Дочь Голубых гор

Головокружение все усиливалось. Непрестанно бил барабан, позванивали колокольчики, не умолкая пели гутуитеры: их голоса казались далекими-далекими. Она вдруг ощутила сильный позыв к рвоте и на миг закрыла глаза и едва не потеряла равновесия. Раскинув широко руки, она качнулась вперед, надеясь, что жрец поддержит ее. Но Кернуннос был теперь сзади, что-то беспощадно вдавливалось в нее, между ног, и на этот раз боль была так сильна, что она не смогла ее приглушить. Она стояла на четвереньках, а жрец по-прежнему причинял ей боль, нестерпимую боль… и чтобы не закричать, она плотно сжала губы. Совершив над собой невероятное усилие, она кое-как поднялась на ноги и повернулась лицом к жрецу: нет, она не позволит так терзать себя сзади.

Рог, точно нож, полоснул ее по груди.

Меняющий Обличье смотрел на нее немигающими глазами. Его зубы были оскалены, как клыки у хищного зверя; пронзительным голосом он пел что-то непонятное, а затем вдруг завыл: так воют волки в зимнюю ночь, собравшись в какой-нибудь заваленной снегом долине. Никому из тех, кто слышит этот вой, издавна предвещающий нашествие волков, не избежать страха.

Меняющий Обличье смотрел на Эпону волчьими глазами. Да, перед ней стоял готовый наброситься на нее хищный зверь. И в этот отчаянный момент, к своему удивлению, Эпона услышала внутренний голос, такой же ясный и отчетливый, как если бы говорил кто-нибудь посторонний: этот голос подсказывал ей, что она должна сделать. Кивнув головой в знак понимания, Эпона посмотрела на ужасный лик Кернунноса и вдруг обнажила зубы в таком же волчьем, как у него, оскале.

Кернуннос рассмеялся.

В тот же миг женщины набросились на нее и повалили на пол. Одна села ей на грудь, а две другие раздвинули ноги так широко, чтобы Кернуннос мог танцевать между ними. Приглушенным голосом жрец призывал духов деревьев, камней и земли быть свидетелями обряда перехода девушки к новой жизни. Когда он стал выкликать нараспев имена водяных духов, женщины запели хором и, плюя себе на ладони, принялись растирать слюну по коже Эпоны. Когда Кернуннос воззвал к духу огня, Тена громко закричала, и костер в центре дома вдруг вспыхнул ярким пламенем.

Эпона как бы отрешилась от самой себя. Она пассивно, почти безразлично наблюдала, как Кернуннос присел на корточки между ее раздвинутыми ногами и искусно направил рог в самое сокровенное место ее тела. Закрыв глаза, жрец запел песню открытых врат, он требовал, чтобы врата открылись для Духа Жизни. Когда пронзительный голос Кернунноса взмыл ввысь, оборвавшись на последней звенящей ноте, Эпона почувствовала раздирающую, еще более сильную, чем прежде, боль.

Женщины издали ликующий вопль.

Девушка лежала, тяжело дыша, на полу. Ее уже не держали, женщины, улыбаясь, стояли на почтительном отдалении, а Нематона протянула руку, чтобы помочь ей подняться. Тена и Уиска, Голос Вод, подойдя ближе, нежно обласкали ее. Ей было больно шевелиться, но она не хотела, чтобы хоть кто-нибудь это заметил. Глупо сдаваться теперь, когда худшее уже позади. К ее изумлению, дым полностью рассеялся; комната, где она была, казалась теперь обычной теплой комнатой, с дружески потрескивающим костром посредине.

Она стояла, пошатываясь, смутно сознавая, что женщины обмывают ее тело подогретой водой. Когда зрение у нее прояснилось, она поняла, что жилище жреца напоминает звериное логово.

Но самого жреца не было. Эпона не могла вспомнить, когда он вышел: просто его не было в доме, вот и все.

Три женщины хлопотали вокруг нее, умащая ее тело расплавленным жиром, издавая негромкие, похожие на кудахтанье звуки, когда ее бедра невольно вздрагивали.

– Скоро ты совсем успокоишься, – быстро проговорила взволнованным голосом Тена. – Отныне ты женщина, и твой дух будет мудро руководить твоими поступками. Ты выдержала испытание.

Жрица впервые обращалась к ней как к взрослой женщине. Эпона заговорила слишком неуверенным дрожащим голосом, тут же остановилась и, прежде чем продолжить, откашлялась.

– Это было не так страшно. И не больно, – наконец сказала она.

Гутуитеры обменялись одобрительными взглядами.

– Ты смелая женщина, – сказала Нематона. – И ты достойна быть матерью воинов.

Как ее предостерегала Сулева, Та-что-рожает-только-дочерей? «Не проявляй страха. Не то с тобой может произойти что-то ужасное»?

Эпона разрумянилась от гордости, но врожденное неутолимое любопытство принудило ее спросить:

– Почему так важно быть матерью воинов? Ведь здесь, в Голубых горах, мы никогда не подвергались нападению.

– При твоей жизни – нет. – Нематона провела узкой рукой по глазам – это был общепринятый жест отрицания. – Только потому, что воинская слава Туторикса удерживает другие племена от попыток захватить Соляную гору. Но в былые времена нам не раз приходилось сражаться – и еще не раз придется в будущем. Мы должны быть готовы к защите того, что нам принадлежит… Но твоим детям, Эпона, никогда не придется сражаться за Соляную гору, потому что они родятся не здесь, в нашем поселке. Тебя будут сватать мужчины из дальних племен, принося богатые дары Туториксу. У тебя будет много женихов не только потому, что ты дочь вождя, но и потому, что ты сильная, здоровая молодая женщина, обладающая большой смелостью, которую ты можешь передать своим сыновьям.

Слова Нематоны напомнили девушке, что теперь, когда по совершении обряда она стала взрослой женщиной, ей предстоит новая забота. Как и все женщины ее племени, она свободна в выборе мужа, но ее избранник должен непременно быть из племени, живущего далеко от Голубых гор.

«Нет, – упрямо сказала про себя Эпона. – Это касается только других, но не меня. У меня свои замыслы. И я их осуществлю!»

Нематона завернула ее в толстое меховое покрывало. Светловолосая, с бесцветными глазами и белоснежной кожей Уиска закрепила покрывало Ригантониной брошью, массивным бронзовым кольцом, украшенным затейливым рисунком, символизирующим бесконечные перипетии бытия. Это был излюбленный узор их племени, который аллегорически изображал, как жизнь перетекает в жизнь.

Рыжеватая Тена погладила меховое покрывало.

– Это шкура беременной медведицы, – сказала она Эпоне, – обладающая большой магической силой. Ее долго берегли для дочери Ригантоны.

Шкура была тяжелая, от нее тянуло затхлым запахом. Когда Эпона сморщила нос, Тена хихикнула.

– Ужасный запах, не правда ли? Надо хорошенько проветрить эту шкуру, Эпона. Когда, после таяния снегов, к нам прибудут греческие торговцы, выменяй у них немного корицы и вотри ее в мех. А до тех пор можешь ее не надевать. Это всего-навсего символ твоего нового положения.

– О моем новом положении знает теперь уже весь поселок, – ответила Эпона. – Но, несмотря на запах, я все равно буду ее носить.

Она уже представляла себе, какой завистью будут сверкать глаза сестер, когда она вернется домой в этой великолепной шкуре. Даже у самой Ригантоны нет ничего лучше.

Нематона открыла дверь дома, и Эпона с удивлением увидела перламутрово поблескивающее небо над горами. Неужели ночь прошла так быстро?

Но ведь, с другой стороны, нельзя забывать о могуществе духов.

Помня о своих обязанностях, одна из гутуитер взяла Эпону за плечи и повернула ее лицом к восходящему солнцу. Пора было закончить обряд посвящения ее в женщины.

Уиска заговорила тем торжественным поучающим голосом, которым друиды делают свои наставления:

– Жертва была предложена и принята, с благими предзнаменованиями. У тебя будет много детей, Эпона. Врата жизни в тебе открыты, отныне ты можешь наслаждаться любовью с мужчиной, не опасаясь никакой боли; с удовольствием зачатые тобой дети, улыбаясь, появятся в этот мир. Открыты и еще одни врата. Теперь ты взрослый член племени, а это означает, что дух, заключенный в тебе, пробудился. Отныне ты всегда должна прислушиваться к его голосу, хотя он и не произносит никаких слов. Подчиняйся всем его повелениям. Это и есть мудрость… Мы не хотим, чтобы ребенок прислушивался к голосу своего духа, ибо этот дух, только-только вселившийся в него после пребывания в других мирах, игрив и легкомыслен; от него, как от человека, впервые выпившего слишком много вина, можно ожидать самых неожиданных причуд. Он лишен здравого смысла. Поэтому-то мы и не стремимся пробудить дух, пока он и тело, где он заключен, не достигнут достаточной зрелости. Это время настало для тебя, твой дух полностью пробужден. Отныне ты свободная кельтская женщина, Эпона, дочь Ригантоны. Никогда не забывай об этом. – Ее голос прозвучал как удар хлыстом; ослушаться его, казалось, было невозможно.