Не твой наследник

— Не будь эгоистом! У нас двойной праздник сегодня.

— В смысле?

— Потом, все потом. Не хочешь мешаться под ногами — пожалуйста. Вот, отнеси этот пакет Сашеньке, пусть накрасится, приведет себя в порядок.

— Может, ты сама? — в эту секунду Марк звучал так безрадостно, что мне стало даже обидно. Чем я успела его так выбесить? Мы ведь не виделись три месяца! Его просят передать мне пакет — а он кочевряжится так, словно мама поручила ему отделить червей от личинок навозной мухи.

— Прекрати сейчас же! Она лежит там одна, брошенная! Ты хоть представь, каково это: не вставать, ни с кем не общаться…

— Мне бы так…

— Хватит! Мало того, что твой брат ее не навещает, и нам с ним предстоит серьезный разговор. Так еще и ты… Бессовестный! Иди и займи нашу невесту.

— Нашу? — скептически переспросил Марк, буквально озвучив мое недоумение.

Нашу?! С каких это пор я стала общей невестой Озолсов? Да, кажется, я позволила всему этому зайти чересчур далеко.

— Иди сейчас же! — отрезала Катя, потом до меня донесся хлопок двери, и через пару секунд на пороге моей комнаты возник Марк.

Смотрю на него — и узнаю с трудом. Осунулся, зарос, как будто даже постарел — не на год, а лет на пять, как минимум. Он совершенно не похож на того успешного бизнесмена, которого я встретила в «Богеме». Пусть и заносчивого, но лощеного и самоуверенного мужчину. И уж точно глядя на Марка, невозможно предположить, что он сегодня именинник. Виновник торжества на похоронах — да, счастливый именинник — ни за что.

— С днем рождения, — вяло произношу я, даже не пытаясь скрыть обиду. Строит из себя мученика, потому что пришлось навестить беременную женщину — скажите, какая трагедия! — Извини, без подарка. Ян привезет тебе что-то от нас. Что именно — не знаю, он не распространялся.

— Спасибо, — его взгляд падает на мой округлившийся живот. — Как ты?

— Как видишь, все на месте. Давай уже, что там передала твоя мама, и можешь идти дальше прятаться от гостей.

— Ты все слышала? — на его лице мелькает виноватое выражение. — Слушай, просто этот развод и…

— Можешь не объяснять, я в курсе, что не нравлюсь тебе.

— Да дело не в этом… — подходит к кровати, протягивает бумажный пакет с логотипом магазина косметики. — Наши встречи обычно заканчиваются не лучшим образом.

— Шутишь, да? — скептически фыркаю. — Боишься не устоять перед ламантином?

— Не наговаривай на себя, ты прекрасно выглядишь.

— Вот только не надо! Катя же неспроста накупила весь этот грим, — я взвешиваю в руке тяжелый пакет. — Ленину наносят меньше. А потом есть вероятность, но у меня там все заросло и покрылось мхом.

Марк озадаченно смотрит мне вниз живота.

— Почему?

— Ну как же, строгий врачебный запрет на любую интервенцию, — вздыхаю. — А проверить я не могу, зеркальная болезнь, знаешь ли.

— Какая-какая болезнь? — взволнованно уточняет Марк.

— Когда определенные части тела можно увидеть только в зеркале.

До Марка доходит медленно, видимо, он привык, что в моем случае болезни могут какие угодно, но только не шуточные. И лишь поняв мой толстый беременный юмор, расплывается в улыбке и усаживается на край кровати. Напряжение, царившее в комнате, улетучивается.

— Тебе помочь?

— Да нет, до лица я еще в состоянии дотянуться… — поправляю подушку, чтобы сесть повыше. — Но если тебя не затруднит, дай зеркало.

— Конечно, — Марк подскакивает и кидается к комоду с такой прытью, будто от этого зеркало зависит судьба Родины.

Не знаю, отчего, но поведение Марка меня одновременно умиляет и веселит. Сейчас он вдруг напоминает мне того серьезного пухлого мальчика с детских фотографий. И, видимо, почувствовав, что в нашу тоскливую жизнь пришло хоть какое-то разнообразие, ребенок оживляется и ощутимо пинает меня по внутренностям. Охнув, я машинально хватаюсь за живот. Марк в ужасе оборачивается и кидается ко мне.

— Что?! — выдыхает он, изменившись в лице. — Болит? Звонить в скорую?

— Нет, — улыбаюсь. — Просто он толкается. т

— Правда? — в его взгляде появляется благоговение. — И на что это похоже?

— Не знаю… Сначала внутри как будто лопались мыльные пузыри. А сейчас уже… Сейчас уже маленький человек. Хочешь потрогать?

— А это… Ну, не опасно? — он так волнуется, словно я могу рассыпаться от одного прикосновения.

— Да нет, если ты не кулаком собрался трогать, — усмехнувшись, устраиваюсь поудобнее и поднимаю футболку.

Марк замирает на мгновение, смотрит на результат нашего случайного секса, как на нечто инопланетное. Садится и нерешительно протягивает руку. Тепло его ладони заставляет меня забыть и про шутки, и про детские фотографии, и про то, что дом под завязку забит народом, и в любую секунду сюда может кто-то вломиться. Не знаю, существует магия или нет, но у меня снова появляется странное ощущение, будто мы с Марком оказываемся в каком-то другом измерении: и освещение меняется, и обостряются чувства, и в воздухе витает едва заметный аромат массажного масла.

Ребенок оживляется, толкается активнее, и один из пинков приходится прямиком в ладонь Марка. Он вздрагивает, поднимает на меня удивленный и недоверчивый взгляд.

— Это… он? — спрашивает шепотом.

— Ага.

Мы оба улыбаемся — глупо и немного по-детски. Не находим в себе сил оторвать взгляд друг от друга, каждый боится испортить момент неверным движением или словом, поэтому мы молчим, не шевелясь и прислушиваемся к движениям крохотного человечка. Если бы только я могла сохранить этот момент навсегда! Взять — и залить смолой, чтобы он застыл янтарем, и потом можно было любоваться в те минуты, когда кажется, что жизнь — бессмысленная череда крупных проблем и мелких неприятностей.

Впервые с того дня, когда врач дала мне послушать сердцебиение ребенка, я снова погружаюсь в эту эйфорию и понимаю, какое же таинство — носить в себе нового человека. Морщины на лбу Марка разглаживаются, в глазах светится радость и такая несвойственная ему нежность, что у меня щемит в груди от желания притянуть его к себе, запустить руки в темную шевелюру и сказать, что все будет хорошо.

— Ну, где тут моя принцесса? — раздается из коридора звонкий голос Яна, и в следующую секунду он распахивает дверь. Марк отдергивает руку, смущенно кашляет и встает, словно его застукали на месте преступления. — О, и именинник тут! Двух зайцев одним выстрелом! — Ян ставит на пол чемодан, достает один большой сверток для Марка и серебристый пакет. — Это тебе, Санек, но пока не покажу — сюрприз. А ты, брателло, можешь открывать.

— Картина? — Марк снимает подарочную упаковку: под ней обнаруживается импрессионистский натюрморт с бело-голубыми гортензиями.

— Я подумал, как раз подойдет в ресторан или холл «Богемы», — довольно улыбается Ян. — Был на выставке знакомого художника и сразу вспомнил о тебе.

— Супер, — отвечает Марк скорее вежливо, чем радостно.

— А теперь не оставишь нас? И скажи маме, что через пятнадцать минут мы будем готовы.

— К чему?

— Просто скажи! — Ян чуть ли не пинками выталкивает брата в коридор и нетерпеливо прикрывает дверь. — Ну, красавица моя, закрывай глаза, я тебе кое-что купил.

— Ян, постой… — мне категорически не нравится лихорадочный блеск в его глазах: так бывает, только когда ему приходит в голову очередная безумная затея. — Нам надо поговорить. Насчет свадьбы, насчет нас с тобой…

— Обязательно поговорим! — кивает Ян с таким видом, словно я слабоумная. — Только чуточку позже. Давай, стягивай свои безобразные треники…

— Это домашний костюм! Новый, я через Интернет заказала…

— Очень мило, только снимай уже. Ты так и не накрасилась?

— Да куда мы спешим-то так?!

— Некогда объяснять, — Ян подходит и бесцеремонно стаскивает с меня футболку, а следом и штаны. — Так, волосы и распущенные нормально… Ни фига малой подрос! Или ты тут просто без меня отъелась? Колись!

— Ничего я не… — обиженно дуюсь.

— Шучу-шучу. Так, — окидывает меня придирчивым взглядом. — Ресницы немного подкрась и скулы подчеркни. Остальное и так сойдет.