Страница 29 из 57
К войне мы перешли в самую последнюю очередь, до этого еще обсудили проблему Геринга и Гитлера. Но тут все было загадочно. Все Берлинские аэродромы уже были под контролем мятежников, кроме Темпельхофа — его взяли мои ᛋᛋ. Однако ни Геринга, ни Гитлера так и не обнаружилось. Такое ощущение, что подонки просто провалились сквозь землю. И хорошо бы если так, гораздо хуже если они сбежали из Берлина и теперь строят козни. Но и тут была странность: на месте Гитлера или Геринга сейчас по идее нужно было активно обращаться к германской нации и пытаться взять ситуацию под контроль. Однако и этого не происходило. Я даже стал подозревать, что Ольбрихт возможно уже захватил Гитлера и Геринга, но даже если и так — мне Ольбрихт в этом не признался.
Так что мы сошлись на том, что будем тайно искать Гитлера, а Геринга просто объявим мертвым. Скажем народу Германии, что рейхсмаршал скоропостижно скончался от инфаркта, могучее сердце не выдержало тяжких забот о родине. После такого Геринг, даже если объявится, точно ничем и никем уже командовать не сможет, мертвецы приказов не отдают.
И вот уже после этого я поставил вопрос о мире. Причем прямо заявил, что уже веду переговоры со Сталиным — на «выгодных для Германии условиях», само собой.
Реакция мятежников неожиданно оказалась гораздо мягче и спокойнее, чем я ожидал.
Ольбрихта это покоробило, но Бек и Гёрдлер меня поддержали. Они естественно настояли на своем непременном участии в переговорах со Сталиным, и отказать им у меня не было ни единого шанса.
Переговоры с англичанами и американцами мы также решили начать немедленно, этим должен был заняться Гёрделер, у которого имелись обширные связи в Швейцарии и Англии. Правда сам же Гёрделер против этого решения и протестовал, он предлагал сначала попытаться заключить сепаратный мир со Сталиным, чтобы расколоть коалицию союзников и уже потом говорить с англо-американцами с позиции силы. А Ольбрихт так вообще выступал против любых переговоров с СССР в принципе. Но Бек и я по итогу сошлись на компромиссном варианте одновременных переговоров.
Нам потребовалась пара часов, чтобы в целом и бегло обсудить все эти вопросы, не терпящие отлагательства. А вот демонтаж нацистского режима, реформы, выборы и прочую туфту мы решили отложить на потом. Сейчас нашей задачей было выжить, сохранить захваченную власть и стабилизировать ситуацию после сегодняшнего дня, только и всего.
И каждый из нас понимал, что наши договоренности — это отнюдь не вечный мир между Вермахтом и Гиммлером, а временное перемирие. Причем, в лучшем случае на месяц. Дальнейшее столкновение было просто неизбежно, а уж учитывая, кто я такой на самом деле и каковы мои истинные цели…
Знай это Ольбрихт — тогда он бы наверняка понял, что идея гауптмана Юнгера пристрелить меня была не такой уж и плохой.
Никаких официальных документов в конце нашей встречи тоже подписано не было. Мятежники, захватившие власть, формальных бумажек не подмахивают. Все бумажки нам сделает Айзек, сегодня же, он превосходно умел копировать подпись Гитлера.
Так что когда вопросы были обсуждены, Вольф просто налил каждому из присутствующих по рюмке коньяку, а я встал, чтобы пожать Ольбрихту, Беку и Гёрделеру руки.
Вот только моя протянутая рука повисла в воздухе.
— Главный вопрос не решен, — сообщил мне генерал Бек, — Вы обещали нам объяснить, кто вы такой. Ибо теперь, после наших переговоров, абсолютно любому окончательно ясно, что не Гиммлер. А нам бы не хотелось заключать соглашение неизвестно с кем.
— Именно так, — мрачно подтвердил Ольбрихт, — Вы нам обещали. Или хотите начать сотрудничество с нарушения обещания?
Вот хрень. Я честно думал, что о моем обещании уже все забыли. Но похоже, что деваться тут некуда. Придется что-то придумать. И срочно, прямо сейчас. И правда тут точно не проканает. Я не могу признаться, что я русский попаданец, не перед этими вояками и уже тем более не перед моими доверенными людьми из ᛋᛋ.
— Ладно, — кивнул я, — Вы правы. Только учтите — это может вас шокировать, господа.
Я глубоко вдохнул, готовясь рассказать самую удивительную историю, которую мне приходилось рассказывать в моей жизни.
Генерал-фельдмаршал фон Вицлебен, в реальной истории во время антигитлеровского мятежа 1944 года занимал должность главнокомандующего Вермахтом (в течение 45 минут), после провала мятежа повешен в августе 1944.
Карл Фридрих Гёрделер , активный участник антигитлеровского заговора, убежденный монархист, в реальной истории арестован после провала мятежа, казнен в феврале 1945.
Генерал-полковник Людвиг Бек, в реальной истории лидер выступления военных против Гитлера в июле 1944, был самым вероятным кандидатом на должность главы Рейха в случае успеха заговора. После провала мятежа застрелился.
Король Генрих, Берлин, 1 мая 1943 14:45
— Вы верите в реинкарнацию, господа? — поинтересовался я у мятежников.
Бек на это пожал плечами, Гёрдлер счел вопрос риторическим и не ответил, а Ольбрихт поморщился:
— В реинкарнацию? Нет, я же не индус.
— Ну а вы? — обратился я к моим эсэсовцам.
— Конечно же, рейхсфюрер, — тут же отрапортовал Вольф.
Мои адъютанты закивали, как бараны.
Ясно. Эти во что угодно поверят, если рейхсфюрер прикажет. Или по крайней мере притворятся, что поверят.
— Да будет вам известно, что реинкарнация существует, — сообщил я, — Гиммлер, как вы наверное слышали, увлекался магией. И он зашел очень далеко в своих исследованиях. Так что этой ночью в замке Гиммлера прошел обряд. В ходе обряда Гиммлер пытался призвать в свое тело душу одного из своих прошлых воплощений — а именно германского короля Генриха Птицелова. И… Ему это удалось.
Гёрделер на это хмыкнул, Бек примирительно кивнул, как будто пытался успокоить безумца, а Ольбрихт вознегодовал:
— Хотите сказать, что вы Генрих Первый? Король десятого века?
— Да, — заявил я, — Но не только он. Видите ли, результат обряда превзошел самые смелые ожидания Гиммлера. Дело в том, что в это тело вошла не только лишь душа короля Генриха, но и души всех остальных реинкарнаций Гиммлера — как прошлых, так и будущих. Так что в этом теле теперь сидит сотня личностей. Но все они составляют одну единую сверхдушу. Я обрел знания прошлого и будущего, я преисполнился душами сотни человек, живших в самых разных временах и эпохах. Вот отсюда и мои странности, господа.
Ольбрихт в ответ на это просто побагровел:
— Но доказательств этого бреда вы нам, конечно же, не представите!
— Уже представил, — ответил я, — Я говорил по-русски с остарбайтером, вы сами слышали. Я обратился к нему на чистейшем русском языке, и он меня понял. Откуда, по-вашему, я знаю русский? Я объясню. В одном из прошлых воплощений я был русским князем. Немецкой крови, конечно же. Я был родственником Романовых и умер в России в середине девятнадцатого века.
— Ну а какие языки вы еще знаете? — спросил Бек.
— Множество, мой друг, — ответил я, — Я же говорю: я обрел знания, как прошлого, так и будущего.
— What about English? — заинтересовался Гёрделер.
Вот черт. Этот подонок вроде говорит на шести языках, вот тут я попал впросак. Или пока что не попал. Ибо английский-то я как раз знаю.
— Of course, — парировал я, с легким акцентом, то ли немецким, а то ли и русским, — I was a bishop in England in sixteenth century. So I know English, but not modern, so sorry, if my speech is kinda archaic.