Ледяная западня

Но, как говорят, шила в мешке не утаишь. Молва разнесла историю по всем кораблям, знал ее и Вилькицкий. Однако рассказы о «бунте» младшего офицера на «Андрее Первозванном» не смутили его. Вероятно, опальный офицер был не очень опасным для него конкурентом.

Имя Вилькицкого не сходило с уст у матросов. Команде было не безразлично, кто поведет ледокол в опасное плавание. Стоило Студенову появиться в кубрике, как его забрасывали вопросами о командире. Вилькицкий ему понравился, хотя он, наверное, не мог бы точно сказать, почему именно. Молодой кавторанг был вежлив и обходителен. Словами не бросался, тщательно выбирал выражения, чтобы поняли его именно так, как он того хотел. Поэтому, наверное, даже самые обычные слова звучали в его устах значительно и веско. К матросам обращался вежливо. Студенову он, например, отдавал приказ в такой форме:

— Изволь, братец, вызвать ко мне лейтенанта Жохова.

Когда тот докладывал, что приказание выполнено, командир никогда не забывал сказать ему «спасибо».

Закончив все приготовления, ледоколы 9 июля покинули бухту Золотой Рог и без особых приключений добрались до бухты Эмма, где, как обычно, предполагалось пополнить запасы угля, продовольствия и воды, а затем продолжать движение на север. Но неожиданно заболел начальник экспедиции И. С. Сергеев. Заболел настолько серьезно, что ледоколам пришлось возвращаться в Анадырский лиман, чтобы отправить больного попутным транспортом в Петропавловск. О своей болезни Сергеев сообщил по радио в Петербург. Вскоре оттуда пришло распоряжение — рейд продолжать, исполняющим обязанности начальника экспедиции назначить Б. А. Вилькицкого.

Кавторанг встретил новое высокое назначение спокойно, как нечто должное. И корабли взяли курс на север. За пятнадцать дней они благополучно обогнули Чукотский полуостров и вышли в Восточно-Сибирское море. Пока корабль двигался по чистой воде, начальник экспедиции весьма толково руководил научными работами. Тщательная обдуманность действий в какой-то степени восполняла отсутствие у Вилькицкого опыта плавания в Ледовитом океане. Но стоило «Таймыру» попасть в непривычную обстановку, как Вилькицкий растерялся.

18 августа вахтенный офицер (тоже новичок на севере) с беспокойством наблюдал за крупными льдинами, которые проплывали мимо ледокола. Льдин становилось все больше и больше. Наконец корабль подошел довольно близко к целому полю, состоящему из отдельных подвижных больших и малых ледяных обломков. Вахтенный послал вестового Ефима Студенова за Борисом Андреевичем. Вилькицкий довольно быстро поднялся на мостик. Несколько минут он молча рассматривал в бинокль полосу льда.

— Что прикажете делать, Борис Андреевич? — не выдержал вахтенный.

Начальник молчал. То ли он не расслышал вопроса, то ли просто не знал, что ответить офицеру. В это время на мостике появились судовой врач Леонид Михайлович Старокадомский и штурман Алексей Николаевич Жохов. Даже беглого осмотра полоски льда опытным полярникам было достаточно, чтобы понять: ничего опасного для плавания нет. Алексей Николаевич собрался уже вернуться в каюту, когда Вилькицкий приказал вахтенному офицеру ложиться на обратный курс. Жохов и Старокадомский удивленно переглянулись.

— Что он такое говорит, — тихо произнес Жохов. — Он, верно, нездоров...

— Чепуха. Все объясняется проще: Борис Андреевич впервые столкнулся с настоящим льдом.

— Что вы сказали? — неожиданно спросил Вилькицкий, до которого долетели обрывки фраз.

— Я думаю, можно двигаться вперед, — отозвался Старокадомский.

— Хорошо... Следовать прежним курсом! — распорядился начальник экспедиции, покидая капитанский мостик.

Сцена на капитанском мостике вскоре забылась. Новые, более значительные события заслонили собой минутную слабость Вилькицкого.

...Море ворчало, подпевая шуму сильного и холодного ветра, который сдувал водяные брызги на гребнях волн и кидал их в румяное лицо вахтенного начальника лейтенанта Жохова. Алексей Николаевич поднял воротник плаща, пытаясь защититься от мелких брызг. Среднего роста, широкоплечий моряк, широко расставив крепкие ноги, словно прирос к палубе.

Было раннее утро. В это время вся команда отдыхала. Не спали только дежурные кочегары, вахтенные матросы и вестовой офицерской кают-компании Ефим Студенов. Знал он, что сегодня дежурит Жохов. Встал чуть свет, чтобы побыть около него.

— Что, тамбовский саламатник, соскучился по дому? — спросил лейтенант.

— Никак нет, ваше благородие! Привык к морю.

— Да брось ты, Ефим. Не в строю стоишь, — поморщился вахтенный начальник. — А в наших краях антоновка поспела. Чудесное, пахучее яблоко. Любишь?

— Так точно!

— То-то и оно. Ты иди, боцман скоро побудку даст...

Вдруг, не договорив фразу, лейтенант рывком поднял бинокль, припал к его окулярам.

— Я вижу сушу! Чепуха какая-то.

Еще несколько минут Жохов внимательно рассматривал далекий кусочек скалистой суши. Корабли находились в таком месте, где нельзя было встретить никаких островов. Но случилось невероятное: глаза лейтенанта все яснее и яснее видели в море таинственный остров. Жохову даже как-то не сразу пришла мысль, что он открыл новую неизвестную ранее землю. А поняв это, почему-то не испытал особой радости.

Ровным и спокойным шагом двинулся вахтенный начальник к каюте Вилькицкого. Громко постучал. Никто не ответил. Борис Андреевич спал обыкновенно крепким сном. Тогда Жохов толкнул дверь и вошел в каюту.

— Борис Андреевич! — Он потряс за плечо начальника экспедиции. — Проснитесь же. Левее курса находится неизвестный остров.

— Полно шутить, Алексей Николаевич, — хрипло со сна произнес Вилькицкий, приподнимаясь на локтях. — Ну какие могут быть в этих водах острова...

— Я знаю, что не должно быть тут суши. И все-таки только что видел левее курса скалистый остров.

Теперь Вилькицкий окончательно проснулся. Ежась от холода, торопливо оделся.

— Идемте, Алексей Николаевич!

Быстрым шагом они поднялись на мостик. Жохов протянул начальнику экспедиции бинокль. Сомнений не было. По левому борту ледокола, среди морских волн, высились коричневые скалы неизвестного острова.

— Поздравляю, Алексей Николаевич, с географическим открытием! Счастье улыбнулось нам.

Потом начальник экспедиции дал команду изменить курс «Таймыра» и бросить якорь вблизи неизвестного острова. Когда якорная цепь со звоном поползла в воду, в воздух взмыли тучи испуганных кайр и чаек.

— А теперь настал черед поискать среди скал северного Робинзона! — пошутил Вилькицкий. — Будьте добры, Алексей Николаевич, распорядитесь отправить на берег группу матросов и передать радиограмму о том, что экспедиция сделала свое первое географическое открытие. Но прежде потрудитесь определить точные координаты острова, который мы назовем...

— Именем Вилькицкого! — услужливо подсказал кто-то.

— Вилькицкого? — удивленно повторил начальник экспедиции. — Можно, конечно, в память об отце... Но все-таки дайте в Петербург радиограмму: «Открыли неизвестный остров в архипелаге Де-Лонга. Прошу разрешения назвать его именем цесаревича Алексея Николаевича».

Через несколько минут шлюпка с добровольцами направилась к острову. Гребцы старались изо всех сил, так как всем не терпелось поскорее ступить ногой на только что открытую землю. Шутка ли, экспедиции удалось сделать важное географическое открытие в XX веке, когда, казалось, у природы не осталось никаких тайн.

Новые русские владения выглядели мрачновато. Высокие бурые каменные громады отделяли прибрежную полосу острова от центральной его части. Лодка причалила к берегу в том месте, где скалы дальше отступали в глубь суши. На красном песке сонно отдыхала стая моржей. Они лениво переползли, освобождая дорогу странным существам в черных бушлатах и бескозырках. Спокойствие моржей лишний раз свидетельствовало о том, что человек еще не успел испортить с ними отношения. Скалы облепили тысячи птиц, внешний вид которых напоминал уток. Это были кайры. Среди них выделялись крупные белые чайки-бургомистры.