Ищите ворона…

Нетерпеливые водители позади Бояна вовсю гудели. Он поехал за блондинкой, но она повернула налево, а он продолжил путь прямо, лишь еще на какой-то миг снова увидел ее профиль, затем — левый указатель поворота машины принцессы все еще мигал — металлический поток унес Бояна в другом направлении.

Около кафе «Панта реи» припарковаться было негде. Боян заехал на своем «Рено» на тротуар, потянул ручник, закрыл окно, запер машину.

Майя уже ждала его в кафе. Боян наклонился и поцеловал ее; девушка за стойкой оторвала взгляд от бокалов, которые она протирала.

— Интересно, в Древнем Риме тоже были проблемы с парковкой? — спросил Боян.

— Нерон ограничил время для въезда колесниц в город всего до нескольких часов: они мешали ему спать, — сказала Майя.

— Когда ты приедешь ко мне, чтобы мы могли спать вместе? — спросил ее Боян.

— Мне эспрессо, — сказала Майя девушке, подошедшей к их столику.

— И мне, — сказал Боян.

— Ты же знаешь, это не так просто, — прошептала Майя. — Мне нужно что-нибудь придумать дома.

— Может, в субботу? — Боян взял ее за руку. — Скажи, что подруга тебя пригласила, чтобы вместе готовиться к экзамену.

— Старо. Никто не поведется.

Майя улыбалась с кошачьим блеском в глазах, в них читалось желание, чтобы ее уговаривали, убеждали — но все это было смешано с подлинной неуверенностью и осторожностью. Она на самом деле колебалась.

— Может быть, я смогу что-то придумать, — сказала она, давая Бояну слабую надежду. — Постараюсь.

За столиком в противоположном углу кафе в полумраке сидела совсем молодая парочка. Едва только сев, оба вытащили зажигалки. Щелкнули ими и поднесли друг другу маленькое пламя: в какой-то миг языки пламени соединились и стали гореть вместе. Потом они погасили зажигалки и, взявшись за руки, начали что-то шептать.

— Видела? — спросил Боян. — Что это такое? Какой-то ритуал?

— Поклонники Мазды, — сказала Майя. — Огонь был для них священным элементом, знаком праведности бога.

— Мы все еще в поисках Митры?

— Только до некоторой степени. Заратустра исключил Митру из иранского пантеона. Во время мистерий в честь Митры убивали быка, а зороастрийцы были против жертвоприношения животных. Так что Мазда остался, а Митра отпал.

— Отлично, — сказал Боян. — Но остается вопрос: откуда в Скопье маздаисты?

Мимо окна кафе прошла девушка, затем она вернулась и, приблизив лицо к стеклу, стала всматриваться внутрь. Бояну она показалась знакомой.

— Эй, — сказал он, — это не…

— Что? — спросила Майя.

— Ничего, — ответил Боян, потому что девушка, лишь встретив его взгляд, тут же исчезла.

Официантка принесла кофе и опять принялась что-то вытирать в темноте за стойкой. У Бояна сложилось впечатление, что она действовала, как статистка в театре, механически исполняя предписанные ей действия, а на самом деле подслушивая, о чем они говорили; но каждый раз, когда он смотрел на нее, она надевала на лицо маску безразличия. Но все-таки в один момент ее глаза открылись в изумлении: в кафе вошел некто.

Это был молодой человек в футболке с надписью на спине: Don’t shoot at the pianist! Он подошел к стойке и что-то показал. Девушка за прилавком в испуге вскрикнула. Парень, у которого на спине был призыв из давнишних салунов Дикого Запада, успокоил ее.

— Дай мне немного ракии. Ничего страшного. Я поцарапался.

И охнул, когда девушка вылила ему на руку жидкость из бутылки. Они стали о чем-то переговариваться. Обменивались обрывками фраз, перемежавшимися звуками боли и раздражения. Они, похоже, были недовольны друг другом и спорили между собой. Девушка, не на шутку взволнованная, перевязала защитника пианистов. При этом она бросала испуганные взгляды в сторону столика, за которым сидели Майя и Боян.

Боян не видел лица носителя пацифистского послания, который, по-видимому, пострадал в результате неких совсем не мирных действий. Девушка за стойкой продолжала что-то осторожно шептать раненому.

Юные маздаисты, выпив кока-колу, снова зажгли свои зажигалки, на мгновение соединили их огни и ушли.

— Мне пора в университет, — сказала Майя. — Я подумаю над твоим предложением, — улыбнувшись, добавила она. — Я тебе позвоню.

Она вышла; через несколько шагов обернулась и помахала Бояну: на ней было летнее платье с крупными цветами, и на утреннем солнце ее фигура двигалась, как часть цветущего поля, блуждающего в строгой геометрии города.

Выйдя из кафе и подойдя к машине, Боян сразу понял, что что-то не так. Он наклонился: обе задние шины были спущены, и поэтому машина странно наклонилась назад, словно наполненная водой лодка. Потом он увидел, что боковое зеркало тоже испорчено — кто-то пытался его оторвать, но, потерпев неудачу, сломал. При этом он порезался — на осколках стекла и никелированном держателе были пятна крови.

Боян открыл багажник и вынул насос.

— Помощь нужна? — спросил кто-то, и Боян обернулся.

Два десятилетних мальчика в коротких штанах и с лицами малолетних преступников смотрели на него в ожидании. Они держали в руках какую-то ветошь и ведро, до половины наполненное грязной водой. Было очевидно: они зарабатывали деньги, моя машины.

— Накачайте! — сказал Боян и бросил им насос. — Вы их спустили?

На мгновение в глазах маленьких жуликов, казалось, вспыхнул страх; они сделали едва заметное движение, будто собираясь бежать.

— Они хорошие ребята, — сказал высокий бездельник с впалым животом, вставая со ступеньки перед закрытым магазином, окна которого были залеплены газетами, потому что внутри делали ремонт. — Просто хотят заработать немного денег, — добавил он.

— А кто спустил шины? — зло спросил Боян. — Ты был здесь?

— Всякие люди есть, — сказал тощий. — Я здесь не для того, чтобы за машинами смотреть. Да и сам хочу чего-нибудь заработать.

У Бояна сложилось впечатление, что мужичок хочет, чтобы ему заплатили за то, что он собирался сказать. Он вынул из кошелька сотню, потом еще одну.

— Ты наверняка что-то видел, — сказал он, стараясь не выглядеть слишком заинтересованным. — Кто это был?

— Был один, который тут порезался, — задумчиво изрек бездельник. — Кровь хлестала, прошу прощения, как из свиньи.

Боян сразу побежал к кафе к удивлению двух маленьких мойщиков машин и их защитника. Попытался войти — там было заперто. Он прижал лицо к стеклу: внутри никого не было; полотенце, которым девушка вытирала бокалы, лежало на столе, на нем были какие-то пятна — возможно, кровь, но, может быть, что-то другое. Боян подождал еще, но понял, что это напрасно: внутри было пусто. Затем он обернулся, но не увидел ничего, что помогло бы ему решить вопрос, куда подевались те, кто только что был в кафе. Некоторое время Боян постоял у двери, потом махнул рукой.

Он вернулся к машине. Два маленьких автомойщика накачали вторую шину.

Боян дал им горсть монет, которые были у него в кармане, и они взяли их без особого воодушевления.

— Где тот высокий? — спросил он.

— Ты спрашиваешь много, а платишь мало, — сказал один из двух подростков, пересчитывая деньги. — Мы тебе не справочное бюро.

Боян повернул ключ, открывая дверь в свою квартиру. Один оборот. Он всегда запирал на два. Что-то было не так.

Он медленно вошел, заглядывая во все углы.

Следов кражи не было — все было на месте, даже немного денег в шкафу в спальне, едва прикрытых черными трусиками Майи. Фотоаппарат, музыкальный центр, компакт-диски — все на месте.

И все же кто-то сюда входил. В пепельнице было зерно нагара от сгоревшей спички и немного сигаретного пепла; в воздухе Боян чувствовал едва заметные следы табачного дыма. Кто-то просматривал книги — некоторые стояли не там, где обычно, будто их вынимали и поспешно возвращали на полку.

Боян сел на тахту, пытаясь обдумать происходящее.

Он вспомнил про папку, в которую положил карту, найденную той ночью у церкви Святого Эразма; встал и поискал ее в куче газетных вырезок и ксерокопий книг; ее не было.