Страница 5 из 57
— Как вы это сделали?
— Просто восстановил вашу память, Генрих, — пояснил Юнг, — Она повредилась во время ритуала. Вас предупреждали, что такое возможно. Поэтому-то вы и вызвали меня из Швейцарии, чтобы я помог вам восстановится, если что-то пойдет не так. И вот я здесь, и я вам помог. Вы заезжали за мной час назад, но меня не было дома, простите. Однако узнав о вашем положении — я отправился прямо сюда в рейхсканцлерию. И меня пропустили, по указанию вашего адъютанта.
Ясно.
— Вы очень вовремя, — кивнул я, — Вот только немецкий я вспомнил, а про себя не помню ничего.
Это было правдой. Я обрел знание немецкого, но о Гиммлере и его биографии всё еще не знал ни хрена.
Юнг на это улыбнулся:
— Просто амнезия. Это бывает во время подобных ритуалов.
— Каких ритуалов? Что именно со мной произошло?
Но ответить мне Юнг не успел, в туалет уже ворвался один из моих адъютантов. Теперь его немецкие речи наконец-то превратились для меня в осмысленный набор слов.
— Мой господин, фюрер ожидает вас.
И заставлять фюрера ждать — плохая идея.
Вот черт. Мне придется умереть, когда я только что выучил немецкий! Обидно и больно.
Но делать нечего. Я должен выполнить свой долг, как его сейчас выполняют на фронте миллионы советских солдат. Я так и не обрел память Гиммлера, так что порулить Рейхом и прекратить войну мне все равно не светит, и убить Гитлера — единственный достойный вариант для меня сейчас.
— Я могу вернуться в Швейцарию? — спросил Юнг.
— Возвращайтесь, — позволил я, — Спасибо вам.
Всё равно психиатр мне больше не понадобится, мертвецам психиатры ни к чему, через полчаса со мной будет работать уже патологоанатом. Да и у Юнга возникнут проблемы, когда я убью Гитлера. Возможно, гестапо схватит его и будет пытать, чтобы выяснить, о чем он говорил с предателем Рейха Гиммлером.
Про самого Юнга я помнил только то, что он знаменитый психиатр и ученик Зигмунда Фрейда. А вот о том, что Юнг сотрудничал с нацистами или увлекался оккультизмом, я честно не знал.
Эх, жалко умирать! Я мог бы узнать об этой эпохе много нового и интересного, реальность явно сильно отличалась от учебников истории. Но увы — не судьба.
— Не будем заставлять фюрера ждать, — бросил я адъютанту, еще раз глянул на себя в зеркало и вышел из туалета.
Может быть, попросить у моего адъютанта пистолет? У него был люгер в кобуре, а вот сам я был не вооружен.
Но из этого плана ничего не вышло — на подходе к фюреру у моих адъютантов сначала отобрали оружие, а уже потом у меня отобрали и адъютантов, их дальше не пустила охрана. Так что к Гитлеру мне предстояло прибыть одному и без оружия.
Ну и ладно. Удушу гадину голыми руками.
Гиммлер и рейхсляйтер Роберт Лей на фоне замка Вевельсбург, 1937 г.
Рейхсканцелярия, 1943 г.
Берлин, Рейхсканцелярия, 1 мая 1943 07:29
Гитлер принял меня в большом зале, отделанном лепниной, изображавшей растительный орнамент. А еще зал был заставлен дорогой, местами золоченой, мебелью.
А вот никакой нацистской символики тут не было. Зал выглядел как просто дворцовая комната в каком-нибудь Эрмитаже.
Тяжелые шторы были плотно задернуты, видимо, их так и не открыли после ночной светомаскировки. Горели электрические напольные светильники, стилизованные под факелы. На висевших на стене часах была половина восьмого утра.
Удивительно, но на самом Гитлере никакой нацистской символики тоже не было, даже орла на рукаве, с которым его обычно показывают в фильмах. Фюрер был в обычном сером костюме и напоминал ничем не примечательного клерка. Лицо у него было длинным, спокойным и умным — ничего похожего на того истеричного крикуна, которого обычно показывают в кино и книжках. И даже знаменитые усики с челкой в глаза не бросались, Гитлеру они вполне себе шли, они смотрелись на его роже гармонично.
Гитлер сидел на диване и беседовал с толстым высоким человеком, одетым в коричневый мундир. Мундир явно гражданский, не эсесовский, а сам толстяк почтительно стоял рядом с фюрером. Фюрер держал в руках какую-то бумагу, которую он живо и обсуждал с толстым чиновником.
Но когда я вошёл — оба нациста тут же замолкли и покосились на меня. Опасливо покосились, даже Гитлер.
Вот такого я, честно, не ожидал. Похоже, что Гиммлера боится даже сам фюрер. А еще я понял, что меня не только боятся, но и считают долбанутым. Так обычно смотрят одноклассники, когда в класс входит затравленный неудачник с последней парты.
В общем ясно. Гиммлера в Рейхе опасаются, но совсем не уважают. И уж точно Гитлер не считает меня своим другом. Ну и славно. Не хватало еще иметь в друзьях Гитлера.
Я замешкался на секунду, потом выбросил руку в нацистском салюте. «Хайль Гитлер» я орать не стал, а смысл орать это, когда Гитлер прямо перед тобой?
Толстяк подал мне руку для пожатия, как будто брезгливо.
— Здравствуйте, мой дорогой Генрих.
Ага. Подает руку самому Гиммлеру — значит, какая-то важная шишка. А вот Гитлер мне руки не подал, даже насупился. Я чем-то обидел фюрера? Ну и плевать.
Я пожал руку толстяку:
— Приветствую.
Толстяк говорил на идеальном берлинском немецком, вот этот явно интеллигент. В отличие от Гиммлера, ибо мой немецкий так и остался простонародным.
Гитлер тем временем вернул толстяку бумагу, которую держал в руках.
— Оставьте нас, Мартин, — распорядился Гитлер.
Мартин? Это Борман что ли? В принципе похож. Кроме того, кто еще будет ошиваться рядом с Гитлером, как не Борман? Борман был вторым человеком в Рейхе после фюрера, это даже я знал.
Толстяк поклонился фюреру, бросил на меня насмешливый взгляд и вышел. А мы с Гитлером остались одни.
Вот он — момент вершения истории! Но сказать проще, чем сделать. Я честно говоря растерялся, мужество оставило меня, наступило странное оцепенение.
Ну а что вы от меня хотите? Я сантехник, а не головорез. Я никогда не убивал людей, всё больше менял резиновые прокладки в сливных бачках. Да и легко сказать: убей Гитлера. Гитлера, как символ абсолютного зла, убить легко. А поди убей живого человека, вот этого обычного мужика в костюмчике, когда он сидит перед тобой.
Фюрер тем временем поднялся с диванчика, прошелся по залу.
— Генрих, партайгеноссе, объясни мне, что с тобой происходит?
Вот это хороший вопрос от Гитлера.
— А что со мной происходит, мой фюрер?
Гитлер печально уставился на меня. Как школьный учитель на нерадивого ученика, который расстроил его, получив плохую оценку.
Он ждал ответа, но я понятия не имел, что отвечать. Так что решил сменить тему.
— Мой фюрер, разумно ли вам находится в рейхсканцелярии? А что, если налетят русские или англичане?
Гитлер помрачнел еще больше.
— Я готов рисковать ради германского народа, Генрих. Затем я и прибыл в Берлин. Народ должен видеть своего фюрера, хотя бы несколько раз в год! Видеть вживую, а не в кинохронике! Слышать мой голос и ощущать мою любовь. Ибо народ, оторванный от фюрера — ничто. Есть Гитлер — есть Германия. Нет Гитлера — нет Германии! Так что я не могу сидеть целый год в моем Волчьем Логове. Ты никогда не понимал этого, Генрих. Ты никогда не был по-настоящему единым с нашей нацией, ты всегда воротил нос и от народа, и от товарищей по партии. И даже от своего фюрера! Национал-социалистические доктрины были восприняты тобой не в полной мере!
А вот теперь я узнал «старого доброго» Гитлера, того, которого видел на фотографиях и в фильмах. Фюрер за одну секунду преобразился, взорвался, как граната. Теперь он уже не был похож на клерка, а был скорее актером, блистающим на сцене. В его голосе появились истеричные нотки, но эта истерика была тщательно просчитанной. Ни одной лишней интонации, ни одного лишнего движения. Гитлер завораживал. От него невозможно было отвести взгляда, как невозможно отвести взгляд от макаки с гранатой. Ясно, что он поехавший полностью, но неясно, что этот поехавший отчебучит в следующую секунду.