Страница 18 из 63
Несколько смешков привлекает моё внимание, и я осматриваю пещеру.
Ашон говорит низким голосом с Оландоном, у которого пунцовое лицо.
— Да, но это другое. Мой брат переспал с твоей сестрой. Я горжусь своим братом, в то время как ты, должно быть, чувствуешь себя в каком-то смысле почти оскорблённым. Твоя сестра, Ландон. Занимается сексом.
Оландон отпихивает Ашона в сторону и проталкивается мимо меня, не встречаясь со мной взглядом.
Ашон подходит ближе, наблюдая за моим братом.
— Просто информация, Татума.
— Какая же? — с опаской спрашиваю я.
Он окидывает жестом окружающее пространство.
— В пещерах есть эхо.
Моё лицо пылает. Я не успеваю придумать ответ, как Ашон, усмехаясь, уходит.
ГЛАВА 11
Я наслаждаюсь теплом, вдыхая горячий воздух, в то время как мы приближаемся к Осолису. Изменился ли Осолис? Будет ли земля по-прежнему твёрдой, а трава — такой же соломенно-жёлтой?
В ночь перед нашим прибытием я металась и ворочалась рядом с Джованом, пока он не прижал меня к себе рукой и ногой. Разведчики Ире сообщили нам, что Татум ещё не добралась до Первой Ротации. Должно быть, её сдерживает присутствие лучников Гласиума. Как бы то ни было, для нас это огромное преимущество. Такая ситуация даёт время собрать наши силы у её границ. Мы третья группа из пятидесяти человек, пробившаяся через дымовой барьер. Ире должны были переправить в три раза больше. К тому же, с учётом самих жителей Ире, у нас могло бы быть около тысячи солдат.
Как только свет проникает через вход в пещеру, я встаю и нежно целую Джована в ухо. Он почёсывает это место и засыпает. Я ухмыляюсь и набираю во флягу воды. Поднимаюсь по осыпающимся грубо вырезанным ступеням, пока не оказываюсь на вершине острова и сажусь лицом к Осолису.
Я разматываю руки и оцениваю процесс заживления. Некоторые мелкие раны покрылись мягкими рубцами, остальные всё ещё широко открыты. Я смачиваю тунику и пытаюсь очистить раны, а потом снова забинтовываю их и затягиваю зубами узел. Не могу сказать, что сейчас я бы с удовольствием взяла в руки меч, но в остальном я достаточно восстановилась, чтобы вступить в бой.
Глубоко вдыхая, я смотрю на Осолис, и в груди сжимается сердце. Близость моего мира наполняет меня нетерпением и беспокойством.
Сквозь дымовую завесу жду последних из людей, которых я люблю.
Оландон садится рядом и передаёт мою одежду. Я беру её дрожащими руками и смотрю на брата. Я действительно смотрю.
— Спасибо тебе, Ландон, — говорю я, — за то, что любишь меня настолько, что готов рискнуть жизнью. Спасибо, что хорошо относишься к Брумам. За всё.
Он наклоняет голову в знак признательности, но я успеваю заметить блеск в его глазах, прежде чем он отворачивается к Осолису.
— Как думаешь, чем это обернётся? — спрашивает он.
— Понятия не имею, — мой голос пуст.
Он шепчет:
— Ты была рождена для этого, Лина. Никогда не сомневайся в этом. Это твоя судьба. Ты будешь величайшей Татум из когда-либо живущих.
При напоминании о том, что будет дальше, мой желудок подпрыгивает.
* * *
Пока я переодеваюсь в мантии, Джован загораживает меня от посторонних глаз. Шелковистый чёрный материал скользит по моей фигуре и кажется совершенно чужим по сравнению с мехами и кожей, которые я только что сняла. Коричневые и серые мантии были обычной одеждой в Осолисе, но в последнюю ночь в Осолисе на мне были чёрные мантии. Я осторожно трогаю пальцами рукава. На мне была эта мантия, когда умер Кедрик.
Не снимая ботинки, я проверяю на месте ли стрела Кедрика. Моих сандалий уже давно нет, их порезал на куски Санджей. Я на автомате поднимаю руки, чтобы заплести волосы в косу, как и прежде, но останавливаюсь. Я не хочу быть такой, какой была раньше.
Я заплетаю верхнюю половину волос в кольцо вокруг головы, а остальную часть оставляю распущенными. Когда я поворачиваюсь, Джован смотрит на меня с отсутствующим выражением лица. Он одет только в лёгкие штаны, не подбитые мехом, как его обычная одежда, и на нём нет рубашки.
Может ли другая одежда вызывать неловкость? Я ёрзаю.
— Это… странно.
Он делает шаг вперед, поднимает мой подбородок вверх и крепко целует меня.
— Нет, — говорит он. — Это не так. Но мне больше нравится, когда я вижу тебя обнажённой.
Я фыркаю и отталкиваю его с дороги.
Когда мы огибаем несколько последних островов Оскалы, под нами находится Осолис, я смотрю, как вокруг моих ног вьются мантии. Я не единственная. Мужчины, с которыми я смеялась и шутила, смотрят на меня отстранённо, не зная, как разговаривать со мной в роли Татумы. Оландон одет в свои зелёные одежды, наименее потрёпанные из тех, что он протащил через Оскалу во время своего путешествия. Яркие цвета более характерны для вычурного двора моей матери. Впрочем, в детстве у моего брата не было нужды сливаться с толпой.
По мере того, как мы продолжаем наш путь, напряжение в группе растёт. Джован идёт впереди процессии, уверенный в том, что первые две группы уже обнаружили ловушки, расставленные Кассием. Он часто оборачивается, и я знаю, что он хочет, чтобы я была рядом с ним, но я не могу. Я должна сделать это одна, с моим братом, идущим справа от меня.
Трудно не смотреть на крошащийся камень под ногами, зная, что будет дальше. Стук моего сердца звучит в ушах, когда мы огибаем последний остров.
— Мы на месте, — в голосе Оландона звучит благоговение.
С жутким волнением я отрываю взгляд от своих одежд и смотрю на Осолис. На глаза наворачиваются слёзы от красоты моего мира: огромного, дымчатого и знакомого. Мой взгляд устремляется дальше. Передо мной простирается гобелен из чёрных деревьев с пурпурно-красными листьями. Насколько хватает глаз раскинулась высокая трава, некоторые участки, там, где жара ещё не полностью высушила её перед сбором урожая, зелёные. От жары виды искажаются. Я прикрываю рот, полностью поглощённая этим зрелищем. Мой мир. Мой дом.
Армии Татум нигде не видно, и я с благодарностью наслаждаюсь незапятнанным пейзажем.
Я оглядываюсь по сторонам в поисках Джована, стремясь обратить внимание на некоторые вещи. Он никогда раньше здесь не был.
В нескольких метрах от того места, где я остановилась на последнем плоском скалистом островке, вокруг торчащего валуна обмотана верёвка. Свободный конец свисает с края вниз, в мой мир; это знаменует окончание похожей на лабиринт Оскалы.
Немного нахмурившись, я вижу, что Джована здесь больше нет… он уже внизу верёвки.
Пожав плечами, я спускаюсь по верёвке к сотням расположенных аккуратными рядами палаток Брум. Повязки на моих руках в какой-то степени помогают, но разодранная кожа плохо это переносит, и к тому моменту, когда я достигаю низа, на бинтах проступает кровь.
… Может ли земля быть знакомой? Она твёрдая. Крошечные трещины в сухой земле, которую я так хорошо знаю. Холмы на бесконечном высохшем лугу. Сеть виноградных лоз, виднеющаяся в кронах деревьев. Мои ноги двигаются сами собой. Я почти бегу мимо палаток солдат. Прорываюсь через последнюю линию, и мои ноги заплетаются, норовят споткнуться, до тех пор, пока я не замедляю шаг.
Когда я ступаю в траву, грозят проступить слёзы, закрываю глаза и отталкиваю шум сотен солдат позади меня. И я отдаюсь ощущениям.
Лёгкий ветерок ласкает моё лицо, колебля луговые растения. Я провожу кончиками пальцев по стеблям, теряясь в нереальности того, что я на самом деле здесь. На лице появляется ухмылка.
У меня получилось. Ухмылка исчезает, как только испаряется торжество, а на его место приходит решимость.
Я направляюсь к лагерю, но останавливаюсь: там Джован и он наблюдает за мной. Я была так поглощена, что не заметила. Я улыбаюсь ему, но и эта улыбка исчезает, когда он поворачивается, не признав меня.
Я не подхожу к нему. Не знаю, что мешает мне позвать его.