Милашка

— Эй, кажется, он плачет, бедняжка… Я смогла лишь на минутку увидеть что-то маленькое и пушистое. Наверное, котёнок свалился вниз и не может выбраться. Да не толкай под руку, Дим, выключи второй фонарик, похоже, малыш боится света. Беги домой и принеси мамину бельевую верёвку, ну, пожалуйста! За это можешь взять мою шоколадку из коробки, только поторопись…

Я не понимал слов, но новый голос звучал совсем не страшно, он был ласковым, как у мамы, или просто так показалось от отчаяния. Во всяком случае, луч света больше не двигался, угрожая утопить в тёмной мутной воде, по которой после дождя плавали мелкие палки и разный мусор. Стоило только представить, что рядом с ними вскоре будет раскачиваться раздутое от воды тельце, как дрожащие ноги подкосились, уронив и без того грязную шкурку на холодный скользкий карниз…

Кажется, сознание милосердно меня покинуло, пусть и ненадолго. А в чувство привели раздававшиеся сверху пыхтение и звонкие шлепки, перемежавшиеся с воплями уже знакомого противного голоса:

— Совсем с ума сошла, дура, кусаться из-за какой-то твари! Вот я пожалуюсь маме, тебе мало не покажется… Ох, моё ухо, это кро-овь, ты ещё получишь, ― и звуки стали удаляться, а вслед им неслось жизнерадостное:

— Беги, беги, пока не догнала и не добавила…

Я прислушался, новый голос снова звенел, отражаясь от стен моей тюрьмы:

— Потерпи немного, малыш, скоро я тебя оттуда вытащу…

По интонации было ясно, что этот человеческий детёныш проявляет дружелюбие. С чего бы? Я опять запаниковал:

— Наверняка это ловушка, коварное отродье хочет меня поймать и пленить. Но я так просто в руки не дамся ― откушу всё, до чего дотянутся клыки…

Неважное это было утешение, тем более что зубы у меня пока слишком мелкие и вряд ли способны прокусить кожу злодея. Но оставались ещё острые когти ― хотя бы поцарапаю на славу…

Я вздыхал и тихонько всхлипывал, оплакивая свою несчастную судьбу, когда наверху снова завозились, и одновременно с этим меня осыпало землёй. В ужасе поднял голову и чуть сам не свалился в уже поджидавшую водяную глотку: в стене образовалась небольшое отверстие, из которого выглядывал заострённый крысиный нос. Влажный и тёмный, он быстро дёргался, обнюхивая затхлый воздух колодца. Нетрудно было представить, что уже скоро мой будущий убийца появится целиком, чтобы…

В этот момент сверху упало что-то длинное, с лёгким шлепком задев поверхность воды:

— Ну же, малыш, хватайся за верёвку, я тебя вытащу!

Как бы я ни был напуган, всё же сообразил, что это единственный путь к спасению или…ужасному плену. Но между смертью в зубах беспощадного хищника и призрачной надеждой выбор был вполне очевиден, тем более что меня окатило новой порцией грунта ― крыса учуяла запах и спешила за желанной добычей…

Но вот беда, спасительный шнур был слишком далеко, а короткие ножки абсолютно не приспособлены к «блошиным» прыжкам. Это был конец всему, но, похоже, человечек наверху догадался мне помочь, начав раскачивать сброшенную им верёвку. Она мелькала перед глазами, и только страх не давал сделать решительный шаг до тех пор, пока тело крысы наполовину не высунулось наружу…

Я взвизгнул, вцепившись коготками в шнур, и быстро начал по нему карабкаться. Из обезумевшей головы совершенно вылетело, что там, наверху, пылает, обжигая, наземное светило, а значит, глупый маленький Милаш мчится навстречу мучительной гибели. Где-то на полпути я остановился, отдыхая, и решился посмотреть туда: пугающе-яркий свет пропал, сменившись привычной полутьмой.

Ситуация быстро разъяснилась, как только сверху послышались раскаты грома, и полыхнули огненные разломы молний.

— Вот она, настоящая гроза, о которой рассказывали Наставник и Грэг, хваставшийся, что однажды через заброшенную шахту случайно выбрался на поверхность как раз во время этого светопреставления. У меня тогда от его бурной фантазии мех встал дыбом, неужели друг не соврал? Если верить Грэгу, гроза несёт за собой небесный поток, вот почему, наверное, человеческие детёныши сбежали… Хорошо, что верёвка осталась ― это мой шанс на побег. Так что же я медлю? Скорее вперёд, пока вода не хлынула в колодец и не смыла Милаша, как травинку в водовороте…

Я не просто спешил, а мчался, ведь, зачем-то оглянувшись назад, увидел преследующую тень: крыса не желала так просто отдавать добычу… Задыхаясь от усталости, перекинул тело через край колодца, но так и не выпустил верёвку из рук: порыв ветра чуть не скинул беглеца назад в пропасть. Только природная цепкая хватка спасла неудачника от катастрофы, но, похоже, ненадолго: совсем рядом лязгнули челюсти «охотника», и, зажмурившись, я приготовился к последней боли…

Что-то мягкое и тёплое, нежно подхватив, помчало меня вверх, защищая от бушующего ветра и клыков крысы. Сердца от страха стучали кто во что горазд, а закрытые лапами глаза не хотели смотреть на этот пугающий мир. Внезапно по спине и голове забарабанили капли дождя, и я почувствовал, что меня куда-то несут, крепко прижимая к горячему телу.

Звук чужого сердца оглушал и, казалось, гремел где-то совсем рядом. Здесь, в укрытии, под складкой человеческой одежды было тепло, и холодные капли не касались нежного меха. Я пригрелся, перестав всхлипывать, когда внезапно движение прекратилось, и похититель попытался вытащить меня наружу. Но я крепко вцепился в ткань и не поддавался, пока ласковый голос снова не забормотал, а большой, самый настоящий человеческий палец коснулся шкурки:

— Вот ведь вцепился в футболку, глупыш… Да не дрожи так, я не обижу. Ой, не кусайся, ха-ха, щекотно… Сейчас, сейчас, не бойся, только немного рассмотрю и отпущу, обещаю.

Я прислушивался к мягкой интонации голоса и, сам не знаю почему, ослабил захват. Никогда в жизни мне ещё не было так страшно: в ладони, на огромной высоте, рядом с человеком… Но я крепился и, собрав все силы, посмотрел прямо в лицо великанше: это, несомненно, была девчонка ― с золотистой косой через плечо, совсем как у моей сестрицы Клары, огромными глазищами и ртом, полным больших белых зубов.

Её розовые губы шевелились, и я не сразу сообразил, что она улыбается, а не облизывается, пытаясь засунуть бедного Милаша себе в рот. Хоть меня и трясло как в прошлом месяце после падения в глубокую лужу, я даже мужественно позволил этому чудовищу погладить себя по спине, сдерживаясь, чтобы снова не пустить в дело пусть пока и слабые зубы. А тем временем голос, ставший немного тише, продолжал что-то бормотать:

— Какой же ты миленький и славный, похож и на котёнка, и на щенка одновременно. Дрожишь, бедняжечка, понятно, я, наверное, кажусь тебе страшной? Жаль, что ты меня не понимаешь. Ну что поделать, малыш, мы из разных миров, ― она вздохнула, снова осторожно коснувшись моего золотистого меха, ― куда же тебя отпустить? Кругом льёт, как из ведра… А здесь под козырьком остановки хотя бы сухо, что же делать?

Выражение её лица изменилось: изогнутые полоски меха над светлыми глазами поползли вверх, одна рука стала дёргать себя за мочку уха, совсем как наш Наставник, когда серьёзно задумывался над заданным ему вопросом. Меня вдруг осенило: это невероятно, но, похоже, она собиралась отпустить свою добычу… И хоть смотреть вниз было ещё неприятнее, чем на маленького человека, я это сделал, к своему восторгу обнаружив совсем рядом на земле ту самую расщелину, через которую позавчера ночью с Эдом и Грэгом проник в опасный верхний мир.

Да, мы сделали глупость, я, во всяком случае. Не надо было поддаваться на коварные уговоры и спорить с Эдом, что не побоюсь подняться на поверхность. Понадеявшись на защиту Грэга, я поплатился за свою доверчивость ― как только мы подобрались к колодцу с едва заметно сдвинутой решёткой, злодей словно нечаянно столкнул меня вниз, расхохотавшись вслед:

— Ну как ощущение полёта, Милаш-ка, нравится? Не стоило меня задирать, а потом жаловаться Наставнику. Ты это заслужил, мелюзга…

Я не знал, что случилось с ним и Грэгом после моего падения, просто сидел в этом вонючем колодце и ждал, когда друг придёт на помощь. А его всё не было…