Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 45

Глава 16

Борзов не стесняется и закуривает в чужом доме, не спрашивая разрешения. Он с равнодушным выражением лица стряхивает пепел прямо на Кастрыкина, а я сожалею только о том, что он успевает остыть до того, как падает на Андрея.

В гнетущей тишине взгляд Смагиной мечется от каменной фигуры Марича до тлеющей сигареты Борзова и обратно.

Меня снова тошнит, и я зажмуриваюсь, борясь с приступом, но вовсе не потому, что боюсь испачкать полы. Не хочу попасть на одежду, в которой мне еще добираться до дома. Хотя… желание сжечь эти джинсы и эту футболку у меня пока только крепнет. Но я продолжаю глубоко дышать ртом, сидя с закрытыми глазами, потому что вид Андрея провоцирует у меня позывы к рвоте.

– Александр Николаевич, пригнали вторую машину, – слышу я незнакомый голос, а потом тихие шаги, застывшие рядом со мной. На плечо осторожно ложится тяжелая ладонь, заставляя меня вздрогнуть и задышать еще чаще.

– Это я.

Марич. Я расслабляюсь и поднимаю веки. Глаза слезятся, но мне видно, что он передо мной на корточках.

– Пойдем, девочка.

Я позволяю ему помочь мне подняться. Он на секунду прижимает меня к себе, это почти похоже на объятие, но меня начинает колотить от ощущения твердого мужского тела.

Марич, будто понимая все без слов, отстраняется и, стащив с себя льняной пиджак, набрасывает мне его на плечи. Я мгновенно заворачиваюсь в него вся. Мне хочется спрятаться, укрыться, завернуться в тысячи слоев.

Найдя в получившемся коконе мои пальцы, Марич берет меня за руку и, крепко сжав ладонь, выводит на улицу.

Уже на крыльце меня одолевает непереносимый приступ дурноты. Я еле успеваю метнуться к перилам, прежде чем меня выворачивает на любимые флоксы Андреевской мамы.

Меня полощет долго, но Марич терпеливо ждет, не демонстрируя ни раздражения, ни брезгливости. Только убирает за спину волосы из хвоста и подает мне голубой платок.

– В машине есть вода, салфетки, – ровным тоном перечисляет он.

И я за это ему благодарна. Если бы он бросился утешать меня прямо сейчас, я бы впала в истерику. Хуже. В панику. Сейчас я просто хочу хотя бы ненадолго отодвинуть омерзительные воспоминания. Меня и так начинает знобить.

Пряча глаза от неловкости за неприглядную реакцию организма, я спрашиваю у Марича:

– Которая машина? – и мне собственный голос кажется жалким писком, внезапно прерывающимся хрипотцой.

– Можешь взять любую, но в мерсе знакомый тебе водитель.

Разумно.

Из дома до нас доносится ругань и вой Андрея.

Я могу взять любую машину. Это значит…

– А ты не домой?

С запозданием понимаю, что я впервые назвала Марича на «ты». Действительно, какой уж тут этикет…

Неожиданно Марич поправляет на мне свой пиджак, в котором я прячу нос, потому что он пропитан парфюмом хозяина, удивительно, но именно это помогает мне справиться с продолжающейся тошнотой.

Безобидный жест Марича вызывает у меня неоднозначную реакцию: я отшатываюсь в сторону, вжав голову в плечи.

– Я задержусь тут. Ненадолго, девочка.

И желваки на скулах играют так, что я понимаю, что вопящему в доме Андрею будет воздано в полной мере.

– Как… как Борзов узнал, что мне нужна помощь? – задаю вопрос, потому что мысли мои крутятся вокруг ужасного момента.

– Ты носишь смарт-часы. Пульсометр. Данные о твоем пульсе теперь приходят мне. Когда я увидел, что он шарашит почти десять минут, я позвонил Борзову и уточнил не в спортзале ли ты.

Марич так спокойно сообщает о том, что мои данные взломаны, но у меня нет ни одного возражения. Еще вчера я бы развыступалась, что глупую болонку посадили на короткий поводок, но сегодня… я рада, что этот поводок есть.

И я просто молча киваю, давая понять, что приняла информацию к сведению.

Открыв мне заднюю дверь мерса, Марич обещает:

– Я недолго, но врач приедет быстрее.

– Не нужно врача, он не успел, – голос мой срывается.

Я не хочу, чтобы меня кто-то трогал. Я мечтаю никого не видеть. Мне нужно только остаться одной с пиджаком Марича.





– Посмотрим, – непонятно откликается он. – Попробуй пока ближайший час не запираться и заняться чем-то механическим, привычным.

Услышав совет Марича, я удивленно поднимаю на него глаза. Это что? Типа психологическая помощь? Он вообще понимает, что сейчас на рутинные действия я неспособна?

Однако, когда я оказываюсь дома, то понимаю, что Марич прав.

Стоит мне остаться одной наедине с мыслями, меня начинает трясти. Мерещится, что за спиной Ленка, которая вот-вот вцепится мне в волосы.

Даже лежать невыносимо, потому что я сразу ощущаю на себе фантомный вес тела Кастрыкина.

Содрав с себя одежду, я с ненавистью утрамбовываю ее в мусорку в ванной. Тряпье еле помещается, но меня это не останавливает.

Мне хватает получаса под холодным душем, чтобы принять правоту Марича, и я тащусь на кухню.

Я научилась готовить во время стажировки. Не то чтобы я до этого была безнадежна, но именно в Сингапуре, когда я соскучилась по русской кухне, я стала пробовать готовить сама, и мне понравилось. Позже я даже посетила курсы по местным блюдам. Втайне от родителей. Мама бы точно не одобрила мое нахождение там, где, по ее мнению, я могла чем-то заразиться или подхватить каких-то паразитов. Кулинарить я люблю не настолько, чтобы целыми днями стоять у плиты, я все же достаточно ленива, но именно приготовление еды богато механическими действиями. Почти медитативными.

И сейчас я на автомате гремлю сковородками и кастрюлями.

Шинкую, пассирую, варю и жарю, не задумываясь даже о том, что именно должно получиться в итоге. Кажется, Анна, что-то пыталась у меня уточнить, но я, как заведенная, продолжаю готовить. И меня оставляют в покое.

Не обращаю внимания, в какой момент на кухне образовывается Борзов.

Посверлив меня взглядом, он усаживается за стол и начинает методично поедать то, что я уже приготовила. До меня наконец доходит, что и обеденный стол, и рабочая поверхность, все уставлено готовыми блюдами.

И из меня как воздух выпускают. Спрятав лицо в ладонях, я оседаю на стул.

Борзов все так же молча вынимает у меня из пальцев нож.

А минуту спустя меня подхватывают на руки.

Я визжу и отбиваюсь. Упираюсь в грудь и колочу по плечам что есть силы.

Но стальные объятия нерушимы.

Не сразу я разбираю глубокий голос:

– Настя, это я. Открой глаза. Настя, это я.

Марич. Марич.

Меня прорывает. Истерика набирает обороты. Теперь, обхватив его за шею, я судорожно дышу, пытаясь унять подступающую панику.

– Это нормальная реакция, – вдруг врывается в сознание незнакомый женский голос.

Воспаленными глазами я нахожу в углу кухни женщину, сидящую на стуле. Как давно она там? Это и есть врач? Я думала, будет кто-то вроде терапевта или травматолога. Очень надеялась, что не будет гинеколога.

А это мозгоправ.

Она продолжает, обращаясь к Маричу:

– На всякий случай оставлю успокоительное, но разговаривать сейчас не получится. Рекомендации и все остальное у вас будет. До ужина я в доме, потом на связи.

Кивнув, Марич вместе со мной выходит из кухни и несет наверх.

Уложив на постель в моей спальне, Марич, видимо, не решается оставить меня одну, и он садится на край кровати. Его щека дёргается, когда я сворачиваюсь клубком вокруг изрядно измятого пиджака.

– Хочешь успокоительного?

– Воды хочу, – отвечаю я, чувствуя, что после истерики силы меня оставили.

Марич что-то пишет в телефоне, и через несколько минут появляется Анна с подносом. Бросив на меня немного испуганный взгляд, она, повинуясь жесту хозяина, уходит. Марич сам выдавливает лимон в воду, прежде чем протянуть стакан.

– А Сати? – до меня доходит, что я с утра ее не видела.

– Она здесь больше не работает, – равнодушно отвечает Марич.

Отпив пару глотков, я понимаю, что молчание меня тяготит, но я не знаю, что рассказывать.