Страница 33 из 57
Ганс разрыдался. Потом сорвал с груди мундира железный крест, швырнул его на пол.
Майор пребывал в шоке, он раздулся, как жаба, пьяные глазенки ничего не выражали. Ганс резко повернулся и зашагал к выходу из бани.
Но дядя Клаус окликнул его, вроде даже мягко:
— Постой-ка. Я тебя не для того позвал.
Ганс замер.
— Вернись, — потребовал майор, — Это еще не всё. У меня для тебя плохие новости.
Ганс резко обернулся:
— Что стряслось? Что-то с мамой? С братом?
— С ними всё в порядке, — отмахнулся майор, — Тут дело другое. Пострашнее.
Железный крест 2-го класса
Знак «За ранение» (тип 2) серебряный
Немецко-фашистские мотоциклисты, мотоцикл BMW R-12
Группа армий «Норд», Вырица, 2 мая 1943 5:31
— Ну? — Ганс уставился на майора.
Майор тем временем тяжко осел на стул, прикрылся простыней и указал на висевший на гвозде мундир:
— Возьми. Там. В левом нагрудном кармане.
Ганс прошел к майорскому мундиру, полез в нужный карман, но тот оказался пустым. Сообразив, что дядя имел в виду левый карман со своей точки зрения, Ганс проверил другой — там оказалось письмо. Уже распечатанное, без конверта, но аккуратно сложенное.
Ганс развернул письмо и тут же узнал почерк.
— Это же от Марты, от моей невесты…
— Да, — подтвердил дядя, — Это письмо тебе.
— Мне? И вы его вскрыли???
— Конечно! — обиженно ухнул майор, — Гестапо сказало мне за тобой приглядывать, вот я и приглядываю. И за твоей перепиской тоже. Садись. Читай. Прямо здесь читай!
Ганс был до глубины души оскорблен тем, что майор теперь еще и лезет в его личную жизнь.
— Письмо вообще-то прошло военную цензуру, — Ганс указал майору на кроваво-красную печать с орлом, — Так что гестапо тут искать нечего.
Тем не менее, Ганс покорно сел и погрузился в чтение послания от невесты. Марта была на пять лет младше него, она — дочка фермера-соседа жила всего в километре от фермы Швабов, и Ганс её даже любил. Когда-то любил, но теперь…
Взгляд Ганса скользил по строчкам.
«Здравствуй мой дорогой Ганс… Обстоятельства непреодолимой силы… Сердцу не прикажешь… Судьба и Господь так распорядились… Прочитала твое последнее письмо… Но… Обвенчались месяц назад… На войне за выживание, которую ведет сейчас германский народ, решения нужно принимать быстро… Прости, если сможешь…»
Дядя Клаус, пока Ганс читал, приободрил себя самогоном, а потом заявил:
— Бросила тебя твоя Марта, племянник. Выскочила замуж за офицеришку ᛋᛋ! Но хотя бы честно тебе об этом написала. Клянусь, это делает ей чести! Не каждая девушка найдет в себе силы вот так просто написать жениху на фронт, что вышла за другого.
Ганс теперь не плакал, после того, как он минуту назад рассказал про инцидент в Пушкине, плакать из-за женщины уже казалось ему глупым и неуместным. Да он ничего особо и не ощутил. Разве что в очередной раз осознал всю глубину человеческой подлости.
Ганс скомкал письмо, сунул в карман, потом подобрал с пола свой железный крест, зло посмотрел на дядю:
— Вам весело, господин майор?
— Да, черт возьми! — доложил майор, — Естественно, мне весело. Будь у тебя яйца, Ганс, твоя поблядушка бы тебя никогда не бросила, уверяю тебя. Но яиц у тебя, как мы уже выяснили, нету. Будь они у тебя между ног — ты бы не гуманничал с русскими свиньями, и не создавал бы мне проблем.
Ганс на это отмолчался, он просто больше не знал, что сказать.
— Ты главное стреляться не вздумай, — посоветовал тем временем дядя.
Он снова подвинул Гансу стакан самогона.
— На, выпей…
— Не хочу. Не буду.
Майор закусил, на этот раз картофелиной, а потом закудахтал, явно продолжая радоваться горю Ганса:
— А вообще все это всё очень забавно. Ты помнишь ту русскую листовку, племянник? На нас её сбросили пару недель назад. Помнишь?
Ганс, естественно, помнил листовку. Листовки сбросили в лес рядом с Вырицей, целый ворох. Зачем и почему — неизвестно. Вырицу русские даже не бомбили, тут не было ничего, что нуждается в бомбежке. Но большевистский летчик зачем-то решил опростаться своими погаными листовками именно над селом — как будто это была насмешка самой судьбы над Гансом.
Листовка гласила, что пока немецкие солдаты сражаются — их жен в тылу сношают эсесовцы. Якобы это был приказ Гиммлера, для повышения германской деторождаемости на время войны. Листовка даже была снабжена иллюстрацией…
— «Пока ты на фронте — о твоей жене позаботится ᛋᛋ»! — дядя Клаус аж захрюкал от удовольствия, цитируя листовку наизусть — «Рейхсфюрер Гиммлер не оставит твою женушку в одиночестве — таков приказ рейхсфюрера, он печется о каждой арийской женушке!»
— Бредни, — пожал плечами Ганс, — Просто русская пропаганда.
Он не верил русской листовке, но Гиммлера сейчас ненавидел всем сердцем. Как и Марту, как и её нового жениха, которого Ганс не знал, как и дядю-майора, как и себя самого, как и всё на свете.
— Кстати, о Гиммлере… — дядя икнул, — В нашем Рейхе-то, похоже, проблемы. Я вчера вечером говорил с Фришем, ну с летчиком, ты его знаешь… Он мне рассказал вещи потрясающие. В Берлине мятеж, Ганс. Военные выступили против фюрера и заставили его назначить генерала Бека главнокомандующим. А Кейтель то ли арестован, то ли расстрелян. Говорят, военные даже Гиммлера схватили, вот только его спас от расстрела фюрер.
Ганс устало уставился на дядю Клауса:
— Вы совсем пьяны, майор. Что вы несете? Кто такой Бек?
— Бывший начальник Генштаба, он уже старенький, — отмахнулся дядя Клаус, — Но, как видишь, порох в пороховницах у старичка еще остался. И да — я пьян. Стал бы я иначе болтать о таком?
— Вдвойне глупо болтать о таком со мной, — ответил Ганс, — Я же под наблюдением гестапо, забыли?
— Чепуха, — дядя Клаус закурил папиросу, но тут же её нервно затушил, — Только с тобой о таком и можно болтать. У тебя у самого проблемы, так что донос ты на меня не напишешь. А если напишешь — я тебя просто уничтожу, племянник. Не с ублюдком Рунге же о таком говорить? Вот этот точно сразу же побежит на меня докладывать. А про назначение Бека — информация верная, даже не сомневайся. Нам объявят все очень скоро, а летчикам уже объявили. Мне Фриш сказал, а Фриш не из тех, кто врет. С Герингом, например, уже точно покончено. Зачитан приказ о его отставке, официально. Люфтваффе теперь возглавляет какой-то фон Хофакер. Понятия не имею, кто это такой. А нам о новом начальстве точно сообщат, если не сегодня, то на этой неделе.
— Так а с чего вы взяли, что это мятеж? Может фюрер просто счел необходимым…
— С того! По Берлину танки ездили, вот что. Говорят, расстреляли прямо рейхсканцлярию.
Ганс слабо в это верил. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Ну и что же теперь будет?
— Хах! — дядя Клаус хмыкнул с видом знатока, — Даже не надейся, мой дорогой Ганс. О, я знаю, о чем ты думаешь! Надеешься, что война закончится, да? Вот только…
Дядя Клаус, пошатываясь, поднялся на ноги, прошел к собственному мундиру, снял его с гвоздя и кое-как натянул прямо на голое тело. Пьяный вдрызг майор без штанов и исподнего, в одном мундире, смотрелся дико. Как и в общем-то и все, что уже видел Ганс на этой войне.
Дядя даже застегнул несколько пуговиц на мундире, а потом заявил:
— … Война не закончится, Ганс! О, нет! Наоборот: теперь мы будем сношать наших врагов в три раза интенсивнее! Теперь, когда фюрер наконец избавился от пидараса Кейтеля, от жирной твари Геринга — фюрер возьмет наконец всю полноту власти в свои руки. Более ничего не сдерживает нашего фюрера! И он приведет нас… К победе! Хайль, Гитлер!