Подземный корабль

7

Прошел уже месяц с тех пор, как Слава Морохов живет в “Мадагаскаре”. Поселившись здесь, он слегка нарушил размеренный и спокойный порядок местной жизни. Но постепенно служащие дома привыкли к нему — так организм приучается жить с занозой или иным инородным телом, которое нет возможности удалить.

Безусловным начальником здесь считался старший консьерж. Мстислав Романович привык обращаться к нему по имени-отчеству. Называть его Ибрагимом было невозможно — сразу возникал образ курчавого арапа.

Как-то раз жилец поинтересовался, откуда родом предки консьержа.

— Из Владимирской области, — сказал Ибрагим Евстигнеевич.

— Отчего тогда вам дали такое имя?

— В честь дедушки Пушкина, — ответил тот. — Мои родители работали в музее города Мамурова. Там был зал с обширной экспозицией, посвященной поэту. Надо сказать, что Пушкин в тех краях никогда не бывал.

Вот как-то раз свободным субботним утром жилец гуляет по первому этажу и заглядывает в каминный зал. Он слышит звонкий и громкий голос:

Усатый генерал, замочивший Сальвадора.

На длинном, с гнутыми ножками диванчике сидят две женщины: Варвара-садовница и одна из уборщиц. На столике перед ними серовато-желтый квадрат дешевой бульварной газеты: мутная окрошка фотографий, скачущие в истерике иероглифы заголовков. Происходит работа над кроссвордом.

Морохов остановился за колонной. Ему было интересно.

— … Пиночет, — разгадали загадку женщины.

Дальше — Ирочка, которая предлагает тучи развести руками.

Эта, светленькая… Салтыкова, нет, Отиева. Нет, пишем “Аллегрова”.

Теперь в бассейне для верхнего жильца все время воду держат. Ларочка так жалуется. К ним в атриум пар валит, даже стекла запотели. И комаров целая рать летает.

— А там, Наталья Глебовна, система вентиляции плохо придумана. Я племянника сюда летом водила, он мне все и объяснил. Вы тогда у нас еще не работали. А так было хорошо, удобно.

— Балдеющий от аромата клея “Момент”… Пишем — “Токсикоман”… Визит рэкетиров к бизнесмену, первые буквы “н” и “а”. “Наезд”… Поэт-декабрист, на квартире которого проходили заседания Cеверного общества… Так помните, Наталья Глебовна, когда у вас летом горячую воду отключат, вы ни в баню, ни к родственникам мыться не ходите, а только сюда. Потому что здесь система водоснабжения автономная. Я всех сюда летом водила — и племянника, и сына с дочкой, и невестку.

Уборщица кивала. Она была младшим по статусу товарищем в этой паре и держала себя как смирная и любопытная провинциальная родственница.

Соседка есть у меня, Ольгой Григорьевной зовут. Она, аферистка, меня измучила. Злая, противоречивая! Но я, дура такая, и ее пригласила. А моя Надька заявляет: “Хочу в джакузи!” Так что вы думаете? Включила и сидела там, как пан-барон… Так, “Исполнительница главной роли в сериале “Две судьбы”. Напишем — “Куликова”… “Буддистский богослов, основатель учения махаяны”… Надежде замуж пора. Она, конечно, трудная. Со мной разговаривает, в руке сигарета. Но, правда, она готовит. И первое приготовить может.

— Так вот ей жених, жилец этот с верхнего этажа, — рассмеялась уборщица. — И холостой, и трезвенький.

Садовница тут же обиделась.

— Нет, Наталья Глебовна, никаких кооператоров я в свою семью не приму. Я раньше так говорила и теперь так говорю. Вот и Лидия моя пятнадцать лет назад решила мать обрадовать. Один завелся у нее, тоже богатый. Вафли на кухне пек и продавал у метро «Ждановская». Тогда мне и пришлось ей все сказать. Кооператоры, наркоманы, вся эта сладкая жизнь нам не нужна. Мы всегда жили честно, так жить и будем.

— Ну да, ну да! — смирно соглашалась уборщица. И добавляла, неизвестно к чему: — Все кругом богатыя, а мы одни лохматыя. В “Визит” котлетки с утра привезли, можайский батон, кефир. Римма спрашивает — оставить вам?

— Нет, там котлетки дорогие. Сладкое я у них куплю.

— Вот, Варвара Сергеевна, убиралась я на необитаемом острове, книжку нашла. Страшно было взять, а потом я подумала, они ведь за ней все равно не придут. Нам, может быть, для кроссвордов понадобится.

— Лучше не говорить об этом, Наталья Глебовна. Не надо об этом говорить. Мы женщины пожилые, мало ли у нас с вами забот. Оставим ее на месте. Вот здесь положим за диваном, да и пусть лежит.

- “Он бежит по проводам, в квартиры свет приносит нам”.

- “Акробат”.

— Не годится. Нужно маленькое слово, всего в три буквы

— Ладно, после дорешаем. Пойдем в мою каморку чай пить, у Антона возьмем два чайных пакетика. Что он за чай держит в баре?

— Какой-то… “Аристократический”.

— Ну, это как раз для нас с вами. Возьмем четыре. Вдруг разольемся.

Они поднялись, взяли матерчатые сумки и удалились. На ногах растоптанные туфли, маленькие золотые сережки в ушах. Книга осталась лежать на полу, рядом с камином. Морохов поднял ее. “Атлас птиц Северо-Запада России, Латвии и Эстонии с фотографиями и подробными картами гнездовий”.

Он подобрал книгу, начал ее перелистывать, увидел штамп “Салакшинская биостанция Биологического факультета МГУ”. Несколько страниц были для кого-то, очевидно, особенно важны — они истрепанные и в пятнах. А местность там изображена глухая: болота, тростниковые заросли, проселочные дороги. Внизу каждого листа информация с фотографиями… “Ареал отряда голенастых”. “Выявленные случаи гнездования выпи”.

Он отложил птичий каталог. Ненадолго, всего лишь на пару секунд задумался: отчего женщины так испугались этой книги?

8

Страницы из дневника Александра Л., написанные им в гостиной салона “Британская империя” под гравюрой “Королевские скачки в Эскоте. Взвешивание жокеев”.

…Было ясно, что полусонная жизнь странных людей в странном здании не может продолжаться долго — появился человек, который решил купить наш Центр науки и культуры. Малоизвестный широкой публике, этот инвестор сделал четверть миллиарда долларов на производстве оборудования для топливно-энергетического комплекса, а теперь рискнул вложиться в политический проект, создав нечто невиданное — Клуб традиционных ценностей. И Герасим Линников явился к нам в качестве директора проекта.

Я хорошо помнил, что такое Герасим. Когда еще только начали разворачиваться девяностые годы, он, студент третьего курса, придумал знаменитые и не забытые до сих пор "золотые лотереи". Тот проект был оригинален и смел — настолько, что изумленное правительство торопливо приняло постановление об упорядочении лотерейного бизнеса. С тех пор и засияла ровным, немеркнущим светом звезда Линникова. Иногда в разговоре ему поминали эти лотереи. Не смущаясь, с удовольствием он начинал тогда говорить о ранних годах российского капитализма — великой эпохе, когда страна лежала как чистый лист, на котором каждый мог писать, что захочет.

Линников мгновенно создал манифест Клуба. Ну, тут все ясно. "Оглянемся вокруг — мы видим красивых, уверенных в себе людей. Партия элитного коньяка 1947 года, прибывшая недавно в Москву, была раскуплена в течение восьми дней!.. Наша задача — предложить этим людям ценности, идентичные коренным ценностям русского народа… Полет Гагарина… Идеи динамичного социального консерватизма, основанные на парадигме общеклассового и общенационального единства. Актуальное место, предназначенное для неформального общения… Откроем студию документальных фильмов, где наши режиссеры примутся снимать кино про адмиралов и полковников российского бизнеса".

Забавно, что задумывался этот проект, как в высшей степени коммерческий. Герасим объяснил адмиралу российского бизнеса: Клуб окажется единственным в России местом, где представитель среднего класса сможет пройти окормление консервативными ценностями. Это сразу убедило создателя котлов и труб. Он на собственном опыте знал — тому, кто сидит на единственном месторождении руды, прибыль гарантирована.

Линникову было лет тридцать. Он ездил на "понтиаке". Всегда носил длинный полосатый шарф. От умной девушки, работавшей в Центре, я услышал версию, что таким образом он маскировал свою длинную шею.