Я

— Захотел легко свалить? Не выйдет. Мы все тут паримся, и ты будешь! — шипел я.

— Дружище, я… Я бы обязательно спас Элли, если бы она пришла сразу. Но сейчас я уже не могу, даже если бы были лекарства… — врач громко сглотнул. — Смотри.

Он открыл небольшой сейф. Там была палетка с самовводными ампулами. Две из них, перевязанные, были в сторонке, на них красным было написано «для Элеоноры».

— Боюсь, что этого не хватит… Дружище, достань ещё пару. Пусть Эля уйдёт без боли.

Я не ожидал такого от врача. Ещё год назад такое было невозможно, но сейчас это стало жуткой реальностью. Мои ноги задрожали. Не в силах больше стоять, я просто рухнул в кресло и тихо застонал от безысходности.

Конечно, я достану то, что просит доктор, но это не спасет Элю. Я молча заплакал. Мои глаза оставались сухими, лишь тело выдавало моё состояние, безобразно подёргиваясь.

Док, хромая, подошёл ко мне. Видимо, он хотел напомнить мне, что я тоже виноват в отсутствии лекарств, поэтому положил руку на моё металлическое плечо и похлопал пару раз по нему. Ван глухо сказал, глядя в пустоту:

— Ну, вот и договорились. И коробочку свою не забудь. А то найдет кто, подорвется. А мне лечить не чем.

Он вышел из кабинета не прощаясь. А я ещё долго сидел, собирая свои мысли и чувства в кулак. Я страшился того, что меня ждёт.

День первый

— Я… Я хочу сказать…

— Тихо, я здесь, не трать силы. Я здесь.

Элли замолчала, шумно втягивая воздух. Каждый вдох давался ей с трудом, и сейчас точно было не до разговоров. Она подняла веки и посмотрела на меня потухшими глазами.

— Обещай мне… Слышишь?.. Обещай, что позаботишься о себе… — Эля задыхалась. А я не мог произнести ни слова. У меня ком стоял в горле. Единственный родной мне человек погибал. Ни один врач не мог нам помочь. Боль приближающейся потери сжимала мне виски. Я боялся открыть рот, чтобы из него не вырвался крик, скорее даже вой смертельно раненого зверя.

— Обещай… Н-ну! — почти беззвучно крикнула любимая.

Я собрался и выдавил из себя, отчётливо произнося каждое слово и имитируя свою обычную уверенность:

— Обещаю. Разве я тебя когда-то подводил?

Наверное, я даже приподнял брови и улыбнулся. Эля пошире открыла рот, ловя воздух. В её потухших глазах блеснул огонёк. Так она улыбалась мне в ответ. Я ещё крепче сжал её руку. Поцеловал каждый пальчик и тыльную сторону ладошки. Последнее время мне приходилось быть сильным, очень сильным. Но сейчас я держался из последних сил. Потери близких меня преследовали. Напарник, младший брат и вот теперь Эли.

— Помнишь, как мы познакомились?.. Ты была замотана в красные тряпки и гордо назвала это платьем, а на плечах у тебя кусок какого-то меха.

Эля опять глазами мне улыбнулась. Немного сжала мои пальцы и произнесла:

— Не переживай… Мне не больно… Врач сказал, что ты принёс… принёс лекарство… Его хватит…

Ком опять подкатил к горлу. Достать обезболивающее — это всё, что я смог для неё сделать. От бессилия и ненависти к себе у меня кружилась голова. Я отвёл взгляд и уставился на дверь, в матовом стекле которой бегали тени, проходящих по коридору посетителей. Мою руку снова сжали, я быстро повернулся.

— Я всегда… за тобой… как за стен… стеной. Ты… Ты. Я. Я люблю… Ты мой…

Сознание Эллюшки путалось, ей не хватало кислорода, но она по-прежнему крепко сжимала мою руку.

Я тихонько запел ей нашу песню. Её глазки вновь загорелись. Дыхание стало чуть ровнее. Любимая посмотрела на меня так ласково, что мне стало неудобно, и мои щёки запылали. Эля продолжала на меня смотреть ещё какое-то время. Потом закрыла глаза, легонько, в ритм сжимая мои пальцы. Ей нравилось, как я пою. Мне стало немного легче, и когда закончилась одна песня, у меня нашлась ещё одна. И ещё одна. Эля легонько подпевала мне рукой. Не помню, сколько так продолжалось. Просто в один момент я понял, что меня никто больше не держит…

Мои ноги на автомате вывели меня из госпиталя. Не знаю, сколько я просидел вот так: на мотолёте перед центральным входом, с открытым забралом и орущим мне по слуховой дежурным.

Ливень разошёлся не на шутку. Но я этого не чувствовал. Тупая боль застила глаза. Я тихо ревел, изредка вздрагивая, и был признателен дождю за то, что тот скрывает мои слёзы. Мне захотелось уйти отсюда вслед за Элли.

В реальность меня вернул противный скрип. Он всё нарастал и через уши врезался в мозг сотнями игл.

Я повернул голову и увидел рядом с собой его. Или её? Это было какое-то жалкое подобие человека в грязной разодранной одежде. Волосы почти полностью скрывали лицо и лохмами спускались до пояса. В руках это человеческое существо держало сумку-тележку. Откуда только взялся такой доисторический предмет? А ещё от него не пахло, совсем. Даже мой анализатор воздуха ничего не уловил.

— Их смерть, их спасение! — резко крикнуло мне существо и пошло дальше.

Наконец дежурному удалось до меня докричаться. Я подтвердил, что готов вернуться к службе. Табло, вживлённое под верхние веки, быстро ввело меня в курс событий сегодняшней ночи. Несколько разбоев, кражи и избиения — банды вышли на охоту, судьба дарила мне много шансов найти сегодня смерть. Это меня приободрило. Слёзы в момент просохли вместе с каплями дождя под закрытым забралом. Я выжал гашетку, и мотолёт понёс меня в сверкающую огнями и полную опасностей ночь.

Первое место нападения было неподалёку, я как раз успел к кульминации. Двое здоровяков на беговых имплантах окружили мужчину и угрожали расправой. Пара моих коллег уже держали бандитов на прицеле, шёл торг за жизни пленённого гражданина. Я не захотел играть по правилам, прибавил газу, завалил корпус своего летуна набок, и мы проскользили через нападавших, отделяя их тела от имплантов. Кровь и биожидкости небольшими фонтанами разлетелись в стороны, мне показалось, что я даже задел и их жертву, но меня это не остановило.

Я рванул дальше по полупустым улицам. Дежурный орал в ухо, что я псих и меня отправят на деактивацию имплантов, но я сухо ответил, что преступники обезврежены, еду на следующий вызов, который горит ярко-красной точкой. Это знак высокой степени риска. Вот куда я сейчас хочу. Да, это другой конец урбана, но я уже решил. Для ускорения полетел через пешеходную площадь и небольшой парк в центре.

Тридцать шесть лет назад тут казнили моего дядьку. Это сильно ранило мою маму. Она избегала это место. И я тоже стал это делать, мне не хотелось причинять ей боль. Я ни разу тут не был, пока случайно не узнал, истинную причину казни. Дядька был лидером “беретов”. Мной овладела ненависть к нему и к этому месту.

Однажды ночью я напился и прилетел сюда, на площадь Рожениц. Она была подернута легким туманом. В центре торчал высокий белый обелиск, а за ним высилась базальтовая скала с тремя красивыми каменными женщинами.

Фигуры стояли, взявшись за руки, чёрные и холодные. Они безразлично смотрели вдаль. Им было плевать на меня. От обиды я заорал, в ту ночь им было высказано все, что у меня накопилось. Помню, что остановился от странного чувства. Мое тело покалывало, тогда же впервые закружилась голова. Мне показалось, что меня затягивает невидимый водоворот. Я испугался и дал дёру.

И вот, много лет спустя, мне придется снова там побывать.

Дождь был мне на руку: людей на площади не было, никто не мешал лететь, не снижая скорости. Впереди замаячили огни площади. Они переливались из-за дождя и непонятной дымки в этом месте. Показался обелиск в центре, а за ним громадный кусок скалы с барельефом красивых, блестящих тел. Сегодня женщины не казались мне безразличными. Наоборот, они поманили меня.

«Вот оно!» — мелькнуло в голове. Я направил летун на скалу и выдавил гашетку до упора, но на импланте сработал предохранитель, машина подо мной начала скидывать газ. Я перекинул родную руку с одной рукоятки на другую, и поверх протеза нажал на газ. Этому фокусу меня научил погибший напарник. Обычно всё у меня получалось, но тут летун заплясал. Его корму кидало из стороны в сторону. Секунда — и вот меня уже с него сорвало. Мотолёт снёс пару фонарей и проскользил по мокрой улице ещё метров тридцать. Я же запомнил только приближающийся обелиск. Ура! Я получу, что хочу.