Дороти должна умереть

41

Синдра была чересчур восторженна, учитывая тот факт, что только вчера ее предшественнице откусили руку.

— Разве Дороти не щедра? — спросила она, когда все мы выстроились в линию в конце бального зала, ожидая начала вечеринки. — Новая форма прелестна. И такая удобная!

Я улыбнулась, кивая. Действительно, мягкий гладкий атлас, из которого были сшиты платья для праздника, приятно касался кожи, но назвать эти шмотки удобными — явное преувеличение. Хотя бы потому, что они были слишком короткими и я без конца одергивала юбку, чтобы не сверкать нижним бельем.

Последний раз я заходила в бальный зал сегодня утром, и за это время он преобразился до неузнаваемости благодаря богатым украшениям. Около сотни рубиново-красных диско-шаров сияли на фоне темного куполообразного потолка. Но по сравнению с обычными шарами, которые я видела в Канзасе, эти будто парили сами собой и пульсировали в такт музыке, поднимаясь к потолку и крутясь под ним, будто сияющие красные сердца. Кроме того, деревянный паркет, который я, сгорбившись, долгие часы отскребала от грязи, магическим образом исчез и сменился прозрачным танцполом. Под ногами раскинулось искрящееся звездное ночное небо, каждое созвездие сверкало ярко и близко. С земли такого не увидишь.

Вместо обычных скатертей столы были окутаны розовым дымчатым туманом, будто сорванным с рассветных облаков. В центре каждого стола стояло растение, которое я сразу узнала, — гигантский, постоянно меняющийся цветок из оранжереи. Прямо на глазах его бутон превращался из розы в георгин, потом в орхидею, лилию и далее по списку, меняясь с калейдоскопической скоростью, от которой кружилась голова.

— Великолепно, правда? — благоговейно прошептала Синдра. — Зал украшала Глинда. Она всегда бесподобна.

«Несколько безвкусно», — хотелось бросить в ответ, но, по правде говоря, я тоже не могла не согласиться, что зал выглядит потрясающе. И мысль о предстоящей миссии — когда на созвездия под ногами обязательно прольется кровь — немного печалила.

— Да, — согласилась я с Синдрой, — великолепно.

Я чувствовала, как вокруг струится магия. Интересно, сколько сил пришлось вложить в это место? Должно быть, это часть плана Ордена: когда здесь сосредоточено столько магии, никто не заметит, как по периметру дворца ведьмы будут создавать щиты. По крайней мере пока не станет слишком поздно.

Двери распахнулись: в зал устремился поток гостей, а подносы в руках у горничных как по волшебству наполнились закусками и напитками. Коктейли были украшены чем-то напоминающим настоящие рубины и изумруды. Сердце мое затрепетало. Вечеринка началась — теперь пути назад нет. А для того, чтобы достичь цели сегодняшнего вечера, мне необходимо убедить себя, что не произойдет ничего необычного. Убийство Дороти — просто один из пунктов ежедневных обязанностей горничной. Ничего особенного!

— О’кей, девчонки! — воскликнула Синдра, повернувшись к нам. — Все мы видели, что случается с неудачниками, да? Так давайте, эм-м… сделаем по-другому. Пусть об этой вечеринке будут говорить еще долгие годы!

«О-о-о, это как пить дать», — подумала я.

Горничные рассредоточились по залу, обходя его по периметру и предлагая гостям разнообразный выбор закусок и напитков. Сначала я обслужила группку нытиков, которые целую вечность не могли решить, что же будут пить. Они убеждали друг друга взять одно, потом другое, а потом резко брали слова обратно, уверяя, что нужно просто не париться. Следующей оказалась мрачная на вид королевская семейка Страны мигунов. Все ее члены, как на подбор, были в сияющих костюмах из прессованного металла. Таким позавидовал бы сам Железный Дровосек! Мигуны, взяв напитки, даже не глянули на меня.

Когда подносы горничных пустели, магия вновь их наполняла. Никто не разговаривал с нами и не обращал на нас внимания. Все, что требовалось от служанок, — мило выглядеть и не спотыкаться. Зал заполняла музыка, все гости смеялись и болтали. Часть гостей собралась вокруг Лоскутушки, лоскутной куклы: они хлопали, пока девушка прыгала и изгибалась, исполняя какой-то акробатический номер, напоминающий нечто среднее между брейк-дансом, танцем вог[8] и гимнастикой. Когда, сделав колесо, она села на шпагат, по залу пронеслись одобрительные возгласы. Лоскутушка поднялась и поклонилась, музыка сменилась на медленную и унылую мелодию. Все диско-шары, кружащие по залу, начали собираться в точке под самым куполом. Там они слились воедино и стали пульсировать в такт музыке, как огромное рубиновое сердце.

Затем сердце начало медленно опускаться. Болтовня в зале затихла, и все взгляды обратились к нему. Я просканировала взглядом толпу, пытаясь отыскать главных действующих лиц. Как ни странно, большая их часть куда-то пропала: я не увидела ни Волшебника, ни Озмы, ни даже Глинды с Дороти. Страшила, Лев и Железный Дровосек тоже испарились.

На данный момент в зале остались только звезды второй величины. Достигнув пола, стеклянное сердце взорвалось, осыпав всех вокруг дождем красных искр. Что-то опустилось мне на руку — оказалось, сверкающие красные точки превратились в лепестки роз. Я смахнула их, пытаясь разглядеть что-либо сквозь пелену из блесток, конфетти, лепестков и розоватого дыма. Принцессе стоит отдать должное, она умеет эффектно появиться. В центре зала, там, где пару мгновений назад пульсировало стеклянное сердце, стояла Дороти. За ее спиной появилась свита — Страшила, Железный Дровосек, Лев и Глинда, которые, однако, быстро ушли, смешавшись с толпой.

Дороти была прекрасна и величава, настоящая принцесса с головы до ног. Губы накрашены помадой — без капли ВечноУлыбки, — улыбка принцессы была легкой и расслабленной, дарящей ощущение тепла. На ногтях Дороти сияли настоящие рубины. Локоны были изящно уложены в высокую прическу, по прядям пробегали золотистые прожилки к изумрудному гребню на самом верху — Изумрудный город и дорога из желтого кирпича, как поняла я.

На принцессе было длинное облегающее, расшитое бисером платье, расширяющееся от колен. Корсет был затянут так туго, что я не понимала, как она в нем дышит. Дороти намеревалась продемонстрировать всему миру не только шикарное декольте: сбоку платья был разрез, открывающий и другие формы принцессы. И, конечно же, туфли. С появлением Дороти толпа словно сошла с ума. Аплодисменты и крики раскатисто разносились по всему залу. Дороти взмахнула ресницами, изображая скромницу, и махнула рукой, безмолвно говоря: «Ах, ну что вы».

Мимо принцессы проплыл поднос. Даже не глядя, она подхватила бокал с коктейлем и, выпятив пухлые губки, сделала изящный глоток. До-олгий глоток. Наконец, когда бокал наполовину опустел, Дороти промокнула уголок губ салфеткой и подняла руку, призывая своих восторженных вассалов к тишине.

— Благодарю, — произнесла принцесса приторно-сладким голоском. — Я так рада, что все вы смогли приехать этим вечером сюда, чтобы отпраздновать со мной столь замечательное событие.

Стоящий передо мной жевун в ярко-оранжевом смокинге повернулся к соседу — приземистому, похожему на монаха мужчине в узорчатом кимоно, с бородой, подобной щупальцам осьминога, и прошептал:

— А что за событие-то?

— Да ей просто захотелось закатить вечеринку, — отозвался монах.

Я бы подумала, что это событие — какой-то неизвестный мне праздник Страны Оз. Но вечеринка была устроена просто по прихоти принцессы. А Дороти тем временем театрально прикрыла лоб ладонью.

— Как многие из вас знают, последняя неделя выдалась очень сложной. Одна из моих ближайших фрейлин оказалась отвратительной Злой предательницей, и, как вы можете представить, я была морально опустошена. Но с радостью хочу сказать, что проблема уже решена и все стало даже лучше, чем раньше. А теперь, прежде чем мы вновь продолжим танцевать, хочу представить вам особую гостью, чье присутствие здесь ужасно волнительно для меня.

Воцарилась тишина, и в дальнем конце зала послышался шорох. Глухой шепот пронесся по толпе, расступавшейся, чтобы освободить путь для новой гостьи. О ком могла говорить Дороти? И тогда я увидела ее: шатаясь из стороны в сторону и делая неуверенные шаги, она брела, с трудом удерживая поднос, заставленный напитками. Ее лицо опухло и было покрыто ссадинами, а зеленая форма горничной запятнана кровью. На месте глаз зияли два темных пустых провала, а рот неуклюже приоткрылся, будто застыл в крике.