Не твой наследник

— Ну ничего, зато тебе перепадут такие проценты, — утешили меня потом добрые соратники по цеху.

Ага. Перепадут, если я доживу. Потому что возражать подобным клиенткам — нельзя, только слушать, открыв рот, и действовать наугад. Сказать, что восточная роскошь и скандинавский минимализм — вещи диаметрально противоположные, — все равно, что расписаться на собственном смертном приговоре. Три недели! Три недели я, высунув язык, кропала проект за проектом, пытаясь втиснуть в лофтовую спальню элементы марроканских узоров или изразцов, и неизменно получала в ответ «фе» от клиентки. Я уже подумывала уволиться, начала рисовать интерьеры от балды, чередуя стили. И когда вдруг моя дама с собачкой сказала: «Вау! Хочу!», я сначала даже не поверила ушам. После долгих мучений ей подошел дизайн в стиле поп-арт. И я уже не стала ничего объяснять и доказывать, если ей так нравится, пусть думает, что у нее восточный лофт. Главное — мы определились, и когда чиновничья женушка вышла из офиса, удовлетворенная и счастливая, народ аплодировал мне стоя. Утрирую, конечно. Задницы свои из кресел они не вынули, но в ладоши все ж таки пару раз хлопнули.

Я добиралась домой с одной мыслью: спать, есть и еще раз спать. Но стоило мне открыть холодильник, я столкнулась с девственно чистой пустотой и попкой от салями. Ведь накануне купила батарею йогуртов, персики, абрикосы, любимый камамбер… Однако, как выяснилось, геи после плотских радостей едят не меньше натуралов. А потому я, голодная, злая и уставшая, обрушилась лавиной возмездия на прожорливую парочку.

— Выбирайте, — заявила я, прервав просмотр Юриного матча. — Кого из вас я расчленю и зажарю первым.

— Все в порядке, милый, я разберусь, — Ян с готовностью вскочил с дивана.

— Но там сейчас будет штрафной!

— Я помню, — улыбнулся Ян, выпихивая меня из комнаты, и закрыв дверь, шепотом добавил: — Запомнил за первые семь раз, что мы смотрели эту муть.

Встречаться со спортсменом — испытание для любого, неважно, какая у тебя ориентация. Футболистом трудно понять, что есть на свете люди, которых не увлекает процесс игры, а многократный просмотр ключевых матчей не вызывает щемящее чувство прекрасного. Пожалуй, это единственный минус их отношений: Ян терпеть не может футбол. Я лично натаскивала его по терминологии, чтобы он мог отличить офсайд от дриблинги, но заядлым болельщиком Ян все равно не стал. Терпел и понимал, что происходит на стадионе — и не более того. Поэтому он уцепился за меня, как за спасательный круг, чтобы только избавиться от тяжкого бремени футбола.

— Лучше бы «Ла-ла-лэнд» еще раз посмотрели, — вздохнул Ян, когда мы с ним пришли на кухню.

— С этим разбирайтесь сами, — отрезала я. — Но если вы уничтожаете мои запасы, то хотя бы покупайте что-то взамен! Я сегодня без обеда пахала.

Ян подозрительно уставился на меня, а потом изрек:

— Все ясно. ПМС. Значит, тебе взять шоколада, ибупрофена и прокладок?

— И как только гей может быть таким шовинистом? Как тебе не… — возмутилась было я, но прикусила язык и застыла, пораженная чудовищной догадкой.

— Что? — непонимающе моргнул Ян, а потом в ужасе опустил взгляд на мои светлые летние брюки. — Уже началось?!

Ах, если бы уже началось! В том-то и дело, что ПМС должен был накрыть меня еще неделю назад! А сегодня… Какое там число?.. Сегодня уже должно было не то, что начаться, а пару дней, как закончиться! С этой чокнутой заказчицей я забыла и про месячные, и вообще про все на свете. Твою ж мать… Спокойно, Саша, дыши! От постинора мог сбиться цикл. Наверное. Боже, только не это!

— Ты что-то забыла? — снова подал голос Ян.

Забыла! Забыла, блин, надеть презерватив на член твоего брата!

— Стой здесь, — пробормотала я и бросилась к себе в комнату.

Перерыла все ящики комода: ведь покупала же тесты, когда еще встречалась с Димой. Задержка была под Новый год, но в тот раз все обошлось до того, как я успела замочить первую полоску. Интересно, какой у них срок годности? Выкопав нужную коробочку, я трясущимися руками достала тест, ломанулась в туалет…

Мне даже не пришлось ждать положенные пять минут. Две жирные бордовые черты проступили моментально, будто сообщая: «Бурцева Александра, твоя жизнь равно полное дерьмо».

Какое-то время я еще сижу, таращусь на тест, периодически жмурясь в надежде, что все это глюк от перенапряжения, и полоски сейчас растают. Но чуда не случается, и я походкой зомби шаркаю в кухню. Вид, у меня, наверное, соответствует образу ходячего мертвеца, потому что Ян, который в этот момент дожевывает попку от салями, давится, кашляет и хватается за сердце.

— Блять, разве можно так пугать?! — сипит он, прислонившись к холодильнику. — Кто умер?

— Я, — не в силах подобрать слова, протягиваю ему полоску.

— Что за… Подожди, это то, что я думаю? Описанный тест? — кривится Ян, но, взглянув в мою мрачную физиономию, все же заставляет себя посмотреть внимательно. Секунда — и на его лице проступает понимание. — Вот же… Ты что, беременна? Блин, Сашка! От кого?

На этом вопросе я теряю терпение окончательно.

— Ну, уж не от полотенца в сауне, это точно! — вышвыриваю тест в мусорное ведро. — Забыл, как присоветовал мне секс со случайным красавчиком?!

— Марк?! — Ян нервно сглатывает, выплевывает пару крепких ругательств и опускается на стул. — И что ты собираешься с этим делать?

Вот уж воистину: вопрос на миллион долларов. Если бы я только знала! Всегда была против абортов. Нет, не осуждала тех, кто их делает, потому что обстоятельства бывают разные, но думала, что сама так не поступлю. Потому что человеческая жизнь ценна, потому что дети — счастье. А еще я всегда считала себя взрослой и адекватной, знала, как работает контрацепция и не верила во всякие там безопасные дни. Одна-единственная ошибка — и все летит псу под хвост.

А как же постинор? Почему он не помог? «Выпить в течение 24 часов после незащищенного полового акта…» Я ведь все сделала по инструкции! Что не так? Или партия была просроченная? А если вдруг таблетка как-то повлияла на ребенка? Вызвала ужасные уродства или отклонения?..

Голова ломится от вопросов, колени подгибаются от страха. И во всем этом штормящем море неуверенности есть только одна истина, которая не вызывает у меня сомнений: Марку я точно ничего не скажу. Рожать или нет, — это будет только моим решением. Ломать чужой брак я не стану ни при каких обстоятельствах. И вовсе не потому, что хочу облегчить жизнь Марку, нет. Мне жалко его жену. Да и потом совершенно не хочется выслушивать оскорбления, мол, от шлюх детей не заводят. Марк способен либо с презрительным видом швырнуть мне несколько банкнот на аборт, либо, что еще хуже, сказать, что я все равно не смогу вырастить приличного человека, поэтому они с женой, так и быть, заберут моего ребенка. Зачать у них, как я поняла, не получается, еще бы: проживи я с Марком несколько лет под постоянными унижениями, моя бы матка тоже основательно забаррикадировалась изнутри. Но, к сожалению, этот бестолковый орган не сразу понял, с кем мы имеем дело, а потому с легкостью впустил в себя генный материал чудовища во плоти. Нет, если мне и суждено разгребать последствия своей роковой ошибки и встать на путь истинный, то первое мое праведное решение — не подпускать Марка к себе и к гипотетическому ребенку.

— Ты, главное, не паникуй, — мягко произносит Ян, оправившись от первого шока. — Я в любом случае тебя поддержу. Деньгами там, няней… И, конечно, если надумаешь рожать, можешь оставаться здесь, сколько нужно. Кроватка в твою комнату поместится, против детей я ничего не имею. Хочешь, я сам поговорю с Марком…

— Нет! — торопливо перебиваю я. — Только не это.

— Почему? — удивляется Ян. — Мой брат только с виду редкостный говнюк. Но от обязательств он никогда не отказывается. Да и детей вроде хотел. Как минимум, ты можешь затребовать с него приличные алименты.

— Ян, если ты мне друг, пообещай одну вещь. Марк ни за что, ни при каких обстоятельствах, — слышишь? — не должен узнать про мою беременность. Обещаешь?