Российские этюды

Кругом торчат новые красавцы дома, одежда западная, никаких тебе ботинок «прощай молодость» и толстых кожаных курток «привет из 90-х». Все, кому меньше семидесяти, куда-то спешат. Я, совершенно ошалелый, втягиваюсь в общий ритм и даже в магазин за помидорами почти бегу. Ведь стоять или идти медленно можно только пялясь в телефон. Иначе, на тебя будут оглядываться.

Санкции? Кризис? Ребята, вы про что! Магазины завалены продуктами, голодных нет. Ну не могут голодные так носиться по улицам! Помню, что если увидишь вымытую черную машину, то это уровень замминистра и выше. Сейчас, кажется, что на дороге все на уровне министров. Не видел я в Москве российских машин. Не приживаются они там.

– Ты бы еще вспомнил, как каждый день на машине от ВДНХ до Ленинского через центр ездил.

– Ага, ездил. И парковался где хотел.

– Ты бы еще войну с Наполеоном вспомнил! Москва стала другой.

Да, Москва стала другой. Немножко чужой. Молчит телефон, в записной книжке все больше зачеркнутых номеров. Но остались места где мне рады, это согревает, это перечеркивает равнодушие шумного города.

– А я не могу без Москвы. В деревне я бы умерла от скуки и тишины. Тут драйв, адреналин, жизнь!

Ага, через пару недель я ощущаю и первое, и второе, и третье. Адреналин выделяется 24 часа в сутки. Даже пакет с мусором я выношу с адреналином, драйвом и чувством, что еще живу. Тут даже у картошки адреналин. Она варится быстрее, чем в американской деревне.

Звоню знакомой:

– Ты на даче? Шашлыки жаришь или укроп сажаешь?

– Ты обалдел что ли? Я пишу текст лекции.

– Это как…

– Вот так! Работать надо!

Да… Днем Москва напоминает Америку. Я прохожу мимо головного офиса Сбербанка. Обеденный перерыв, на улице курит «офисный планктон». Если этих ребят перенести в американский небоскреб, то они ничем не будут отличаться от местных. Разве что более озабоченным выражением лица. Американцы тоже стремительны, но они скрывают свою деловитость. Москвичи ее подчеркивают.

Сидим, выпиваем, закусываем.

– У меня в группе отличный программист, но не могу заставить его работать.

– Так выгони его!

– А где найду такого?

Такие разговоры повсюду. Юристы и финансисты уже не нужны. Нужны технари, уникальные специалисты. Рядом с домом важный НИИ. В 90-е там сдавались помещения под магазины. Теперь здание отремонтировано, утром парковка забита машинами.

Продолжаем выпивать. Слушаю о сложных отношениях на работе. Кто из какой команды, кто стоит за кем. Звучат имена, которые знаю даже я. На столе постоянно пиликающий телефон.

– Я должна быть на связи 24 часа в сутки.

Я с ужасом осознаю, что больше недели не проверял свою рабочую почту. Появляется желание включить планшет, но очередная рюмка гасит этот порыв. Для полного успокоения я вспоминаю чему равен интеграл от косинуса и первые строчки поэмы Лермонтова «Демон».

Московская эклектика

Люблю ли я Питер больше чем Москву? Это вопрос из серии: «Кого ты больше любишь – маму или папу?» Ответа нет. Я писал в своих «Однажды», как спросил полячку про Москву и Питер. Получил ответ, что она больше любит Нью-Йорк. Это, типа, не задавай идиотских вопросов.

Конечно, Москва богаче. Пешеходные улицы, зелень, немыслимая чистота в центре, дорогие, зачастую вопиюще безвкусные дома. Уже появился термин – «лужковский стиль». Это когда снаружи смотрится богато. Я с трудом представляю театр Et Cetera среди старых домов Питера. Или вообразите Церетелевский ужас около Александровского сада, перенесенный на Дворцовую площадь. А что? Квартира Пушкина рядом, персонажи сказочные, Пушкин сказки писал. Какие проблемы? Выкопать канаву от Певческого моста до Дворцовой, налить туда воды и запустить золотую рыбку, старика, старуху и разбитое корыто.

Ладно, давайте вспомним, что Москва была купеческим городом и будем любить ее такой. Сытой и богатой. И чтобы было красиво с точки зрения владельцев зданий. Как, например, с точки зрения владельца торгово-развлекательного центра около метро Теплый Стан, где греческие колонны подпирают стеклянный стакан. А чо, знай наших! У греков такого не было. А название какое – «Принц Плаза»! Куда там Лас Вегасу!

Люблю этот сумасшедший город. И не потому, что там прошли лучшие годы. Не потому, что знал все его переулки и мог работать (и работал) гидом и таксистом. И не потому, что не вылезал из музея Истории Москвы и обходил дом за домом, подъезд за подъездом в поисках квартиры, где жил Сергей Есенин. Такие сумбурные города являются магнитом. Там есть все! Надоел сталинский ампир? Иди в Спасо-Андроников монастырь. Хочешь попасть в Америку? Сходи в ресторан около театра им. Моссовета. Соскучился по Японии? Найдешь и это.

Можно ворчать, что москвичей в городе почти не осталось. Так это тоже московская эклектика. В Нью-Йорке половина жителей еле говорят по-английски, но ведь город живет. И в этом своя прелесть. Особенно, если у тебя хорошее настроение, есть чувство юмора и ты спешишь. На большой скорости все воспринимается отлично. Тебе не нравится какой-то дом? А где он? Уже позади, а ты летишь и видишь то, что тебе нравится. Вот залетел ты в парк Музеон и появилось чувство, что попал на кладбище с десятками надгробий. Не нравится? Подними голову и полюбуйся на Петра Первого у штурвала. Тоже не нравится? Поверни голову налево и полюбуйся куполами храма Христа Спасителя. Опять не нравится? Тогда перейди мост и зайди в квартиру, где жила Муму.

Муму

Бедную Муму утопили как раз напротив Музеона. Жила она с Герасимом в пристройке дома Тургеневых. Около дома газон, где гуляла легендарная собака. В самом доме мало что интересного. Как неинтересен Тургенев со своим нытьем и вздохами. Про его мамашу я скромно умолчу. Там я долго смотрело на портрет Луи Виардо, мужа Полины Виардо, и не понимал, как Полина могла оторвать взгляд от такого красавца. Ну это, конечно, не мое дело. Любовь всегда неразумна. Особенно в треугольниках.

Третьяковская галерея

Третьяковка. Ну как же вышневолоцкому провинциалу без нее! Первое, что обрадовало – Лаврушенский переулок стал пешеходным и очень милым. Слово, конечно, слюнявое, но там и правда мило и приятно. Переулок упирается в пешеходный мостик через Канавку, с которого я любовался фонтанами на самой Канавке. Неужели Церетели опять работает в Москве? Надеюсь, это было временно, к празднику.

В самой галерее я впервые задержался в зале портретов времен Елизаветы. Такое чувство, что все персонажи были немножко больны или неправильно питались. Все, кроме Разумовского. Я аж возгордился за моего родственника! Правильно Елизавета его выбрала. Умела она жить красиво.

Екатериной Великой я восхищался всегда. Ей и писавших ее художникам я прощаю все. И кто мог подумать, что скромная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская станет жесткой и умной правительницей. Ну, ладно, я пишу про Москву, а не про историю. Пора от великого перейти к главному, к «об выпить и закусить».

Выпить и закусить

С этим для меня в Москве почти все нормально. Мясо, картошка, помидоры, огурцы и хлеб были в каждом магазине. Точнее, в тех двух, куда я ходил. Сыры… Для меня сыр тем вкуснее, чем он больше похож на российский. Российский сыр присутствовал. Грузинские и итальянские вина в ресторанах и магазинах были настоящими. Коньяк я привез с собой. «Серый Гусь» стоил сумасшедшие деньги, я пережил без него. Липтоновский чай в пакетиках был везде. Я знаю, что это не чай, но мне нравится.

Теперь о слове «почти» в предыдущем абзаце. Картошка была желтая и сладкая. Ребята, а где моя любимая «синеглазка»? Скажете, что места надо знать? Скажите, а то не было чувства полного удовлетворения.

Пушкино

Подмосковье, Пушкино – город, где я заканчивал школу. Раньше это было тихое дачное место. Сосны, клены, деревянные домики. Известная барахолка, где после революции торговали краденым. Маяковский, Пришвин, Паустовский, Демьян Бедный… Потом идиллия кончилась. Пятиэтажки, железные гаражи, драки между районами на танцплощадке. Деревянные дома ломали, появились девятиэтажки, потом началась точечная застройка. Торговые центры, щиты с рекламой, церкви-новоделы, глядя на которые не хочется узнать имя зодчего. Зато быстро. Ярко, чистенько, безлико. Сейчас Пушкино напоминает один из московских районов, только жители одеты попроще, а на улицах можно увидеть «лады» и даже «волги». Просторные двухкомнатные квартиры с видом на реку за 100 тысяч долларов.