Страница 5 из 38
Все статьи пропитаны дикой скорбью моего супруга. Мать попала в больницу с сердечным приступом, отец едва держался на ногах. Столько страданий описывают, что будь я просто читателем, плакала бы навзрыд, искренне сочувствуя бедным людям потерявшим жену и дочь.
Строчки, где пишут про маленького мальчика, который не может спать ночами, непрерывно плачет и ничего не ест — это выше моих сил, за гранью понимания. Как люди могут быть настолько жестоки!
В больнице, едва только очнулась, я спросила о сыне. Волновалась как он без меня, ведь мы практически не расставались. Мой малыш был всегда со мной. Я не представляла, как он переживет нашу разлуку.
Арсен заверил меня, что за сыном присматривает няня и медсестра, а по вечерам и рано утром он с ним. Он постоянно показывал мне видео, как сынуля катается на подаренной ему машинке, как горят его глаза. На другом кадре он играет в мяч. Были и видео, где няня кормила моего кроху. Их было много. Они мне грели душу и успокаивали. Давали силы выздоравливать.
— С ним папка! Мы мужики справимся! Ты главное — поправляйся, мамочка! Мы тебя так сильно ждем! — его ласковый шепот, ударами молотка сейчас стучит по вискам.
За что?! В сотый раз задаюсь этим вопросом.
Как люди могут быть настолько ценичны?! Родные люди…
Умом понимаю, а сердцем поверить не могу. Ведь родители вырастили меня в любви и заботе. Я же их единственная дочь! Арсен… неужели я жила с подобным чудовищем и ничего не замечала?!
— Девушка вам плохо? — ко мне подходит официант.
— Очень, — киваю.
— Скорую вызвать?
— Вернуть мне сына…
Парень непонимающе смотрит на меня.
Расплачиваюсь и бреду по улице. Ноги ватные, меня шатает, в голове сплошная каша, мысли напоминают рой разбушевавшихся пчел.
Взрыв в больнице произошел именно в тот день, когда меня перевозили. Тогда и сообщили о гибели. А на самом деле запихнули в клинику роботов. Пытаюсь размышлять и выстроить хоть какую-то цепочку событий в голове. Им нужно было время все подготовить, устроить похороны замести следы.
Неужели взрыв в больнице тоже их рук дело?
Арктический холод проходится по коже. Тут же перед глазами всплывают строчки статьи про гибель врачей, среди них был и мой врач. Человек с большой буквы, вытянувший меня с того света, и спасший еще множество жизней. А сколько он еще мог спасти… Его коллега тоже в том списке.
Подозреваю, что и медсестры, которые за мной ухаживали… их уже нет.
Зачем столько усилий, чтобы всучить мне чужой паспорт?
Мой мозг отказывается это понимать.
А ведь просто мать и жена бизнесмена. Ничем не примечательна. Сидела дома с крохой. До беременности я работала дизайнером интерьеров в маленькой фирме. Муж или отец не раз предлагали мне открыть свой бизнес. Но мне безумно нравилась моя работа. Конечно, материнство стало превыше всего. Я распрощалась с работой и посвятила себя сыну, о чем ни разу не жалела.
Не верю, что все из-за меня!
Несколько часов хожу по улицам города. Пытаюсь найти нить, за которую могу ухватиться. И ничего не нахожу. Вопросы множатся как блохи. Боль продолжает курсировать по моему телу. А выход, где он?
Уверена, он должен быть.
Мой заплаканный взгляд падает на шикарный ресторан в лиловых тонах. В глазах двоится название «Ирэн». Меня как током ударяет. Слабая надежда как едва живая бабочка делает легкий взмах крылышек.
Я не разбирала дороги, когда шла по улицам, но ноги сами привели меня именно в это место. Этот дизайн создавала я. Продумывала каждую деталь. Это был не просто заказ, я старалась для лучшей подруги. Для той, с кем не разлучалась еще с первых классов гимназии. Ирочку я считаю своей сестрой.
Вот где спасение! Уж она точно меня узнает! Она не откажет в помощи!
Перехожу дорогу и с трепетом открываю дверь. В зале довольно много посетителей. Хозяйку заведения вижу сразу, она о чем-то общается с администратором.
— Ирочка! — направляюсь к ней, практически бегу.
Подруга оглядывается. Застывает как статуя, только ее глаза расширяются до невозможных размеров. Она смотрит на меня и, кажется, даже не дышит.
Глава 8
— Ирусик, пташка, золотце! — обнимаю ее, слезы ручьем, — Как же я рада тебя видеть!
Тело подруги напряжено. Она так и стоит изваянием.
— Ты моя последняя надежда! Представляешь, они все считают меня мертвой! — мне плевать, что мы стоим посреди зала, что нас слушают. Эмоций слишком много.
— Это кто? — за моей спиной мужской голос.
— Сестренка моя, мне столько надо тебе рассказать, — расцеловываю ее в обе щеки.
— Тарас, забери от меня эту женщину, — статуя моей подруги говорит хрипло, отчужденно, глаза устремлены вдаль. На меня она больше не смотрит.
— Ирусь, ты чего! Это же я! Ты не можешь меня не узнать! Только не ты! — я еще цепляюсь за крылья мертвой бабочки моей надежды. — Помнишь, как мы заблудились в горах, и я подвернула ногу, ты почти тащила меня на себе и убеждала, что выход совсем рядом!
На эти слова она с силой отпихивает меня от себя.
— Тарас! — повышает голос подруга.
— Женщина, пройдемте, — чья-то волосатая рука хватает меня.
Я не обращаю внимания. Лишь смотрю на Иру, на свою Иру, которой изливала душу, сколько себя помню.
— Ира, ты ведь узнала! — пытаюсь поймать ее взгляд, но она смотрит куда угодно, только не на меня.
Мужик тянет меня к выходу, не знаю, откуда берутся силы, но я отчаянно сопротивляюсь.
— Вы пугаете посетителей, — ледяной тон подруги бьет по тому, что осталось от моего сердца.
— Я везла тебя в роддом, потом крестила твою дочку, ты плакала у меня на плече, когда разводилась с мужем! — продолжаю орать, пока меня тащат к выходу. — Ты не можешь не узнать свою Тео!
— Стой! — дает команду мужику.
Приближается ко мне и ударяет по лицу.
Пощечина не на коже, гораздо глубже. Сердце останавливается, а потом его пронзает дикий спазм огненной боли, такой силы, что еще секунда и оно разорвется в клочья.
— Я не знаю, кто ты, отродье, — она проговаривает каждое слово медленно, хлестко, — Откуда знаешь все эти детали, но если ты еще хоть слово пикнешь, — еще одна пощечина, — Ты сильно пожалеешь! Моя горячо любимая Тео мертва. Кто ты такая, что своим поганым языком смеешь марать память о ней?
Я смотрю в ее изменившееся лицо и не верю, что это моя Ируська. Теперь она смотрит мне в глаза, стеклянным взглядом, тяжело дышит, ноздри раздуваются, руки сжаты в кулаки.
— Что они тебе пообещали, чтобы ты отреклась от меня? — спрашиваю, пытаясь найти в ее глазах хоть что-то от былой Ирочки.
— Сама напросилась! — рычит мне в лицо. — Тарас, в подсобку ее! — дает команду, разворачивается и уходит.
Мужик тащит меня в хорошо знакомое мне подсобное помещение.
— Зачем я тут? Что вы собираетесь делать? Позовите Ирину! Мне надо с ней поговорить! — кричу ему.
Но он спокоен и молчалив. Ноль эмоций. Ни оного слова. Усаживает меня на стул и стоит столбом. Я даже несколько раз ударяю его, то ногой, то рукой, он спокойно усаживает меня назад.
Этого Тараса я вижу в первый раз. Раньше у подруги была совсем другая охрана. Мы с ней вместе проводили собеседования, было интересно, весело, мы столько смеялись. Она в принципе, не посоветовавшись со мной, редко принимала серьезные решения.
Тарас же напоминает огромного медведя. Занял собой половину пространства подсобки.
А вдруг подруга привела меня сюда, чтобы потом в спокойной обстановке поговорить? Снова моя мертвая бабочка надежды подает признаки жизни. Это ведь моя Ирочка! Она что-то придумала!
Эта мысль успокаивает. Потому я прекращаю попытки разговорить медведя-Тараса. И жду. Больше ничего не остается.
Спустя минут двадцать, Ирина действительно появляется.
— Ты пришла! — вскакиваю со стула.
Радостная улыбка мгновенно спадает, когда вижу, кто сопровождает подругу.
— Вот она самозванка! Она третирует родственников погибшей Теоны Дементьевой! Ей откуда-то стали известны подробности жизни моей дорогой подруги, она ими пользуется, хочет нажиться на нашем горе! Бередит наши незажившие раны! — подруга всхлипывает. — Разберитесь, пожалуйста!