Деспот

– Я… могу увидеться с тетей?

Дмитрий Валентинович поднимает на меня удивленный взгляд:

– Свидания с родственниками обвиняемых проходят под контролем сотрудников мест содержания. Вы надеетесь, что она вам что-то скажет? Зря. Ольга Федоровна молчит, и разговаривать с ней интересно будет только после того, как подтвердится тест ДНК.

Наверное, капитан прав, и на самом деле я не хочу видеть тетю Олю. Это слишком больно, но ведь все равно придется, и я устала прятать голову в песок.

– Я бы все равно хотела…

Вальцов опять смотрит на меня, прищурившись поверх чашки, и, отхлебнув, чертыхается, что опять остыло.

– Если не перевели еще, можно попробовать.

Пока Дмитрий Валентинович уточняет, я снова пытаюсь дозвониться до Саши. Когда мне это не удается, я набираю Борзова.

– Никита, а вы сейчас где?

– Собираюсь в вашу сторону. Вы закончили? – бубнит он в трубку.

– Нет, но скоро, наверное. Вы не знаете, где Александр Николаевич?

– Выехал из офиса, заедет домой и потом к вам. Ему позвонила Анна сказала, что привезли какую-то срочную почту.

– Не могу до него дозвониться, вы не могли бы его попросить меня набрать? – я нервничаю все больше, и даже невроз от предстоящей встречи с тетей немного отступает.

– Анастасия Ддмитриевна, пройдемте, – зовет меня Вальцов, и я отключаюсь, но телефон держу в руке, надеясь, что Саша мне вот-вот позвонит.

Иду за следователем, а сердце не на месте.

Когда меня запускают в помещение за бронированной дверью, а за мной вслед заходит Вальцов, там пусто, и у меня ощущение, что задержанная – это я.

Но вот заводят тетю Олю.

Мне давно уже не стоит ее так называть про себя, но привычка сильнее.

Покосившись на меня, она садится на стул, но молчит.

Я тоже не знаю, что сказать. Мучительно текут минуты, и в конце концов я не выдерживаю:

– За что?

Я никогда не умела держать драматическую паузу, зато Ольга Федоровна в этом эксперт. Полный ненависти взгляд становится для меня неожиданностью и еще одним напоминанием о том, как люди умеют отлично притворяться.

– За что? Ты жалкий подкидыш, возомнивший себя наследницей. Твое место на помойке, там, где тебя и оставили. Жадная сучка. А прикидывалась паинькой. Я смотрю новость о том, что ты неродная – для тебя не сюрприз?

– Уже нет, – выдавливаю я, оглушенная тем, что меня родная мать бросила на улице.

– А почему удочерили, тоже знаешь?

– Знаю, – отвечаю, хотя язык меня почти не слушается. Такое ощущение, что эта женщина, сейчас совершенно незнакомая мне, отравляет все одним своим присутствием.

– Жаль, тогда не сработает письмо счастья, теперь ты вряд ли станешь его читать, – цедит она.

– Письмо счастья? – холодею я.

– Я ни в чем не виновата, – обращается Ольга Федоровна не ко мне, а к Вальцову. – Хочу сотрудничать со следствием.

– Вы хотите, о чем-то сообщить? – Дмитрий Валентинович сейчас похож на пса, почуявшего добычу.

– Мой муж отправил письмо с ядовитым содержимым на имя Анастасии Дмитриевны Суворовой. На адрес Александра Николаевича Марича.

Она еще что-то говорит ему высокомерно, сдается мне, не понимая, что не ей диктовать условия, но я уже вылетаю наружу.

Срочно набираю Сашу.

И, о чудо, он поднимает трубку.

– Саша! Саша! – я кричу в трубку, пробегая по коридорам управления.

– Насть, что случилось? Я сейчас уже приеду. Курьер доставил все еще вчера, но нас не было, это очень важно. Я скоро…

– Саша, если там есть письмо для меня, не вскрывай! – я бестолково топчусь у пропускного пункта, ведь бегунок остался у Вальцова, но дежурный удовлетворяется паспортом, и я выскакиваю на крыльцо, обводя сумасшедшим взглядом парковку, в надежде, что Борзов уже здесь.

– Для тебя, – удивляется Марич. – С какой стати? Хотя, постой, есть…

– Не трогай его! Не трогай! – я захлебываюсь истерикой.

Мне страшно. Мне так страшно. Я не могу потерять Сашу, даже если онам с ним вместе быть совсем недолго. Не его. Не из-за меня.

– Хорошо, но оно от… Блядь, – не выдерживает Саша. – От твоей матери, якобы пересланное из дома. Штемпель стоит…

– Саша, убери его! Не прикасайся! Там внутри яд…или что-то опасное, – Борзова еще нет, но Вальцов тоже высыпается на улицу и машет мне ключами от машины куда-то вправо, я бегу за ним.

– Саш, я и Дмитрий Валентинович… Мы сейчас будем…

– Настя, успокойся. Я все понял. Я отложил конверт. Жду вас.

– Не клади трубку, пожалуйста. Говори со мной.

– Ладно, как ты относишься к идее отпуска? – медленно успокаивающим тоном спрашивает Саша. Он так всегда говорит со мной, когда я на взводе.

– Отпуска? Я же не работаю… – не очень осознавая, что несу, отвечаю я. Но мне главное, слышать Сашу.

– Зато работаю я. И лет пять не отдыхал. Как тебе поездка на острова?

Так он заговаривает мне зубы до самого приезда.

Я выстреливаю из вкатившей за ворота машины почти на ходу. Стрелой несусь к Маричу, стоящему на крыльце, засунув руки в карманы и зажав плечом мобильник, по которому все это время не давал мне сойти с ума.

Я наматываюсь ему на шею, стискиваю изо всех сил.

Живой. Любимый.

– Все будет хорошо, Насть, – гладит меня по волосам Саша. – Я люблю тебя, девочка. Я тебя не оставлю.

Эпилог

Десять месяцев спустя

В ресторане играет живая музыка. Приятный легкий джаз, за окном видна набравшая цвет сирень. Я по ней соскучилась. Она всегда была для меня символом обновления жизни, когда весна набирает полную силу и передает права на природу лету.

Марич сидит напротив меня, полностью погрузившись в винную карту, а я пока не могу набраться храбрости сообщить, что алкоголь мне больше нельзя.

Уже три месяца как нельзя.

Вернувшись с островов, куда мы улетели сразу, как только нам разрешили уезжать, я привезла самый главный, самый желанный сувенир. И вот три месяца молчу, вспоминая растерянный ответ Саши на мой вопрос о ребенке: «Где я и где дети?».

Не представляю его реакцию.

Закуски, которые уже принесли, не лезут мне в горло.

Оказывается, несмотря на то, что Марич приложил много сил, чтобы я поверила в себя, я все еще неуверенная Настя Суворова, которая не понимает, что в ней нашел Александр Марич.

– Саша? – я нервничаю, потому что сегодня он немного задумчив.

– Ты будешь, как обычно, белое? – все еще глядя в меню, спрашивает он.

Может, пока его черные глаза не буравят меня, я смогу:

– Саш, мне нельзя вино… – выдыхаю я.

Но Марич только перелистывает страницу и уточняет:

– Тогда шампанское?

– И шампанское нельзя, – еще тише говорю я.

Непонимающий взгляд поднимается над кожаным переплетом.

Я комкаю белоснежную, почти хрустящую салфетку в пальцах.

Минута моего молчания, тягостная, заставляет Сашу задуматься, и я вижу, как он слегка бледнеет.

Я чувствую, что надо мной завис дамоклов меч. Но я ребенка в обиду не дам. Я еще не знаю, кто это, но почему-то уверена, что это мальчик. С черными глазами.

Как в замедленной съемке смотрю на то, как Саша лезет во внутренний карман и достает оттуда коробочку. Бархатную. Алую.

Неожиданно хриплым голосом Марич сопровождает открывание футляра:

– Анастасия Суворова, согласна ли ты стать моей женой.

Я еще не в силах осознать своего счастья, а Саша добавляет:

– Это формальный вопрос. Принимается только положительный ответ.

Не могу вымолвить ни слова и молча протягиваю дрожащую руку. В отличие от меня Саша собран и окольцовывает меня в считанные секунды.

– У меня есть для тебя подарок, – он достает из-под салфетки, очевидно, заранее приготовленный конверт.

Меня до сих пор немного дергает, когда я их вижу, поэтому не тороплюсь открывать сразу, разглядывая логотип «Лютика» на белом полотне.

– Сейчас читать не обязательно…

– Что там? – наконец, нахожу я в себе силы запустить речевой аппарат, хотя мне совершенно неинтересно. Самое главное, что у Саша меня любит, хочет жениться и у нас будет ребенок.