Майя. Игрушка Шейха

Да… Вчера я слышала про его любовь, но это было сказано иначе, в порыве страсти и вожделения, иносказательно… А сейчас… Сейчас он шел напролом, смотрел в лоб, он открыл свое сердце и ждал от меня… реакции?

-Если бы это было игрой, тебя бы здесь не было,- говорит он еще тише, словно бы отвечая на мой немой вопрос.

Грудная клетка сильно сжимается и становится словно бы слишком маленькой для сердца. Очень странное чувство, болезненное и… нежное.

-Возможно, это просто эмоции…

Он улыбается и отталкивает эту мысль отрицательным кивком.

-Нет, баннута… Я понял это слишком рано… Настолько рано, что спугнул тебя от своей любви… Если бы ты смогла прочитать послание, которое я заложил в то колье, что ты так категорично отвергла, ты бы поняла намного раньше… Но сейчас… Сейчас я не хочу, чтобы ты его прочитала.. Знаешь, почему? Потому что я обещал тебе, что ты не уйдешь от меня, пока не разгадаешь… А я не хочу, чтобы ты уходила, Майя. Я хочу, чтобы ты осталась со мной…

Этот разговор имел привкус горчичного меда. Слова Тамера не могли не возвышать меня, возносить до небес… Они же резали по больному… Я снова и снова прокручивала в голове судьбу его матери и невольно ужасалась перспективе того, что и он, воспитанный в другой культуре, в другой религии, попросту сломает меня, не выходя за пределы своего комфорта. И пусть это я сейчас занимаю все его мысли, Тамер- шейх. В его жизни будут другие женщины. Я понимала это не только от слов Зулайхи или Алии, это можно бы было понять даже недалекому человеку… Вот только я не смогу, не справлюсь… Я не смогу делить его сейчас ни с кем. Сейчас, когда поняла, что тоже… люблю…

Да и на какое будущее он меня обрекал? Быть любимой наложницей в его дворце? Смотреть на то, как он женится, рожает наследников, а я… Я растворяюсь в нем и в итоге исчезаю…

- Я не смогу, Тамер…- говорю я тихо, а на глазах невольно проступают слезы,- я не смогу разделить с тобой твою жизнь… Она убьет меня.. точно так же, как убила твою мать…

Его челюсть сжимается, а глаза темнеют. Теперь уже он сильно-сильно сжимает мою руку.

-Почему ты все усложняешь, баннута? Я люблю тебя… Ты моя любимая женщина… Разве этого мало? Я смогу подарить тебе весь мир! Ни с кем твоя жизнь не будет красивее и ярче, чем со мной…

Его взгляд сейчас невыносим. Он оставляет ожоги на коже, испепеляет… Я отвожу глаза, не в силах справиться с этой мукой, и в этот самый момент резко дергаюсь, потому что вижу неожиданную картину, а возможно, она стала неожиданной только для меня... К пирсу подплыла большая дахабия и с нее в сопровождении нескольких слуг спускается высокий статный мужчина, облаченный в традиционную одежду Киренаики.

-Отец,- слышу я от Тамера и замираю.

Через несколько мгновений мне придется посмотреть в глаза самому всесильному правителю Киренаики…

Глава 40

Высокий статный мужчина, разительно похожий на Тамера и на Мо одновременно, уверенно направляется к нам, совершенно игнорируя происходящую вокруг него суету, которую создают сопровождающие.

Принцы быстро встают и замирают в почтенной позе. Я совершенно растеряна и только и могу, что встать чуть поодаль, склонив голову так сильно, что вижу только кончики своих носков.

-Отец,- только слышу рукопожатия и объятия вперемешку с приветствиями на арабском.

-Мы не ожидали тебя здесь сегодня увидеть,- говорить на киренаиском Тамер.

-Разве я могу пропустить ее день рождения, сынок? Ты обижаешь меня. Представь мне эту юную богиню зари, от которой день сегодня по-особенному ярок,- чувствую, как правитель обращает на меня взор, последние фразы специально произнося на английском, чтоб я, видимо, поняла.

-Майя, таали,- говорит Тамер на арабском, подзывая меня,- познакомься, это мой отец, его величество шейх Маррифи, правитель Киренаики. Отец, это прекрасная Майя, студентка из России, с которой мне случилось пересечься на конференции в Москве. Она прекрасно говорит на арабском и находится здесь для изучения культуры и истории нашей страны.

Я поднимаю глаза на правителя, чувствуя, как мои щеки сжигает пунцовый жар. Тихо здороваюсь. Он улыбается, не отпуская меня цепким пронзительным взглядом.

-Майя… Красивое имя. На арабском это означает «воды». И правда, в наших суровых краях часто ее не хватает. Вода наполняет пустыню жизнью… Наверное, она навевает на вас печаль и скуку на фоне воспоминания о сочной листве ваших лесов, прекрасная девушка…

-Не сочтите за грубость, но пустыня так же наполненная жизнью, как и самые густые леса. Пусть её жизнь другая, но она прекрасна в своей уникальности. А еще пустыня не признает притворство… Леса- идеальное место найти убежище, скрыться, замести следы. В пустыне если и возможно скрыться, но только не от самого себя… Она оголяет правду. И это не может не поражать…

Маррифи внимательно смотрел на меня и улыбался.

-Ваш арабский действительно прекрасен, Майя. Как и Вы сами. Как и Ваше имя. Вы говорите- а я слышу журчание кристальных ручьев. Интересны Ваши рассуждения. Я чувствую влияние философской школы фатимидов (прим. правящая династия в Средние Века в Египте, при которых процветали науки и искусство, а Каир стал Меккой привлечения философов со всего света). Вы общались с устазом Фаресом?

-Он считает способности Майи блестящими,- добавил Тамер, застав меня смутиться еще больше.

-Не сомневаюсь,- хмыкнул Правитель,- лишенный роскоши видеть внешнюю красоту наделен более важным даром- видеть красоту ума и души. Но как же миражи, прекрасная Майя? Разве они- не обман?

- Не обман, Ваше высочество. Миражи- это кара путникам за их самонадеянность. Пустыня показывает им, как горько они ошибаются, как неоправданно смелы их иллюзии…

Маррифи улыбался, продолжая меня рассматривать.

-Добро пожаловать, прекрасная Майя. Разговор с Вами стал бальзамом на мою грешную душу. Надеюсь, у нас еще будет возможность с Вами пообщаться. Сегодня вечером я возвращаюсь в Киренаику после долгого турне. Мы ждем большого гостя государственного уровня, все силы будут направлены на организацию его приема, а когда страсти затихнут, я бы снова с удовольствием порассуждал с Вами о пустыне и моей земле, если только, конечно, мой глубокоуважаемый сын позволит…

Я не переводила взгляда на Тамера. Не знала, что от него ждать, не знала, стоило мне вообще вступать в эту дискуссию и не испортит ли это се между нами. Да и вообще, еще слишком многое нужно было осознать в том, что включало в себя это самое «между нами»…

- Сегодня вечером мы вылетаем обратно, отец. Я в твоем полном распоряжении,- сухо ответил Тамер,- на этом разреши откланяться, не будем мешать твоему уединению…

Глава 41

- Куда мы плывем, Тамер?- спрашиваю я, поднимая глаза на Шейха и тут же осекаясь…

Я назвала его по имени… Я сама нарушила принцип, которого столько времени придерживалась. Стеклянный барьер, который я каким-то чудом смогла выстроить между нами в начале моего пленения, становился все тоньше и тоньше.

Мужчина обернулся на меня, оторвавшись от штурвала, и посмотрел с улыбкой, от которой по телу побежали мурашки. Промолчал. Но его взгляд говорил обо всем.

Он уже принял мою капитуляцию. И все для себя решил. Я же настолько погрязла в своих ярких эмоциях к нему, что принимала его микропобеды как должное…

Понимала ли я тогда, что это путь по пустыне босиком, полное сумасшествие для простой русской девочки, какой была я? Не помню. Не знаю. Я была уже заколдована им.

Как-то шейх Фарес, улыбаясь своей прекрасной скромной улыбкой, спросил у меня, в чем главное отличие европейца от араба. Я пустилась в долгие и запутанные объяснения про разницу менталитетов и культур. Он как всегда терпеливо выслушал, а потом произнес коротку, но исчерпывающую истину:

Вы, европейцы, видя пейзаж в пустыне, вкладываете в него всю веру и бросаетесь на встречу желаемому еще с большим временем, теряя последние силы, чтобы обжечься о жар песка и правды, в которой увидите только пустоту, иллюзию. Мы же, арабы, даже увидев оазис, даже почувствовав аромат его сада, услышав журчание его воды, будем приближаться к нему медленно и осторожно, думая, что это всего лишь мираж- и уверуем в истину, только лишь попробовав её. Я верила в то, что вижу. Так отчаянно верила, что потеряла голову. С ним рядом было невозможно не верить…