Страница 12 из 16
Бывший главный оппонент "письма 14-ти" Колосков, если судить из его разговора со мной, воспринял антишалимовские выступления фанатов куда ближе к сердцу, чем сам их адресат:
– Считаю, что это недопустимо, в жесткой форме осуждаю такие проявления. Убежден, что ошибки должны людям прощаться. Тех, кто поднимал эти плакаты, я хотел бы спросить: в чем разница между вашим экстремизмом и экстремизмом игроков, в 93-м году написавших это письмо? Их порыв я объясняю тем, что было такое время. И очень хорошо, что сегодня они правильно оценивают свои тогдашние действия. Если бы мы поддались их давлению и поменяли тренера – представьте, какая в нашем футболе наступила бы анархия. Пример оказался бы заразительным…
Колосков встал на защиту Шалимова – можно ли было представить себе такое в 94-м? А можно ли было вообразить фразу Кирьякова в недавнем интервью моим коллегам Юрию Голы-шаку и Александру Кружкову в "СЭ":
– Вот с Вячеславом Ивановичем можно было бы пообщаться! Мы учились с его сыном, начинали в одной команде. А сам Колосков – очень интересный собеседник. Какое-то время скверно к нему относился – думал, в его силах было решить конфликты, которые регулярно возникали. Но сейчас с удовольствием посидел бы с ним в ресторане. Если увижу – непременно приглашу.
Казалось бы, с каждым годом высказывания сторон конфликта становились все более взвешенными. Однако Колосков в книге "В игре и вне игры", вышедшей в 2008-м, вновь оказался чрезвычайно резок:
"Павел Федорович, воспитатель чемпионов страны, открыватель многих молодых талантов, обвинения в ретроградстве и непрофессионализме… не вынес. Ушел из сборной и вскоре ушел из жизни. Как знать, не спровоцировало ли вспышку болезни хамство и некомпетентность тех, кто говорил гадости в его адрес. Ведь уважающему себя человеку очень трудно привыкнуть к несправедливым обвинениям и оскорблениям".
Прокомментировать эту реплику бывшего руководителя нашего футбола можно одним только фактом. Между уходом Садырина из сборной и его кончиной прошло семь с половиной лет.
И многие игроки, остыв от обид, сами дали понять Сады-рину, что очень жалеют о случившемся. К примеру, весной 2005-го, спустя три с лишним года после смерти тренера, я спросил Юрана:
– У вас осталось чувство вины перед Садыриным?
– Я был на его похоронах. Прилетел в тот момент в Москву на зимние каникулы из Германии и узнал, что Садырина не стало… А чувство такое – да, есть. Какая нелепость получилась с этим "письмом 14-ти"! И сборную жалко – то поколение родилось для того, чтобы дойти до полуфинала чемпионата мира. И, конечно, ее тренера. Потом мы встречались с Садыриным в Турции и остались в добрых отношениях.
(c)@(c)
… "Отказников" становилось все меньше. И они все крепче держались друг за друга. Так вышло, что на одной чаше весов был чемпионат мира, а на другой – дружба. Выбрав одно, они теряли другое. Пенять им было не на кого. В такое положение они поставили себя сами.
Их уговаривали. Только от Шалимова, уяснив в Лиссабоне его непреклонную позицию, отступились. Тот еще в январе в интервью "СЭ" сказал: "Не хочу, чтобы болельщики видели меня в команде, которая ни на что не способна". И позиции своей не изменил.
Игнатьев:
– Помню, уже незадолго до отъезда на чемпионат ходили по лужниковской набережной с Колывановым. Он говорил: "Я поехал бы. Понимаю, что мы все сделали неправильно. Но сейчас уже не могу. Это мои друзья. Я с ними вырос, всю жизнь вместе играли, кое-что сделали в футболе. Я не могу их предать".
Эти слова Борис Петрович произнес в 2003 году, а осенью 94-го, когда мы с ним делали интервью для "СЭ", Игнатьев сказал:
– Явел переговоры до последнего дня, до последнего сбора. И видел, как они хотят играть, как переживают. Но видел и то, что действует закон круговой поруки – или все, или никого. А на такую постановку вопроса не был согласен уже Садырин.
По разные стороны баррикад оказались даже одноклубники и ближайшие друзья. Например, Юран и Кульков, выступавшие до того за португальскую "Бенфику", а летом 2004-го вместе перешедшие в стан ее главных конкурентов – "Порту". "Письмо 14-ти" подписали оба, но Юран вернулся в сборную, Кульков же – нет.
К счастью, на их человеческих отношениях тот конфликт не отразился.
– История со сборной вас часом не рассорила? – спросил я Юрана.
– Ни в коем случае. У нас не такие отношения, чтобы подобные вещи могли на них повлиять. Каждый решал сам – и обид не было.
Борьба за "отказников" шла до последнего дня. Даже Колосков перед самым отъездом сборной в США в интервью "СЭ" сказал:
– Если вас интересует мое мнение, то отсутствие Кирь-якова, Канчельскиса или Добровольского я считаю потерей. Для меня очевидно, что мастерство того же Канчельскиса и Корнеева несравнимо. Фамилии я взял произвольно.
Президент РФС походя публично обидел игрока, которому через несколько дней предстояло выступать на чемпионате мира. Это – еще один штрих, дополняющий картину тогдашних взаимоотношений руководителей и футболистов.
Один из лучших на тот момент полузащитников Европы Канчельскис, вошедший в число 25-ти самых популярных футболистов "Манчестер Юнайтед" всех времен, в книге "Моя география" писал:
"Я не отступил от своего слова, несмотря на все советы и уговоры. За те месяцы, что прошли между написанием письма и чемпионатом мира, мне не раз приходилось общаться с Садыриным, объяснять ситуацию… Если вы спросите меня сегодня, были ли, на мой взгляд, наши действия ошибкой, я отвечу: "Да". Добровольно отказаться от участия в таком турнире, как мировое первенство (тем более что, как показала жизнь, это был наш единственный шанс), разве это не ошибка футболиста? Ошибка, да еще какая! Но вот другой вопрос: был ли у нас шанс избежать этой ошибки?.. За финальным турниром в США мне пришлось следить по телевидению. Это было тяжело, но я все равно переживал за нашу команду. А накануне ее отъезда в Америку послал в РФС факс с пожеланием успеха".
Радионов в 2003 году вспоминал:
– Помню, как огорчил меня Канчельскис, который играл у меня в молодежной сборной. Мы встретились в Манчестере, куда приехали на жеребьевку отборочного турнира Еиго-96. Был матч "МЮ" – "Эвертон", нас туда пригласили, и после игры мы с ним разговаривали. Так они друг другу верили, что невозможно было эту связь разорвать! Ну что я, говорит, могу сделать, мы же уже решили! В общем-то я уважаю эту позицию. Пошли на что-то вместе – и решили идти до конца. Хотя уже понимали, что путь этот заведет не туда. Они ведь все равно остались для меня теми же мальчишками, которые выиграли молодежный чемпионат Европы. И знаю, что та команда для каждого из них осталась мечтой, в которую они хотели бы вернуться. Потому что им там было хорошо. Потому что они чувствовали, что вместе кого угодно обыграют, порвут, и для них нет непобедимых соперников. Все это осталось в них до сих пор, спросите у любого. Плакать хочется, когда вспоминаешь о той команде. И о том, что с ней потом стало…
О том, что с ней потом стало, не хочется даже вспоминать.
Сборная России, по сути дела, вылетела с чемпионата ми-ра-94 после первых же двух матчей – к третьему, против Камеруна, шансы пройти в плей-офф у нее оставались сугубо теоретические, и даже разгром африканцев со счетом 6:1 принес болельщикам только моральное облегчение. Да и то – вряд ли…
Стартовое поражение со счетом 0:2 от будущих победителей первенства – бразильцев – было ожидаемым. Удручило только безволие россиян, вылившееся в полное отсутствие созидательной игры и шансов, хотя бы отдаленно похожих на голевые. Проигрывать-то даже Бразилии можно по-разному…
Во втором матче, против шведов, Садырин перетряхнул состав, но результат оказался схожим – 1:3. Наша сборная повела в счете после того, как Саленко реализовал пенальти. Не помогло. В дальнейшем из сборной России делали отбивную – особенно после того, как в начале второго тайма был удален Горлукович. "Пародия на Полтавскую битву с другим исходом", – так охарактеризовал ту встречу чемпион Олимпиады-88 в Сеуле Харин.