Опасность сближает

— Предлагаешь на твоём байке? — интересуется Давид, как будто это вообще моё предложение было с ним куда-то идти. Морщусь этому, но не реагирую. — Или, может, на моей машине лучше?

— Мне всё равно, — пожимаю плечами. — Но не думаю, что ты сейчас способен водить.

Не замечала у Давида машину. Вообще это редкость в его возрасте, хотя вроде бы не из мажоров. Но и не из бедняков однозначно.

— Руки толком не задеты. Ноги тоже в порядке, — он ухмыляется, но тут же морщится: кажется, по челюсти всё-таки сильно перепало.

— Я на машине не умею, а тебе лучше не тратить много сил, — настороженно замечаю. — Может, байк?

Хотя чтобы на нём усидеть, тоже напрягаться надо. При определённой скорости уж точно. Долбанный Давид… Вот нафига так упорствовать?

— Не потрачу, пустяки, — храбрится он. — К тому же, у меня тут дом недалеко, быстро доедем.

Я, конечно, понимала, что вместе уйти с пар и поехать домой не значило каждый своим путём. Но всё равно немного не по себе становится от этого недвусмысленного подтверждения, что мы оба к нему.

Давид ведь понимает, что только ради обработки его ран? Я в этом, конечно, не специалист, но хотя бы чем смогу помогу.

— Ладно, а у тебя дома аптечка нормальная? — решаю окольными путями уточнить совпадение наших намерений.

При этом уже сажусь к Давиду в машину. На марку её не обращаю внимание: абсолютно наплевать, насколько он там состоятельный. Понтами меня никогда нельзя было впечатлить, хотя не факт, что он пытался. Я вообще не понимаю, что у него в голове. И уже даже не пытаюсь это понять.

— Сойдёт, — заявляет Давид, когда уже садится следом.

Медленнее, чем привык — это видно. Меня на какой-то момент пронзает мысль, что, наверное, надо было ему помочь. Хотя вряд ли согласился бы. Если оказался задет, когда его спасла и не пустил меня за руль моего же байка — то, судя по всему, вопросы демонстрации собственной мужественности для него важны. Забавно это, конечно. И даже подбешивает немного. Но в то же время почему-то подыгрываю ему в этом снова и снова.

Прикусываю губу, чтобы не выпалить, что надо бы тогда в аптеку по пути заехать, раз уж в травмпункт не хочет. Мне что, больше всех надо? Сойдёт так сойдёт. Главное, что Давид хотя бы сознаёт, ради чего я с ним еду.

Водит он довольно уверенно. Некоторое время слежу за его движениями: по инерции, наверное, ну и да, волнуюсь немножко. Всё же в какой-то степени ответственна за этого придурка, раз ради меня кинулся и еду тут ему помогать. Но быстро убедившись, что он вполне справляется, отворачиваюсь к окну. Не проронив ни слова, лишь смотрю за сменяющимися улицами.

Неловко разуваюсь, оказавшись в квартире Давида. Всё-таки немного не по себе — тем более что здесь нет ни намёка на чьё-либо ещё присутствие. Впрочем, оно и так понятно. Иначе было бы кому ещё обработать раны этому придурку.

— Ты живёшь один? — зачем-то уточняю я, передавая ему верхнюю одежду, чтобы повесил.

А то не знаю, куда. На первый взгляд и не видно. Квартира у него неплохая, в стильном чёрно-белом дизайне, но явно однокомнатная.

— Да, — подозрительно довольно сообщает Давид, отодвигая ближайшую дверь. Оказывается, там у него гардеробная. — Так что можешь у меня остаться, — добавляет нагло.

И, кстати, очень уж уверенно держится. Не хромает, руками легко двигает… А так уж здесь нужно моё присутствие?

Иными словами, нафига я приехала? Такие вот неоднозначные намёки выслушивать? Причём ими всё это не ограничивается — Давид разве что не подмигивает мне при своём заявлении, глядя провокационно и коварно.

В упор не пойму, с каких это пор он решил, что флиртовать со мной — хорошая идея.

— Ещё чего, — запоздало бурчу.

Хотя, может, вообще лучше бы проигнорировала его предложение.

— А вдруг мне хуже станет? — усмехается Давид закрывая гардеробную.

Теперь, когда он тоже в коридоре со мной стоит, ближе кажется. Тем более что ещё и подходит. Сглатываю.

— Больничку вызовешь, — на всякий случай серьёзно отвечаю.

Я так-то вообще не обязана с ним возиться. И прям умирающим он не выглядит. Я ведь даже улавливаю, как Давид напускает на себя страдальческий вид:

— А вдруг буду не способен? — как-то грустно спрашивает.

Явно намеренная интонация. Чтобы меня разжалобить. Хмурюсь, смерив его внимательным взглядом. Не понимаю этого типа. Сначала заявляет, что я его бешу, назло мне флиртует с моей подругой, а потом бросается типа за меня против, судя по произошедшему в переулке, троих и всячески дразнится, провоцирует, вызывающе себя со мной ведёт. Одним тоном поцелуй напоминает. Смущает. С толку сбивает. Ещё и откуда-то ощущение, будто ему действительно это важно: и моё присутствие здесь, и моя реакция.

— Что с тобой не так? — вырывается у меня вопрос, который по этому парню уже не первый день в мысли просится.

— А с тобой? — неожиданно серьёзно интересуется он, ещё и смотрит на меня внимательно, будто и вправду понять пытается.

И о чём это, интересно? Уж я веду себя куда более логично. Помогла ему, потому что это в принципе в моём характере. Что тогда, в переулке, что сейчас.

— Почему я не ведусь на твоё очарование? — насмешливо предполагаю, скрестив руки на груди.

— А я очаровательный? — улыбается Давид.

При этом ярче демонстрирует кровь на губах и явно выбитый зуб. Прикусываю губу: почему-то от этого не по себе, сердце по-дурацки пропускает удар. И даже не хочется огрызнуться, что видок у него сейчас далёкий от очарования. Более того, я как будто даже не злюсь на него за то, что к словам цепляется.

Вот какого чёрта я такая сердобольная? Да ещё и именно с ним уже в который раз.

— Себя таким явно считаешь, — наконец нахожусь с ответом.

— И тебя тоже, — на удивление мягко и почти даже ласково заявляет Давид, в очередной раз ошарашивая. — Когда не вредничаешь. Хотя даже тогда. Горячо ты это делаешь.

Вот и почему он так смотрит? Глаза потемневшие, внимательно вглядывающиеся в мои, ещё и блеск в них необычный… Слегка завораживающий.

Перевожу дыхание. Давно пора понять, что нет смысла вникать в непредсказуемый настрой этого парня.

— Давай сразу ранами твоими займёмся, — решительно к делу перехожу.

Он вздыхает, но всё-таки соглашается:

— Давай.

И вот с одной стороны это обнадёживает, но с другой — недолго. Потому что когда я всё-таки беру аптечку и прохожу в комнату Давида, накрывает осознанием: сейчас мне придётся его касаться. И пусть лишь слегка и вполне безобидно, но откуда-то смущение идиотское окутывает. Ещё и наедине мы, в его квартире. А он уже целовал меня, причём напрашиваясь на продолжение. Да и сейчас тоже ведёт себя так, будто эта идея всё ещё у него в мозгах. К тому же комплименты эти внезапные…

Давид с интересом следит за моими действиями, расслабленно откинувшись на диване. А я раскрываю аптечку и ставлю её на небольшой стеклянный столик, который явно прикроватный. Но, к счастью, находится именно здесь, на кухне. Которая сразу за коридором, где гардеробная и вход в квартиру. Видимо, этот столик понадобился Давиду как раз где-то в коридоре.

А квартирка небольшая, потому неудивительно, что в итоге на кухне всё необходимое. И да, лучше размышлять именно об этом, вместо того, чтобы думать о не сводящем с меня взгляда Давиде. И так не чувствовать его не получается, когда так пялится.

Решаю не доставлять ему лишних поводов прицепиться ко мне и не торможу с действиями. Никак не выдаю своё волнение, уже садясь рядом и приготовив ватки, перекись, мази для ран, бинты и пластыри.

Давид зачем-то усмехается, а я строго заявляю:

— Сиди смирно.

И сразу тянусь заняться самыми видимыми ранами. При этом рука чуть дрожит, и я специально говорю, чтобы хоть как-то перебить эту нервозность и отвлечься от странного потемневшего взгляда разных и красивых глаз этого придурка:

— По поводу зуба к стоматологу сходи хоть, — поджимаю губы: мы чертовски близко сейчас, а ещё Давид не облегчает задачу, зачем-то водя взглядом мне по лицу. — Ну или зубов. Не знаю, сколько тебе выбили, но один точно. Тебе пока лучше не улыбаться.