Все, что я хотела сказать

Его пристальный взгляд задерживается на мне намного дольше, чем необходимо, после чего я наконец поднимаю голову и вижу, что он снова сосредоточился на телефоне. Медленно разворачиваю записку, прячу ее в тетрадь и читаю ответ Сильви.

Я понятия не имею, что здесь происходит. Наверное, ты не веришь мне, но весь прошлый месяц мне было плохо, и я отсутствовала в кампусе. Поэтому и не видела тебя. Я вернулась только сегодня и влипла в неприятности на уроке всемирной истории за то, что пререкалась с учителем. Вот почему меня оставили после уроков. Такая глупость. У меня нет такой власти, как у Уита, но какая-то все же есть. Может, я смогу помочь тебе, но ты должна рассказать мне, что случилось.

Я хочу верить ей, но это сложно. И что значит, ей было плохо? Верю, что ее не было в кампусе. Я вообще ее не видела, так что тут все сходится. Но ей было плохо? У нее какое-то заболевание? Расстройство? Наркотическая зависимость?

Что мне ей сказать? Я хочу твоего брата, но он дерьмово ко мне относится и сделал меня изгоем в кампусе? Но все же по какой-то причине каждый раз, когда мы разговариваем, мне хочется потянуться и поцеловать его, просто чтобы выяснить, правда ли он так приятен на вкус, как я помню.

Поджав губы, я сосредотачиваюсь на написанных Сильви словах и снова их перечитываю. Начинаю писать ответ, не желая вдаваться в подробности на случай, если кто-то (Мэтьюз) заметит, что мы передаем друг другу записки, после чего опять попадем в неприятности.

Давай поговорим после наказания. Тогда и расскажу тебе, что случилось.

Я складываю записку и опускаю левую руку вниз, зажав бумажку между пальцами. Отпускаю, давая ей упасть на пол, и в тот же миг знакомый голос выкрикивает:

– Директор Мэтьюз!

Меня переполняет страх, живот сводит, а съеденный сэндвич грозит выскочить обратно. Это Эллиот. Я бросаю на него взгляд и вижу, что он наблюдает за мной с усмешкой и веселыми искорками в глазах. Он готов отомстить мне за то, что я недавно ему сделала.

– Да, Эллиот? – спрашивает Мэтьюз.

– Сильви и Саммер пере…

Сильви заходится сильным кашлем. Громким. Дребезжащим. Я с беспокойством поворачиваюсь к ней и вижу, что она склонилась над партой, зажав рот руками и содрогаясь всем телом. Встаю с места, подхожу к ней и опускаю ладонь ей на спину. Я чувствую, как она дрожит, не переставая кашлять, и Мэтьюз, встав из-за стола, подходит к нам.

– Сильви, с вами все в порядке? – мягко спрашивает он.

– На слух непохоже, – говорю ему я, а в крови бушует страх.

Сильви не врала. Ее кашель звучит ужасно, а значит, она правда чем-то болеет. Она такая маленькая, такая худенькая, что удивительно, как она не падает в обморок от напряжения, вызванного кашлем.

– В-все нормально, – хрипит Сильви. – Н-нормально, – выдавливает она, тяжело дыша.

– Давайте проводим вас в медкабинет, – предлагает Мэтьюз, оглядывая класс. – Сейчас вернусь.

– Вам нельзя уходить, мистер Мэтьюз, – отвечает Сильви. Ее голос звучит хрипло, слова еле слышны. – Я с-сама могу д-дойти.

Она снова начинает кашлять. Я озираюсь кругом и подмечаю выражения лиц присутствующих. Большинство кажутся совершенно невозмутимыми, будто уже наблюдали подобное раньше, и им это наскучило.

– Ни в коем случае. Кто-то должен вас сопровождать. – Директор останавливает взгляд на мне. – Саммер, проводите ее?

Не могу поверить, что он мне разрешит. Эллиот уже был готов нас сдать, а теперь Мэтьюз позволяет нам уйти.

– Да, сэр.

– Отведите ее в медкабинет и сразу же возвращайтесь. На это у вас должно уйти не больше пятнадцати минут. Понятно? – Он многозначительно смотрит на меня.

Я киваю.

Сильви собирает свои вещи, и, пока я жду ее, так беспокоюсь, что мне хочется попросить ее все бросить. Я помогу ей, хотя внезапно кажется, что она сама прекрасно справляется. Мэтьюз садится обратно за свой стол и устремляет взгляд на парня, который собирался доложить, что мы передавали друг другу записки.

– Вы хотели что-то сказать, Эллиот?

– Ерунда, – бормочет он, сникнув. – Неважно.

Мы выходим из класса, а Эллиот не сводит с нас глаз, нахмурив брови на красивом лице. Он злится. Я это вижу, но мне все равно.

И Сильви, очевидно, тоже.

Как только мы спускаемся по лестнице и идем к выходу, она делает глубокий вдох и улыбается мне.

– Было ужасно больно, но стоило того, чтобы оттуда выбраться, – говорит она.

Я открываю дверь и выхожу. Нас приветствуют легкий ветерок и заходящее солнце.

– Ты так кашляла, чтобы отвлечь внимание?

– Мне пришлось. Эллиот собирался пожаловаться на нас Мэтьюзу, – объясняет она, будто закашляться было логичным решением.

– Прозвучало болезненно.

– Было и правда ужасно. Но, повторюсь, оно того стоило. – Сильви ведет меня направо, к административному зданию. – Так хотя бы освободилась от наказания. Мне жаль, что тебе придется возвращаться.

– Уж лучше сделать перерыв, чем сидеть там все время. Я уже начала засыпать.

– Самое скучное занятие на свете. Отстойно, что сам Мэтьюз сидит там и все время играет в телефоне. Будто специально, – говорит она.

– Уверена, так и есть. – Я колеблюсь. – Он всегда следит за учениками, оставленными после уроков?

– Да. Думаю, ему нравится нас мучить.

– Я тоже так подумала.

Сильви останавливается возле административного здания, а потом касается моей руки и вынуждает меня тоже остановиться.

– Уит превращает твою жизнь в кампусе в настоящий ад?

Я киваю. Если не буду осторожна, то могу расплакаться от ее добрых глаз и тихого голоса.

Сильви шумно выдыхает и смотрит на часовню.

– Больше всего на свете он любит мучить девушку, которая ему интересна. Он уже так делал. Он как первоклассник, который бегает за тобой и бьет, тогда как на самом деле ты ему очень нравишься.

– Я ему не интересна. Не в этом смысле, – твердо говорю я, и ложь легко срывается с моих губ. Возможно, я ему не нравлюсь, но точно интересна. – Он ненавидит меня за то, что моя мать делала с вашим отцом.

– Его ненависть направлена не на того человека. Он должен злиться на нашего отца.

– А еще он злится на меня.

– Уит очень преданный. А это означает, что он предан нашей матери, хотя она настоящая змея, вечно ждущая в засаде и готовая наброситься, – с горечью говорит Сильви.

Меня поражают ее слова, ее тон. Я еще ни разу не слышала, чтобы кто-то плохо отзывался о Сильвии Ланкастер. Обнародованные подробности развода Ланкастеров обрисовали Огастаса как мужчину, который никогда не мог держать член в штанах, а его жену – святой покровительницей семьи.

– Я не понимаю, почему Эллиот собирался на нас донести, – продолжает Сильви, когда мы подходим ближе к зданию. – Он друг Уита, а значит, не должен чуть что втягивать меня в неприятности.

Я рассказываю ей обо всем, что недавно произошло. О том, как Эллиот схватил меня, а я ударила его по яйцам, чтобы вырваться. Я не вдаюсь в подробности о встрече с ее братом, как и о том, что мы наговорили друг другу.

То происшествие значения не имеет.

– Господи, вот это отпад! – с удовольствием восклицает Сильви, когда я заканчиваю объяснять. – Он повалился на пол? Правда?

Ветер становится сильнее, окутывая нас, и, подняв взгляд на небо, я вижу, как его застилают черные зловещие тучи.

– Рухнул, как мешок с картошкой.

Мы обе смеемся, и мне становится так приятно, так легко. Это самый светлый момент, который я пережила с тех пор, как сюда приехала. Но потом смех Сильви оборачивается кашлем, и она прикрывает рот ладонью, а ее грудь тяжело вздымается от напряжения.

– Нам нельзя смеяться, – говорю я, гладя ее по руке. – Идем. Становится холодно. Давай я отведу тебя в медкабинет.

– Я скажу брату, чтобы отозвал своих псов, – говорит она, когда мы входим в здание. – Он поступает несправедливо. Хотя он всегда так делает, так что не стоит и удивляться.