Страница 2 из 15
– Ты бы хоть по двугривенничку, господин хозяин?..
– Будет цена на бабу двугривенный – я и за двугривенным не постою, но не может этого нонче быть, потому голодуха.
– А к Троице платков дарить не будешь? – спросила одна из женщин. – У нас бабы ходили в Питер, так им по городам к Троицыну дню по платку…
– То за летнюю ряду, то с Благовещеньева по Покров и по книжке ежели, а я вас поденно ряжу, потому летней ряды ноне не будет. Какие ноне платки!
Женщины колебались.
– Ну, подумайте, пошушукайтесь промеж себя, а я в избу чай пить пойду. Потом скажете, на чем решили, – сказал хозяин и направился в избу.
Бабы остались на огороде и стали шептаться.
– На втором огороде, девоньки, по пятнадцати копеек в день… По пятнадцати копеек… Уж это что-то больно дешево… – начала, покачивая головой, женщина постарше, у которой совсем отсутствовали брови.
– Пронюхали, что повсюду голодуха, – вот и стачались, вот и прижимают, – отвечала вторая пожилая женщина, но с густыми бровями.
– Как же Акулина-то летось по восьми с полтиной в месяц на огороде жила?! – дивилась молодая женщина с необычайно развитой грудью.
– Так ведь то было летось, когда кормы были, а теперича цены другие.
– Беда! – покрутила опять головой безбровая женщина. – Неужто же за пятнадцать копеек оставаться? Ведь это что же… Ведь это помирать… Да он вон еще что говорит… Хозяин-то то есть… Он говорит, что первые деньги пойдут на прописку паспорта да на больницу.
– А на прописку да на больницу-то много ль надоть? – спросила совсем молоденькая женщина, курносая и с выбившеюся из-под платка белокурою прядью волос. – Сколько денег-то?
– А нам почем же знать! Мы так же, как и ты, в первый раз в Питере, – отвечала женщина с густыми бровями. – Надо будет вон тех баб поспрошать, что около парников копошатся.
Нерешительным шагом женщины прошли к парникам, в которых, присев на корточках, выпалывали сорную траву другие женщины.
– Порядились, что ли? – встретила вопросом одна из женщин у парников новопришедших женщин.
– Да как рядиться, умница, коли по пятнадцати копеек в день дает, – сказала безбровая женщина.
– Цены такие. Мы уж тоже совались, да нигде не берут. Работы на огородах ведь еще не начались. Только там и работают, где парники, а ведь парники-то не на каждом огороде.
– Вы, умница, новоладожские?
– Новоладожские.
– Бывалые в Питере-то?
– Бывалые. Кажинный год по весне в Питер ходим.
– Так неужто по пятнадцати копеек подрядившись?
– По пятнадцати, а только с хозяйской баней. По субботам у нас от хозяина восемь копеек на баню… Так и вы уговаривайтесь. Здесь ведь не то что в деревне, даром никуда не пустят попариться, а везде надо платить деньги. Пять копеек баня-то стоит, ну да мыло, веник.
– Неужто и веник купить нужно?! – удивленно воскликнула молоденькая женщина.
– А ты думала, как! Веник – копейка, а то и две. Здесь за все плата. Питер – город дорогой.
– А вот у нас в деревне пошел в лес, наломал…
– А здесь за поломку-то по шее накостыляют. Да и некуда идти ломать, потому лесов поблизости нет.
– Ну, у соседей попросить.
– Молчи, Аришка! Ну что зря брешешь! – оборвала курносую женщину безбровая и спросила женщин, копошившихся у парников: – Вы замужние будете или девушки?
– Я-то девушка буду, вон и та девушка, – отвечала черноглазая новоладожская женщина, указывая на рябую женщину. – А вон те три замужние.
– Хороша ты девушка, коли ребенка в деревне оставила, – улыбнулась худая скуластая женщина в полосатом красном платке на голове и на плечах, концы которого были завязаны сзади за спиной.
– Это, Мавра Алексеевна, в состав не входит, – огрызнулась черноглазая женщина. – Зачем зубы скалить! По паспорту я девушка – вот и весь сказ.
– А вот, милая, сколько с вас хозяин за прописку паспортов-то вычитает? – спросила безбровая женщина.
– Рубль тридцать. Это уж у него положение. Рубль на больничное и тридцать копеек за прописку.
– Фу, тяготы какие! Ведь это сколько же ден задарма жить?
– Да, почитай, что девять ден отъелозить придется. Мы уж сочли.
– Арина! Слышишь! А ты хотела первые три рубля матери сейчас же в деревню послать на выкуп полушубка. Долгонько трех-то рублей не увидишь, – сказала безбровая женщина курносой женщине.
Курносая в ответ только широко открыла глаза и рот и тупо посмотрела на безбровую.
– Беда, как трудно! – послышалось у новопришедших женщин.
– Да уж чего труднее! – вздохнули женщины, копающиеся в парниках. – Вы все из одной деревни будете? – задали они вопрос новопришедшим женщинам.
– Трое из одной деревни, а она вон одиннадцать верст от нас, – отвечала безбровая женщина, кивая на курносую.
– И все в первый раз в Питере?
– В том-то и дело, что в первый. Порядков здешних не знаем, наговорили нам, что в Питере хорошо…
– Что деньги здесь по улицам валяются? – подхватила черноглазая женщина, отбрасывая от себя горсть сорной травы, вырванной из парника. – Нет, брат, милая, в Питере тоже ой-ой как трудно! Вы-то замужние будете?
– Я замужняя. Нынче всей семьей из деревни от голодухи ушли. А вон энто три девушки. Молоденьким-то замуж бы выходить, а вон послали родители на заработку.
– За кого выходить-то, коли все парни на заработках! – откликнулась одна из товарок безбровой женщины и спросила землячек: – Так как же решим, девушки: оставаться здесь на огороде или искать, лучше чего нет ли?
– А где ты лучшего-то по теперешнему времени найдешь? – спросила одна из женщин от парников. – Поди-ка, сунься.
– Да наша же землячка в прошлом году здесь, в Питере, на кирпичном заводе работала и по восьми гривен в день доставала.
– А кирпичные-то заводы нешто теперь работают? Кирпичные-то заводы, дай бог, к Троице… А до Троицы-то десять раз с голоду помереть успеешь. И мы кирпичные заводы чудесно знаем, да по весне на них работы нет.
– Пятнадцать-то копеек уж очень дешево. Мы зимой у нас в деревне дрова складывали в лесу в поленницы – и то по гривеннику в день на хозяйских харчах. Одно только разве, что чаем не поили. Нет, для Питера уж это очень дешево.
Говорила это курносая женщина. На нее тотчас же набросилась безбровая:
– Ay тебя много ли денег-то на ночлег да на пропитание осталось, чтобы фыркать на пятнадцать копеек?
– Да двенадцать копеек еще есть.
– Двенадцать копеек! Нешто в Питере можно на двенадцать копеек! – заговорила у парника черноглазая женщина. – Что ты в Питере на двенадцать копеек поделаешь?!
– А у нас, милая, еще того меньше, – подхватила безбровая женщина.
– Ну, так мой совет – оставаться здесь и работать покуда за пятнадцать копеек, а потом видно будет. Мы сами так же… Вот теперь работаем, а под рукой разузнаем. И как разузнаем, что где получше, то сейчас долой, ежели хозяин не прибавит. Только смотрите, что ежели уж он возьмет вас к себе в работу, то раньше, как через десять ден, вас от себя не выпустит, потому прописка паспортов и больничные… Так уж и знайте, что покуда рубль тридцать ему за прописку да за больничные не отработаете, он и паспортов вам ваших не отдаст.
– Так что ж, девоньки, останемся? – сказала безбровая женщина. – Ведь вот не хуже нас люди, да работают же за пятнадцать копеек.
– Выговаривайте только в кажинную субботу на банное восемь копеек, а то хозяин и от нас хотел утянуть, – продолжала черноглазая женщина.
– Да уж как вы, так и мы… Согласны, девоньки?
– Конечно же, надо оставаться.
Из избы вышел хозяин. На этот раз он был в синем кафтане и шапке.
– Надумались, землячки? – спросил он женщин, пришедших наниматься.
– Да уж что с тобой делать! Бери паспорты и пусти в избу котомки скинуть, – отвечали те. – Только чтоб уж нам на баню по субботам по восемь копеек.
– Пронюхали уж? – улыбнулся хозяин. – Ну да ладно, – махнул он рукой. – Идите в избу и развьючивайтесь. Сейчас вас чаем поить буду и паспорты от вас отберу. А только плата с завтрого, хоть вы сегодня малость мне и поработаете около парников.