Тень дракона. Княжна

Я и не надеялась, но травница тактично вышла из хижины, оставив меня одну. И почему-то я первым делом задумалась, куда спрятать меч? Хоть убей, но мне казалось, что не стоит его светить перед местными. Голая девушка в беде – это одно, а вот голая и с мечом, да еще и дорогим, судя по камню в рукояти, – совсем другое. Могут возникнуть ненужные вопросы и тогда простой потерей памяти я уже не отмажусь.

Решено! Брать меч с собой я не стану. Вот устроюсь, да пойму, что здесь и как. Определюсь планами на будущее, да с ценами на рынке, тогда и подумаю над реализацией клинка. Мне-то он все равно ни к чему.

Я вынула из сундука какую-то неприглядную тряпицу, – не то шарф, не то платок, – и завернула в него меч. Осмотревшись, сунула сверток за сундук.

– Блин!

Рукоятка в щель между стеной и сундуком не пролезла и красноречиво торчала сверху. Не заметить такое было просто невозможно. Схватив оружие, снова принялась осматриваться. После неудачных попыток спрятать меч за буфет, под кровать и под половицу, пристроила его на балку под потолком. Правда, для этого пришлось забраться прямо на постель.

По нижней стороне балки была протянута веревка, на которой висели пучки сухих трав. Их было так много, что и самой балки-то толком не было видно. Едва я закончила и слезла с кровати, как некстати заглянула Кафиза.

– Еще не готова?! – Травница удивленно уставилась на меня. Пришлось схватить ворох тряпья и прикрыться. Бабка усмехнулась: – Стеснительная, что ль? И больно уж нерасторопная! Поди самой раньше не приходилось одеваться? – Старуха пытливо на меня уставилась, ожидая, что я подтвержу ее слова, но я смолчала. Тогда Кафиза покачала головой: – Не знаю, девонька, из какой-ты семьи, да только тело у тебя больно гладкое, и руки… Ну тут у нас горничных нет! Привыкай. И поторопись, а то мы так и до заката не управимся! – отчего-то недовольно проворчала она и, отвернувшись, принялась хлопотать у стола.

Воспользовавшись моментом, я быстро натянула на себя пахнущие затхлым шмотки. Шерстяные чулки оказались поношенными и колючими, и я не представляла, как они удержатся на бедрах при ходьбе. А как же мне не хватало трусов!

Некоторое время пришлось бороться с брезгливостью, и все же это было намного лучше, чем ничего.

– На вот, поешь, – старуха, повернувшись, окинула меня внимательным взглядом и протянула щедрый бутерброд.

Приличный ломоть серого хлеба и неровный кусок холодного мяса сверху.

До того, как я впилась зубами в него, я была уверена, что весь не осилю. Оказалось, что я плохо представляла всю степень собственного голода. Проглатывая куски едва разжеванными, я разве что не ворчала басом: «Мау-мау-мау!», что твой дворовый кот, охраняющий редкую перепавшую вкусняшку от посягательств.

– Наелась? Пора и в путь! – неожиданно скомандовала Кафиза.

Мне осталось только подивиться, когда бабка успела умять такой же кусок? У меня еще целая четверть не доедена. Запихивая в рот остатки едва ли не на ходу, запила бутерброд терпким травяным отваром из деревянной кружки и поспешила за Кафизой.

Что надо нести? – деловито поинтересовалась я, щурясь от яркого света снаружи.

– Да вот же мешки! Иль не видишь? – Старуха указала на два тюка – побольше и поменьше.

Я по всем правилам хорошего тона ухватила тот, что был побольше и… Едва сумела его поднять! По ощущениям мешок весил килограммов эдак тридцать.

– Там точно трава, а не кирпичи? – поинтересовалась я без прежней уверенности.

Поднять-то подниму, а вот смогу ли нести его достаточно долго, да еще по горам. Это не то же самое, что походный рюкзак.

– Точнее некуда!

Старушенция, кривая и сухонькая, отняв у меня поклажу, одним ловким движением закинула ее себе на спину.

Я молча взялась за второй тюк, который оказался намного легче. Тем временем Кафиза довольно бодро заковыляла прочь по тропе, не озаботившись запереть хижину. Мне пришлось за ней поспевать.

Себя я задохликом никогда не считала, спортом занималась, но идти с грузом, да по камням босиком было непросто. Вдобавок в душе чувство неловкости боролось с инстинктом выживания. Если попросту, неудобняк, что бабуля такую тяжесть несет, но, с другой стороны, нести этот тюк за нее я все равно не смогу. Так быстро уж точно.

Я не уставала удивляться, в чем причина подобной выносливости и бодрости этой старушенции? Может, экология? Да, наверняка в экологии дело.

Тем временем Кафиза заметила, что я не поспеваю, и темп сбавила. Дождавшись, когда я ее нагоню, посокрушалась, что обувки у меня нет, и чулки изорвутся. Я так и не поняла, что ей жальче – чулки или мои ноги, потому я пообещала:

– Кафиза, я как устроюсь, обязательно заплачу вам за одежду.

– За это старое тряпье? Брось! – Отмахнулась старушка, но определенно подобрела.

Она принялась рассказывать мне обо всем, что попадалось на пути. Называла вершины, кустарники, травки, а я старалась все запоминать. Время от времени травница интересовалась, не вспомнила ли я местность или что-нибудь о себе. Кое-что я и правда вспомнила, но ей об этом было знать не обязательно.

Я потихоньку привыкла к поклаже и темпу, и даже успевала глазеть по сторонам. Вскоре плато закончилось, и дальше тропа уходила вниз, круто поворачивая. За очередным поворотом оказалось одинокое дерево с причудливо искривленным стволом. Но не оно меня удивило, а низкорослый бычок с широко расставленными рогами и длинной ниспадающей шерстью красивого серебристого цвета. Он был привязан к дереву длинным поводом.

Завидев нас, это чудо замычало, а затем задрало хвост и…

– Ишь, здоровается как с нами, окаянный! – с нежностью произнесла старуха. – Это помощник мой – Тишка, – представила она мне бычка, назвав какую-то уж больно привычную для земного уха кличку. Совпадение, и все же на душе разом потеплело. – Дальше он понесет нашу поклажу, а то вниз тяжести таскать сложно. Ноги-то у меня уже не те, – пожаловалась травница, деловито пристраивая свой тюк бычку на спину.

– Привет, Тишка! – поздоровалась я, глупо улыбаясь.

Тот замер, уставившись на меня настороженно, и в его глазах мелькнуло что-то такое, после чего непременно следовало ждать каверзы. И я не ошиблась.

– Я те бодну! Я те бодну! Враз меж глаз схлопочешь! – тут же пригрозила ему сухоньким кулачком бабка и повернулась ко мне. – Тишка у меня с характером, но ты не бойся. Если что тресни кулаком ему в лоб, и будет шелковый.

– Угу.

Я кивнула я, не представляя, чем я могу навредить быку, ударив его кулаком.

Сначала рука отвалится, а потом еще и забодают. И затопчут… Тишка хоть и далеко не бизон, но мне и этого хватит. Знавала я пони, которые, возомнив себя большой лошадью, действовали нагло и бесстрашно. Поклясться готова, что подобные качества присущи и этому бычку.

Решив не злить лишний раз Тишку, отступила подальше.

– Ну, куда ты! – тут же прикрикнула на меня бабка. – Ох уж эти ньеры! Ничего в простых делах не соображают. Мешок на спину ему клади, да закрепить не забудь! Угу. Вот так. Подтяни веревку-то потуже, – руководила Кафиза, пока я неловко привязывала поклажу.

– Кафиза, а ньеры и нирфы, это одно и то же? – поинтересовалась я после того, как мы снова двинулись в путь.

Старуха на меня с подозрением посмотрела, и я поняла, что сморозила какую-то глупость.

– Видать, тебе сильно память-то отшибло, – наконец покачала головой травница. – Или, может, ты с малолетства несмышленая?

Бабкины слова меня уязвили, и ответ прозвучал против воли холодно:

– Может, и так. Я не помню.

Кафиза молчала, и я тоже не торопилась продолжить беседу. Так и шли какое-то время в тишине, нарушаемой лишь звуками природы. Травница заговорила первой:

– Ньер, ньера – так к благородным обращаться принято. А нирфеаты – враги. Отродья Нирфгаарда. Как одно с другим можно перепутать? – она пытливо уставилась на меня.

– А к вам как обращаются? – спросила я на всякий случай.

– Ко мне-то? Кафиза, в лучшем случае. Еще травница. Иногда, "эй, старуха"! Бывает, что и каргой кличут или ведьмой. А как еще к сохам обращаться?