Страница 54 из 63
— Дети благотворно влияли на мой имидж.
Меня наполняет отвращение.
— Ты совершенно пустая внутри.
Она таращится на меня, и я не могу сдержать дрожь от вида бездонных пропастей в её глазах. Мать высовывается из окна. Она оглядывается на меня. Её слёзы настоящие.
— Дочь моя, ты теперь уже должна знать: некоторые люди ломаются под давлением, а другие лишь сгибаются и быстро оправляются.
Быстрым движением она ставит ногу на облицовку окна.
Я бросаюсь вперёд. Крик застревает в горле, когда мать выбрасывается из башни.
Я останавливаюсь как вкопанная на месте. Голова идёт кругом.
… Она покончила с собой. Она покончила с собой.
Приглушённый гулкий стук удара об землю достигает моих ушей, и я вздрагиваю.
Я приближаюсь к окну, едва таща ноги. Я не могу поверить в то, что сделала Аванна. Или она напоследок была Ованной?
Я выглядываю из окна, упираясь на обе руки.
И делая глубокий вдох, я смотрю вниз.
Моя мать приземлился на голову.
Ничего узнаваемого не осталось от её лица. Она не была прекрасной в смерти. Я сомневалась, что кто-то выглядел бы хорошо после падения с такой высоты.
… Она не кричала.
Это не самое моё лучше воспоминание, но его я буду помнить вечно.
* * *
Дверь с грохотом ударяется о стену.
На меня обрушивается утомленность. Я чувствую каждый синяк и каждую зудящую мышцу. У меня нет сил повернуться, и я знаю кто это.
— Где она? — спрашивает он.
Я указываю вниз, из окна.
Он пересекает комнату за четыре широких шага и выглядывает в окно. Джован тихо присвистывает.
— Она мертва?
— Вполне определённо, да.
Я рада, что он не прикасается ко мне. Я не хочу, чтобы меня трогали.
— Что случилось? — спрашивает он и отходит.
Он садится на маленькую детскую кровать, стоящую в углу. Мою старую кровать.
— Она говорила. А потом прыгнула, — говорю я отрешенно.
— И почему-то после всего того, что она сделала с тобой, ты испытываешь сожаление.
В этом не было никакого смысла.
Джован окидывает взглядом комнату.
— Тебя здесь держали взаперти?
Я киваю и пересекаю комнату. Я не хочу сидеть на кровати. Я слишком много времени провела тут, лёжа и плача. Вместо того чтобы сесть, я останавливаюсь чуть ближе у двери.
— Жаль, что не я сама выкинула её из окна.
Слёзы встают в глазах, пока я пялюсь на пол. Её слова перед прыжком борются в моём сознании. Думаю, это хуже из-за того, что она проявила гуманизм под конец. От этого сложнее видеть её монстром, которого я знала, от этого на переднем плане появляется образ молодой женщины, которая была вынуждена творить ужасные вещи ради выживания, вещи, которые со временем извратили её до неузнаваемости.
— Что произошло внизу?
Джован встаёт, морщась. Он выглядит таким же побитым, какой чувствую себя я.
— Твоя речь произвела весомый эффект. Большинство сложили оружие. Затем я переломал большинство костей в теле Кассия. Медленно. После я передал его твоему брату, — он сделал вид, что размышляет. — Уходя, я слышал слово «обдирание».
— Мать ненавидела его, — говорю я в ошеломляющем потрясении.
Джован останавливается, услышав это.
— Правда? И никто не догадался?
Я смотрю мимо него на окно, вновь переживая момент её прыжка.
— Одна ошибка, и её оторвали от ребёнка, заставили выйти замуж, забеременеть и жить в постоянном страхе, что всё станет явным, пока это не поглотило её и выплюнуло обратно жгучую, злобную копию того, кем она однажды была.
Я разворачиваюсь, и мы в тишине идём к дверному проему. Я смотрю на него, когда мы достигает порога, и шагаю в его объятия. Мы оба грязные и изнуренные. Но есть еще срочные дела, которые надо завершить. Обезопасить мир и его людей. И всё же мы стоим, кажется, целую вечность.
Я могла бы даже уснуть, если бы крики дяди не были бы такими громкими. И их довольно-таки приятно слышать. Оландон долго ждал этого момента. Я лишь надеялась, что он прикончит его слишком быстро… Не после того, что он сделал с моими мальчиками.
— Лина.
Я смотрю сквозь влажные ресницы. Моё сердце разрывается от того, какой он красивый. Он по-прежнему крадёт все мои мысли.
— Ты справилась.
Ложь моей матери вышла наружу; дядя кричит и скоро умрёт. Деревенские жители спасены. Осолис — мой.
Всё, что я запланировала сделать, сделано.
И всё же ещё больше слёз льётся из глаз.
Характерный мученической крик эхом отражается от стен башни, и я начинаю быстро спускаться вниз. Туда, откуда пришла. Я притормаживаю и сглаживаю черты лица, прежде чем распахиваю дверь.
… Повезло, что всё устлано коврами.
Кассий — месиво. Я сглатываю приступ желчи. К такой стороне борьбы я не привыкла. Да, и не хотела бы привыкать. В случае с Кассием, я сделаю исключение.
— Ты провёл с ним хорошую работу, — говорит Джован, рассматривая труд моего брата.
Оландон кивает, тяжело дыша.
Я приближаюсь к Кассию и… я должна признаться… мне тоже нравится то, что я вижу. Не содранная кожа. Мне нравится то, что я вижу в его глазах.
Поражение.
Исчезла его улыбка. Исчезло любое подобие надежды. Исчезло желание продолжать жить дальше.
Кассий лишил меня первых двух вещей. Но он никогда не смог забрать у меня третье. У него не получилось это даже за двадцать лет пыток. А я раздавила его менее чем за два года.
— Ты сделал моё детство довольно-таки неприятным, дядя, — шепчу я ему. Сложно сказать слышит ли он меня. — Ты заешь, что моё первое воспоминание — это твоё лицо, и ненависть, какую я испытываю к нему? Я боялась тебя большую часть своей жизни, и всё же смотря на тебя сейчас мне интересно, как я могла быть обманута столь хрупкой оболочкой, в которую ты поместил своё сердце и своё трусливое сознание.
Взгляд Кассия мечется ко мне.
— Убей меня, — умоляет он.
Его слёзы создают ручейки сквозь кровь на лице. Он плачет.
И я упиваюсь этим.
— Это всё твоя мать, — выдыхает он. — Я пр-просто делал то, что мне говорили.
— Твоя сестра мертва, — отвечаю я. — Приняла быструю смерть, выпав из окна башни.
— А надо мной ты издеваешься, племянница. Это не справедливо.
Я склоняю лицо ближе к его лицу. Нас разделяют несколько сантиметров. Дядя избегает мой пристальный взгляд, его глаза мечутся из стороны в сторону.
— Моя мать ответственна за множество мерзких преступлений, и ни одно из них не избежало моего внимания. И всё-таки, есть вероятность того, что она стала результатом того, как к ней относились. Ты выбрал следовать за ней, вниз по этой дороге. Обладание её секретом дало тебя власть, и ты наслаждался каждым мигом этого, применяя эту власть против беззащитных. Ты — грязь. Ты — яд. Ты не хуже её, но и не лучше. Так почему же ты здесь, балансируешь на краю смерти?
Я отклоняюсь назад и оскаливаюсь
— Потому что ты издевался над моими мальчиками.
Я развернулась и зашагала к двери, выкрикивая:
— Берон и Чаве передают привет, дядя, — я оглядываюсь на брата. — Протяни это как можно дольше. А потом брось его в пламя Четвёртой Ротации вместе с Аванной.
ГЛАВА 34
Я стою перед тысячами людей и смотрю вдаль, туда, где за ними течёт река.
Последние несколько дней были хаотичными. Я едва понимала что-либо. И вот всё же я стою здесь и собираюсь попрощаться с теми, кого мы потеряли.
Армии Солати, высланной за пределы замковых стен, было отправлено сообщение. Остатки материнских войск сдались их новой Татум.
И теперь я Татум Олина.
Мать и дядя были брошены в огонь Четвёртой Ротации без какой-либо церемонии. Оландон решил интерпретировать мой приказ по-своему, и бросил дядю в огонь, когда тот всё ещё был очень даже живой, хотя и мечтал умереть задолго до этого часа.
— Сегодня, — произношу я громко, — мы стоим плечом к плечу с людьми, которых нам говорили ненавидеть. Нас учили ненавидеть их те, кто ценил жадность и ненависть больше жизней своих собственных людей, — я поворачиваюсь и склоняю голову в адрес Адокса, который сидит справа от меня. — Вы также стоите рядом с людьми, о которых ранее не знали. Это раса людей, которых вынудили покинуть наши миры не из-за того, кем они были, а из-за того, что они собой олицетворяли. Но мы ошиблись!