Страница 2 из 36
Что же делать с Лидией? Этот вопрос мучил Дэйра Чина сейчас также как и все три года что они были близки. Она была моложе его, страстная, требовательная женщина, слишком требовательная для него. Он был не уверен, что ее желания совпадают с его возможностями…
Нет, сегодня нужно выбросить все личное из головы. Нужно решить, что делать с полученной информацией.
Он вытащил желтые листы факса из-под стопки других бумаг, куда спрятал их, когда услышал неожиданные шаги Лидии на лестнице. Еще раз внимательно все прочитал. Нет, для кардинальных действий информации было явно не достаточно. И Чин решил просто напугать Морланда, дать ему понять, что он находится под наблюдением. Чин вышел из кабинета и спустился по лестнице на первый этаж. Морланд стоял у стеллажа посреди комнаты, склонившись в круге яркого белого света над своими приборами.
Доктор философии Дьюдни Морланд прибыл на Марс неделю назад, получив разрешение от Комиссии по культуре Совета Миров. Ему приходилось работать по ночам, потому что его оптические приборы были чувствительны даже к таким незначительным вибрациям как шаги.
Морланд сердито обернулся:
— Ты! Посмотри, что ты наделал, Чин! Двадцатиминутная запись испорчена. Сначала эта топающая корова, теперь ты. Что нужно сделать, чтобы в ваши провинциальные головы дошло — мне нужна абсолютная тишина.
Морланд был растрепанного вида парнем, с бледным лицом, клочковатой бородой и липкими светлыми волосами, которые выглядели не стрижеными уже несколько месяцев, секущиеся концы их вились над воротником его дорогого твидового пиджака, который давно уже стал бесформенным. Чин знал, что в его оттопыренных карманах лежат трубка и пакетик измельченного табака — атрибуты привычки, которую люди, живущие на Марсе, считают чрезвычайно странной.
На полу рядом со стулом Морланда Чин заметил открытый портфель, в нем лежали несколько факсов и остатки ужина.
— Не мог бы ты отойти в сторону, доктор?
— Что ты сказал?
— Пожалуйста, отойди в сторону.
— Слушай, ты хочешь, чтобы я получил приказ, запрещающий тебе находиться здесь, пока я работаю? Это можно быстро устроить. Здание филиала Исполнительного Совета Миров находится всего в нескольких шагах от отеля.
Чин наклонился вперед, его лицо потемнело:
— Шевелись, толстяк, — проревел он, — пока я не разбил твою глупую рожу!
Это было убедительное проявление убийственной ярости. Морланд отшатнулся.
— Это… это… Я сообщу об этом завтра в комиссию, — задыхаясь, пробормотал он быстро пятясь от витрины. — Ты еще пожалеешь об этом, Чин…
Чин проигнорировал его и шагнул вперед, чтобы рассмотреть табличку. Она лежала на подушке из красного бархата, сверкая в сходящихся лучах света. Серебристый осколок был отколот от какого-то более крупного куска ударом невообразимой силы, но ничто из того, что случилось с ним за миллиард лет, не оставило на нем даже царапины толщиной в волос. Идеальная поверхность, в которой Чин теперь видел себя, как в зеркале, убеждала его, что это не копия из металла или пластика, и когда он подышал на нее и увидел, что его мутное дыхание заслоняет его отражение, он понял, даже не прикасаясь к ней, что это не голограмма. Это была настоящая вещь.
Морланд по-прежнему изъяснялся со всей яростью на которую был способен:
— Ты, конечно, должен понимать — что даже конденсат твоего зловонного дыхания на этой поверхности делает все, что я сделал сегодня вечером, совершенно бесполезным. Мне придется ждать еще несколько часов…
— Заткнись.
— Я конечно же, не заткнусь, но…
— Я наводил о тебе справки, Морланд, в Музее Человека Аризонского университета, в Нью-Бейрутском Музее Уцелевших Древностей. — Он поднес желтые факсграммы к лицу Морланда.
Морланд впервые с тех пор, как Чин вошел в зал, замолчал и с опаской посмотрел на факсы, но не попросил дать их прочитать:
— Ладно, Чин. Я презираю твое примитивное поведение, но теперь, по крайней мере, понимаю в чем дело, — сказал он спокойно. — Я хотел бы напомнить тебе, что наказания за клевету прописаны достаточно конкретно в Едином Кодексе законов о защите прав человека и основных свобод.
— Я не собираюсь никому ничего рассказывать о тебе, Морланд, — холодно сказал Чин. — Но ты же на Марсе. — Он кивнул на ближайшую стеклянную стену. — За этой стеной кислорода такой мизер, что и не стоит упоминать. Температура сегодня минус пятьдесят градусов по Цельсию. Наши напорные трубы, по которым мы перемещаемся между зданиями без скафандров, требуют постоянного технического обслуживания, и время от времени случаются аварии. Если бы это случилось в нашем районе, тебе понадобился бы скафандр — он ведь у тебя с собой, не так ли?
Чин уже заметил, что это не так:
— Нет? Многие посетители совершают эту ошибку — иногда последнюю в их жизни. И даже если у тебя есть скафандр, ты не всегда можешь быть уверен, что он не дал течь. Может быть, ты захочешь внимательно осмотреть свой, когда подойдешь к нему? Надеюсь, ты меня слышишь. У меня нет никакого интереса клеветать на тебя. Я только хочу предупредить.
Чин повернулся к Морланду спиной и вышел из зала. Вернулся в свой кабинет и включил комлинк для связи со штабом патруля. Он не собирался рисковать, хотя Морланд и предупрежден, что находится под наблюдением и теперь вряд ли совершит кражу, но нужно перестраховаться, уговорить местных патрульных обеспечить достойную защиту таблички, пока Морланд находится на Марсе. Он набрал две цифры трехзначного номера, когда услышал внизу какой-то шум. Чин, бросив набирать, быстро пошел по коридору к лестнице. Медленно, как можно тише, он спускался по ступенькам, надеясь застать Морланда врасплох. Спустившись по лестнице, он на цыпочках прошел по коридору, но на входе в холл резко остановился, удивленный тем, что увидел. Он открыл рот, чтобы заговорить, но это ему не удалось — Дэйр Чин произнес последние слова в своей жизни уже до этого.
Прошел час. Сонный городок притих. Юпитер все еще светил ярко, но станция Марс уже скрылась за восточным горизонтом, следом за ней Фобос выполз из-за края защищающего город песчаного холма. С вершины утеса над городом в небо взлетел белый столб огня.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВХОД В ЛАБИРИНТ
I
Сон женщины был тем же самым сном, который так часто одолевал ее прежде, но она никогда еще не испытывала такой ужас. Черные крылья бились, бились прямо над ее головой. Они вращались, эти лопасти пыточного колеса неслись на нее, угрожали засосать ее. И голоса:
«Уильям. Она могла бы стать величайшей из нас…»
«Она сопротивляется нашей власти. Она всегда сопротивлялась».
«Она еще ребенок. Когда она осознает истину, она все поймет».
«Сопротивляться нам — значит сопротивляться знанию».
Колесо вращалось, голоса переходили в вой:
«Линда, Линда…»
Из темноты, из центра вращения глаза смотрели, руки тянулись, рты звали:
«Линда, Линда…».
Она билась и отбивалась, но была погружена в какую-то вязкую невидимую жидкость, какую-то эфирную жижу, которая делала ее самые сильные усилия слабыми, а самые быстрые движения медленными:
«Линда, Линда…».
Она почувствовала что проигрывает борьбу, идет ко дну и закричала.
Ее разбудил звук собственного крика.
Она обнаружила, что лежит обнаженная на кровати, в жаркой темноте. Какой-то голый мужик навалился поперек нее, схватив за руки. Она брыкалась, извивалась и снова кричала.
— Линда, проснись. Пожалуйста, проснись. Это всего лишь сон. Это всего лишь сон. — Его слова вонзались в нее и наконец проникли в сознание. Она обмякла и замолчала. — Узнала его.
И через мгновение она вспомнила, где находится, — на комическом корабле и поскольку она ощущает свой вес, то корабль все еще идет с ускорением.
— С тобой все в порядке?
— Да, — хрипло прошептала она.
Он отпустил ее запястья, приподнялся и присел рядом на кровать: