Человек из прошлого

В морге было не то чтобы холодно, но как-то промозгло. Таковой бывает погода поздней осенью, когда кажется, что все кругом настолько мерзопакостно, что, может, лучше и не жить на этом свете. Или, по крайней мере, замкнуться у себя в квартире, зашторить окна и не иметь абсолютно никаких сношений с внешним миром. Впрочем, такое заведение, как морг, имеет предназначение явно не для жизнеутверждающего настроения и улыбок во весь рот. Здесь положено быть печальным, вести себя спокойно, громко не разговаривать, дабы жизнеутверждающим голосом не побеспокоить дух покойников…

Валентин открыл тяжелую дверь и шагнул в покойницкую, где увидел молодого человека лет тридцати в синем добротном костюме и санитара с вытянутым желтоватым лицом – Геннадия Васянина. Эдуард Кочемасов (вернее, то, что им ныне являлось) лежал на широком столе, поверхность которого была обита толстыми жестяными листами, под сероватой, донельзя застиранной простыней.

– Покажите, – сказал молодой человек.

Гена всего-то с неделю назад поступил на работу в морг и еще не полностью освоился со своими обязанностями. Наверняка он не должен был показывать человеку лет тридцати в синем добротном костюме «за человеческое спасибо» труп Кочемасова, однако житейский опыт подсказывал, что гостя следовало уважить, он шагнул к столу и откинул с лица покойника простыню и, отвернувшись, уставился в грубо побеленную стену.

Некоторое время человек в синем костюме смотрел на труп, потом негромко произнес:

– Спасибо, – и с задумчивым видом пошел по длинному коридору к выходу.

Незнакомец стоял у покойника недолго, однако Рожнов успел заметить, как по его скорбному лицу вдруг промелькнуло выражение удовлетворения.

Человек в синем костюме чрезвычайно заинтересовал Валентина. В какой-то момент Рожнов даже хотел направиться за ним следом, но потом решил исполнить то, ради чего пришел в морг.

– Откиньте простыню с покойника, – потребовал он.

Санитар вновь показал лицо мертвеца.

– Нет, полностью, – сказал Рожнов.

Никаких шрамов на груди и животе Эдуарда Кочемасова не имелось. Значит, тенниска с дырками от лезвия ножа была не его…

Тихо, чтобы не услышал удаляющийся человек в синем костюме, старший оперуполномоченный спросил у санитара, кивнув в сторону коридора:

– Быстро говори: что этот человек сказал, когда попросил дать посмотреть на труп?

Санитар пожал плечами и ответил с некоторым недоумением:

– Сказал, что хочет посмотреть на труп, чтобы убедиться, не знаком ли он ему.

– А как он представился? – быстро спросил Валя Рожнов.

– Работником исполкома.

– Фамилию назвал?

– Назвал… Но я ее не запомнил. Вроде бы ни к чему, – промямлил санитар, уже понимая, что допустил оплошность, пропустив в морг человека в синем костюме.

– Документ он какой-нибудь предъявил? – нетерпеливо спросил старший оперуполномоченный, явно торопясь.

– Да… Удостоверение с печатью…

– И что там было написано? Помнишь? – спросил Валентин, поглядывая в сторону коридора. Незнакомец уже вышел из морга.

– Я не особо вглядывался… – еле слышно произнес перепуганный санитар, уже решив написать заявление об увольнении. Кто бы мог подумать, что здесь такая нервная работа.

– Ясно, – буркнул Рожнов и заторопился к выходу.

Из морга Валентин выскочил как ошпаренный. Торопился старший оперуполномоченный не напрасно: он успел заметить уже поворачивающего за дом гражданина в синем костюме, прибавил шагу и потопал за ним на положенном расстоянии, то есть начал «вести». Дело привычное, к тому же молодой мужчина даже ни разу не проверил, есть ли за ним слежка или нет, чувствовал себя в полнейшей безопасности. Рожнову не нужно было особо прятаться, опасаясь быть раскрытым.

Человек, за которым шел Валентин, привел его к зданию, где размещался Городской совет. Выходит, что не соврал санитару в морге.

Старший оперуполномоченный вошел в здание Городского совета если не как к себе домой, то уж точно, как будто бы бывавший в этом здании не однажды. Мельком глянув на стенд с фамилиями руководителей отделов, он спросил у дежурного, сидящего на входе:

– Мне нужен начальник отдела по учету и распределению жилой площади товарищ Зигмантович. Это не он только что прошел мимо вас в синем костюме?

– Нет, что вы, – почтительно ответил дежурный, признав, очевидно, в Рожнове человека из руководящего звена, – это был товарищ Кондратьев, председатель плановой комиссии.

– Благодарю вас, – продолжая выдерживать роль неизвестно какого, но начальника, изрек Рожнов и степенно вышел из холла Горсовета на улицу. На лице его читалось удовлетворение, поскольку в деле Эдуарда Кочемасова появился новый фигурант…

На следующий день эксперты выдали пока неполное предварительное заключение по рубашке-тенниске. Помимо того, что на тенниске бурые пятна действительно являлись человеческой кровью, оказалось, что рубашку давно не стирали и не носили уже лет восемь-десять. Похоже, все это время она так и лежала в коробке из-под обуви в квартире Эдуарда Кочемасова. Так что два вопроса уже нашли свое разрешение – тенниска не принадлежала Кочемасову. И на ней находилась именно человеческая кровь. Однако основные вопросы остались без ответа: чья это рубашка и почему Эдуард Кочемасов ее столь долгое время хранил. Зато стало ясно, что дело Кочемасова очень даже не простое.

Глава 5. Что за цацки в коробках?

Коня «стреножили» недалеко от деревни Караваево, что тринадцать лет назад вошла в границы города и была включена в состав Ленинского района в северо-восточной части города. Патрулировавший местность конный милицейский наряд приметил человека, одиноко шагающего по проселку, ведущему из деревни Караваево в поселок Осиново. Человек показался патрульным милиционерам подозрительным и был остановлен для проверки личности. (Позже, когда их спросили, почему одиноко идущий по дороге человек показался подозрительным, они не нашлись, что ответить. «Просто какое-то чувство сработало», – признался один из них.) Каких-либо документов, удостоверяющих личность, у гражданина не оказалось. Когда его попросили назваться, он сказал свои имя и фамилию: Гришаев Игнат.

– А отчество? – спросил один из милиционеров.

– Так это… Иванович, – прозвучал ответ.

Слова подозрительного гражданина доверия у патрульных милиционеров не вызвали, и он был препровожден в городское отделение милиции, где имелся словесный портрет разыскиваемого гражданина Игната Коноваленко. Поначалу вроде бы ничего особенного не отметили: мужик как мужик, таких в окрестностях города, почитай, девять на десяток. Когда же милиционеры догадались сравнить имеющийся словесный портрет с обликом задержанного мужчины, то оказалось, что перед ними не кто иной, как объявленный в розыск и обвиняемый в тяжком преступлении, совершенном в Академической слободе, Игнат Павлович Коноваленко по кличке Конь. При личном досмотре гражданина Коноваленко были обнаружены деньги в размере пяти рублей с мелочью и серебряные часы, на обратной стороне которых была выгравирована надпись:

«Дорогому Степану Гавриловичу от коллектива врачей клиники в день его сорокапятилетия».

– Откуда такие знатные часики? Уж не на день рождения ли подарили? – хмыкнув, спросил его следователь из следственной группы при милицейском отделении и посмотрел на Коня так, как сморят учителя на школьника, попавшегося на экзамене со шпаргалкой.

– Нашел, – ответил Конь и нахально посмотрел в глаза следаку. Мол, доказывай, мусор, коли имеется такое желание, а я тебе в этом деле не поддужный[2]…

В этот же день Игната Коноваленко препроводили под конвоем в отдел по борьбе с бандитизмом и дезертирством города Казани. Прежде чем поместить в камеру, решили допросить. Майор Щелкунов, положив перед задержанным краденые часы, задал тот же самый вопрос:

– Откуда у тебя часы с гравировкой?

2

Поддужный – помощник (жарг.).