонарей накатывала, наконец, усталость, а за ней приходил и сон, в котором не было тревожащих душу сновидений. Но теперь и это средство перестало помогать. Оставалось лишь ждать того странного утра, что бывает на Перекрёстке Миров, утра, которое начинается не с восходом солнца или иного светила (ведь тут их нет), а с того, что приглушенные на ночь газовые фонари вдруг начинают разгораться всё ярче и ярче, и густые ночные тени жалобно отползают от них, прячась под стенами домов и в глубине придорожных канав, хоронятся под днищами оставленных на ночь телег и возков, чтоб переждать очередной день под вечно тёмным небом.
И он ждал, привычно обводя взглядом древесные узоры, потому что больше ему ничего не оставалось делать. Только ждать и про себя повторять то ли сказку, то ли присказку, которую наизусть знала когда-то его маленькая сестрёнка, пропавшая целых десять лет назад…
***
– Что там за волнения в Центре? Опять кто-то решил высказать архонтам всё, что о них думает? – невысокий и очень тонкий юноша лет двадцати на вид шмыгнул носом и невесело усмехнулся.
– Наверняка, – пожал плечами его собеседник, повыше ростом и раза в два старше. – С тех пор, как выходы квинт взяли под полный контроль, недовольных становится всё больше.
Собеседники расслабленно сидели на завалинке добротного деревянного дома, прямо под распахнутым настежь окном. Лёгкий ветерок, дующий со стороны Холода, тщился захлопать ставнями, но был слишком слаб и потому вынужден был довольствоваться занавесками – но их он трепал от души, словно пытался оторвать.
– Не стоило им в дела дриммерского цеха лезть, – возмущенно воскликнул первый и тряхнул чёрной, точно вороново крыло, чёлкой, отбрасывая её с глаз. – Ходили себе, когда и куда хотели, никому не мешали, таскали разные ценные артефакты, исследованиями занимались, а теперь что? Пока цель выхода обоснуешь, пока разрешение получишь, тьфу! А что в этом обосновании писать-то? Хочу, дескать, изучить такой-то мир с такими-то целями? И ладно бы разрешение выдавали, так нет, большинство отказ получает. Так ведь и до бунта недалеко, дриммеры ребята не робкие и под тёмным небом Перекрёстка сидеть подолгу не любят.
– За себя говори, – строго отрезал второй. – Не робкие, но и не круглые дураки, чтоб с архонтами конфликтовать. Объявляли, что мера временная, так что это ненадолго.
– А ежели надолго? – взвился первый.
– Тебе что с того?
– Как это что? Мне скоро обучение заканчивать, зачёты сдавать…
– Вот именно, – нравоучительным тоном заметил второй. – Сначала сдай, а потом можешь возмущаться, сколько хочешь.
Возражений у черноволосого юноши не нашлось, и он надолго замолчал. Его собеседник, воспользовавшись паузой, погрузился в собственные мысли.
Десять лет прошло с тех пор, как его прежняя квинта была расформирована из-за потери искателя. Тогда пропала девочка – заигравшись, она не заметила, что зашла слишком далеко по ведущей за Грань Дороге. Весь Перекрёсток был поднят на поиски, все квинты и даже ученики из тех, что почти уже закончили свое обучение. Глупые поиски, бессмысленные, ведь каждому известно – кто ушёл за пределы света фонарей – уже не вернется. Но нельзя же было не попытаться спасти малышку.
Не спасли. А к тому же понесли ещё одну потерю. Кан, многоопытный искатель, нащупал след, призрачный и ненадёжный, почти уже стёршийся. И, не дожидаясь помощи, рванул по нему в одиночку, оставив в Центре очень туманное и невнятное послание, которое архонты тотчас спрятали, так и не сообщив, что в нём было написано. Почему Кан, всегда осторожный и предусмотрительный, поступил так бездумно? Что заставило его спешить? Теперь уже не у кого спрашивать. Искатель пропал вслед за переполошившей весь Перекресток девочкой. Сгинул бесследно. И безвозвратно.
Квинту после произошедшего расформировали. Отт, старый командир, отказался от должности в Центре, предпочёл заняться фермерством в одном из необитаемых миров; он не смог смириться, что теперь над его головой вместо жёлтых, голубых, зелёных и ещё невесть каких небес всегда будет лишь никогда не светлеющий небосвод Перекрёстка. Впрочем, это был обычный выбор для большинства бывших дриммеров, ушедших на покой. Так же поступил и Эш – ещё один дриммер квинты Отта.
А вот они с Эрис остались. Рыжая, не без помощи многочисленных воздыхателей и разной степени близости приятелей в Центре, получила назначение в цех операторов, а его, оценив опыт и количество успешных выходов (всё-таки квинта Отта была одной из лучших), тут же приставили наставником к зелёным новичкам, мнящим себя будущими открывателями новых, неизведанных миров.
Сброд какой-то, если честно, а не новички! Одни романтические мечты и совершенно никакой серьёзности. Большинство даже к зачётам допускать нельзя, не говоря уж о практике! Но и среди сброда нашлась парочка негранёных алмазов – зачёты им хоть сейчас можно ставить, а вот практики парням не хватает катастрофически.
– А я слыхал, что среди архонтов нет единства, – вновь подал голос юноша, один из тех самых алмазов. – Ахерон единолично выходы запретил, а Вельтиор и Угран против, да только поделать ничего не могут.
– Как Ахерон может единолично приказать? Архонтов потому и трое, чтоб все решения принимать совместно или хотя бы большинством голосов?
– Нюх у меня на такое, знаете же, мастер Корис, – неопределённо помахал рукой в воздухе юноша. – Вот и сейчас что-то тревожное, непонятное, чую. А слухи только подтверждают. Неспроста это всё.
– Мальчики, – неожиданно вступил в разговор третий голос, низкий, бархатный, и из-за угла дома выскользнула гибкая женская фигура. – О чём это вы тут шепчетесь так тихо, что на всю улицу слышно?
– А… – сглотнул юноша, разглядывая невысокую, но очень ладно сложенную женщину с коротко стрижеными волосами удивительно яркого рыжего цвета.
– Рад тебя видеть, Эрис, – поднялся ей навстречу Корис. – Последние слухи обсуждаем.
Гостья, тряхнув головой (знает ведь, чертовка, хорошо знает, как действует на мужчин ее шевелюра), обворожительно улыбнулась и предложила:
– Так и мне расскажите. Только, мальчики, холодно сегодня что-то, может, в тепле продолжим? Что там Арэн, спит ещё? Не разбудим, если в дом зайдём?
– Да вы и с улицы мёртвого разбудите, – раздался ещё один голос, сонный и недовольный. – Нарочно, что ли, под открытым окном устроились?
Троица снаружи, переглянувшись, дружно рассмеялась.