Шелест. Фаворит

– Насколько мне известно, на князя было совершено покушение, когда он объезжал вассалов, выясняя состояние укреплений и собирая княжеское ополчение. Но кто это был, ливонцы, шведы или батюшка, я не знаю.

– Скорее всего, Иван Митрофанович, – сделал я свой вывод.

– Что-то ещё? – спросила она.

При этом склонила головку набок, словно хотела сказать, что если на этом всё, то у неё есть, о чём меня порасспросить.

– Я так понимаю, что обретение рода теперь позволяет вам набирать вассалов.

– Это так.

– В таком случае, не подскажете ли, кого вы планируете удостоить подобной чести?..

Разумеется, ей интересно, как я сумел за короткое время столь сильно развить свой дар. Но и поднятые мною вопросы занимали её в неменьшей степени. Так что нам нашлось, о чём поговорить вплоть до вечерних сумерек, когда мы съехали с наезженного тракта и углубились в лес.

Мы успели дойти до конечной точки ещё до того, как лес окутала темнота. Среди плотно стоящих деревьев обнаружился добротный шалаш с загоном, в котором находилась одна овца. Рядом коновязь с кормушкой, наполненной сеном, и фыркающая лошадь. Когда мы приблизились, из-за кустов навстречу нам вышел Угол с двуствольным ружьём на сгибе руки.

Глава 6

– Как дела, Угол? – спросил я у боевого холопа.

– Всё в порядке, Шелест. Как ты и говорил, вчера он полностью обратился, – с поклоном ответил Антип.

– Обратился кто? – вздёрнула бровь Мария.

– Оборотень в волколака, – коротко пояснил я.

– Хочешь сказать, что ты сумел поймать оборотня и держал его на цепи, пока он не обратился в волколака? – удивилась она.

– Нет, Мария Ивановна. Я обратил в оборотня одного московского душегуба, и теперь он послужит для роста вашего дара.

– Ты что сделал? – ошарашенно спросила она.

– Уверяю вас, это далеко не единственное, чему вы ещё удивитесь, – с улыбкой заверил я.

– У меня к тебе о-о-очень много вопросов, – качая головой, произнесла она.

– Я понимаю. Но для ответов время ещё не настало. Угол, выводи его.

– Тут такое дело, Шелест, но со вчерашнего вечера он уже не больно-то меня слушает. Я даже не кормил его сегодня, боюсь, что кинется.

– Понятно. Ладно, тогда я сам.

Шалаш оказался с секретом. В том плане, что под ним находился подвал, а вернее, эдакая нора с укреплёнными с помощью Силы стенами. Нет, я не научился накладывать плетения, которые могли бы подпитываться самостоятельно. Не сказать, что я над этим не думаю вовсе, но решение само пока не нашлось, а заниматься научными изысканиями… Нет, однозначно это не ко мне. Скуката же.

Так вот, я мало того, что выкопал подземную комнату, но и с помощью плетений сумел уплотнить грунт настолько, что он по прочности может соперничать с тем же силикатным кирпичом. Вот только влаги боится куда больше, хотя какое-то время вполне себе и будет сопротивляться.

Отворил грубо сколоченную массивную дверь и спустился по ступеням в провонявший подвал. Волколак, учуяв меня, радостно заскулил. Ч-черт, ненавижу этот момент. Если бы точно не знал, что на руках этого убийцы кровь десятков невинных душ, то пожалел бы его, а себя возненавидел.

И ведь не хотел опять этим заниматься, но придётся. Да и при подготовке офицеров не избежать этой пакости. Я видел, как четверо сильных одарённых, шутя, обратили в бегство целый полк. Более того, от него вообще могли остаться лишь крохи, не останови Голицына истребление уже бегущих. И чтобы отказываться от такой силы, нужно быть идиотом.

Я вывел зверя наружу и надел ему на голову мешок. Не то опять станет строить жалостливые глазки. А Долгорукова при всей её решимости всё же девица.

– Мария Ивановна, просто выстрелите ему в лоб, – произнёс я.

– Для Лизы ты тоже обратил сам?

– О её усилении дара должны были узнать все, поэтому за того волколака я заплатил. Вы же, напротив, до поры не будете показывать своё усиление. А там найдём любое удобное объяснение.

– Я случайно приметила у одного из твоих холопов узор «Повиновения». И мою охрану не взяли. Всё это для сохранения тайны?

– Именно. Но мы теряем время, а между тем скоро стемнеет, заниматься же разделкой туши лучше при свете дня.

– Хорошо, – решительно встряхнулась Долгорукова.

Вскинула пистолет и выстрелила. Рука её, надо сказать, была тверда, а потому и зверя свалила враз. Не имеет значения, что била она в упор. Доводилось мне видеть, как мазали даже в такой ситуации. Вот с разделкой туши вышли некоторые сложности, пришлось подсказывать, что и как следует делать, при этом оставаясь лишь безучастным наблюдателем. Настоящие сложности возникли, лишь когда дело дошло до глотания желчи. Марию буквально трясло от отвращения, и помочь ей в этом я никак не мог, потому как мои советы попросту не действовали.

– Хорошо. Просто выбросьте её, – наконец произнёс я.

– Как выбросить? – удивилась она.

– Этот мешочек представляет ценность только для вас, для любого другого в лучшем случае бесполезен, а то и яд. Этот момент я как-то не уточнял. А ещё минут через десять, когда остынет, он и вам уже не поможет. Так что просто выбросьте. Есть другой способ развития дара. Значительно дольше этого, но есть. Придётся просто отодвинуть наши планы на пару-тройку лет.

Долгорукова, сжав губы с тонкую линию, посмотрела на меня каким-то решительно обречённым взглядом, а потом быстро сунула мешочек в рот. Её скрутило в рвотном позыве практически сразу, как и Лизу, но коварное средство успело проскочить по пищеводу и не собиралось исторгаться наружу. А после Марию перекосило от боли, моё же сердце защемило от желания ей помочь и невозможности это сделать.

Пока она решала для себя, глотать желчь или нет, холопы убрали тело волколака в подвал. И теперь, временно передав её на попечение Хрусту, я занялся заметанием следов. Для начала задействовал телекинез и вернул в подвал извлечённые оттуда уплотнённые бруски грунта. Затем разрыхлил как их, так и стенки со сводами, отчего шалаш заходил ходуном, но через минуту всё уже пришло в норму.

– Хруст, приготовьте ужин, барашка не трогайте, завтра пустим под нож, чтобы накормить Марию Ивановну. Да и после нам с ней понадобится.

– Слушаюсь, – ответил тот, кивнув товарищам.

Я подхватил Долгорукову, занёс в шалаш и пристроил на единственном лежаке, застеленном овчиной. Сам же приготовился к суточному бдению рядом с ней в попытках хоть как-то уменьшить её страдания. Как же долго и тягостно тянулись эти сутки. Только и того, что была отдушина, пока я уходил в изнанку трудиться над ростом вместилища. А потом вновь устроился рядом с ней в бесплодных стараниях хоть чем-то помочь…

– Добрый вечер, ваше высочество, – заметив, что она открыла глаза, произнёс я.

– Здравствуй, Пётр.

– Как вы себя чувствуете?

– Хочу есть. Очень сильно хочу есть, – прислушавшись к себе и смущённо улыбнувшись, произнесла она.

– Ожидаемо, – подмигнул я и позвал: – Клим, её высочество проснулась.

– Уже бегу, – тут же отозвался Хруст.

Меньше чем через минуту он появился с полной кружкой тёплого бульона и парящим мясом на деревянном блюде. Я с облегчением наблюдал за тем, как она жадно выпила бульон, а затем навалилась на мясо. И что интересно, Мария как-то умудрялась, жадно поглощая еду, оставаться всё так же утончённой, сохраняя достоинство и женственность. Как ей это удаётся, чёрт его знает.

Уверен, что порода тут всё же ни при чём, и это врождённое. Ну, хотя бы потому, что я сам вращаюсь в дворянском обществе и вижу их в самых различных ситуациях. Воспитание и образ жизни, конечно же, берут своё, но мне не припоминаются те, кто мог бы держаться подобно тому, как это удаётся Долгоруковой.

Наконец она утолила голод и, подмигнув мне, поудобней устроилась на лежаке и скользнула в изнанку. Правда, пробыла там недолго, едва ли минуту, как вновь вернулась в обычный мир и разочарованно вопросительным взглядом уставилась на меня.