Тебе больно?

— Мы будем осторожны, — заверяю я ее, приглашая продолжать путь.

— Или ты думаешь, что здесь водятся привидения? — Сойер вырывается, как будто физически не в состоянии больше сдерживать вопрос. — Может, у меня галлюцинации. Или призрак включил его.

— Я думаю, что призраки — это наименьшая из наших забот, — отвечаю я. — Голод и обезвоживание немного более охренительны.

— Ну, и что хуже? Умереть от голода или умереть от страшных призраков? — отвечает она.

— Что быстрее?

Она кивает.

— Ладно, ты меня понял. Тогда пусть боги бобов благословят нас.

— Что? — я огрызаюсь, мое раздражение усиливается. Даже потерпев кораблекрушение, она не может перестать болтать.

— Боги бобов, — повторяет она, дойдя до последней ступеньки и выйдя на цементную дорожку. — Консервированные бобы переживут апокалипсис. Они всегда остаются в шкафах под номером один после конца света. Так что, я думаю, они будут в этом заброшенном маяке, который потенциально не видел жизни со времен динозавров.

— В том, что ты сейчас сказала, так много неправильного.

Не обращая на меня внимания, она бросает взгляд через плечо.

— Будь осторожен. От бобов у тебя будет метеоризм.

— Сойер, прекрати, блять, болтать.

— Это помогает мне справиться с беспокойством.

— Да, но это не помогает от головной боли. Теперь отойди от меня. Сначала я хочу убедиться, что здесь безопасно, — огрызаюсь я, хватаю ее за руку и физически тащу назад, когда она чуть не наступает на кусок стекла.

— Остынь, — огрызается она, вырываясь из моей хватки.

— Ты собиралась наступить на стекло. Ты чуть не поранилась. Иди туда, куда иду я.

— Мой герой, — ворчит она, ядовитым тоном. Но я игнорирую ее, приближаясь к грязной и расколотой деревянной двери. Это зловещее чувство становится все глубже, и я начинаю думать, не стоит ли мне просто попытать счастья у океана.

Остановившись перед дверью, я несколько раз стучу в нее и жду несколько долгих мгновений. Тишина.

Медленно поворачиваю ржавую ручку и обнаруживаю, что она не заперта. Дверь со скрипом открывается, и меня сразу же ошеломляет запах плесени и спертого воздуха.

Мы попадаем прямо в небольшую гостиную. Справа стоит синий диван, рядом с ним маленькая тумбочка, а сверху — лампа, вокруг которой разбросан хлам. Между моими бровями образуется складка, когда я замечаю пули и то, что выглядит как старинный ключ. Складка углубляется, когда я замечаю портативный камин перед диваном, стоящий рядом с крошечным телевизором на подставке.

В камине скопился пепел. Приложив руку к черному металлу, я почувствовал, что он горячий.

Мой взгляд обегает комнату, мышцы напрягаются от настороженности. Крайняя левая стена заставлена книжными шкафами, заполненными потрескавшимися корешками и, похоже, детскими книгами. На торцевом столике тонкий слой пыли, и только несколько паутинок драпируются вдоль отслаивающихся цветочных обоев. Это место должно быть покрыто грязью, и хотя это не пятизвездочный отель, оно определенно выглядит обжитым.

Прямо впереди дверь, ведущая в большую кухню и столовую, и мой желудок скручивается, когда я прохожу дальше. Белые шкафы покосились и прогнили, одна из дверей слегка приоткрыта. Слева стоит большой деревянный стол, под ним — грязный ковер. Справа — винтовая лестница, ржавчина разъедает черный металл.

— Это грязная посуда в раковине? — спрашивает Сойер тихим тоном.

Очевидно, что это посуда.

Но как кто-то может выжить здесь в одиночку?

В тот момент, когда я уже готов повернуться к лестнице, меня хватает за руку чья-то рука, и страх впечатывается в мою кожу под ее острыми ногтями.

Раздается неприятный шум, когда кто-то спускается по ступенькам, но я быстро отвлекаюсь, когда понимаю, что смотрю на ствол дробовика. За ним стоит невысокий пожилой мужчина с бородой до пояса и грозным выражением лица под поношенной красной шляпой.

— Не хотите сказать мне, почему вы в моем доме? — медленно спрашивает он, его голос скрипит сильнее, чем деревянные полы.

Медленно я поднимаю руки, и Сойер прижимается к моему боку, пристраиваясь позади меня. У меня возникает искушение оттолкнуть ее к чертовой матери, но то, что она прижимается ко мне, сейчас волнует меня меньше всего.

— Мы попали в шторм и потерпели кораблекрушение. Мы стучали, но никто не ответил, — объясняю я ровно.

— Извините за вторжение, сэр, — бросает Сойер. — Нам сейчас некуда идти.

Старик смотрит на Сойер, и я вижу, как смягчаются его глаза. Дробовик или нет, но я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы отпихнуть ее подальше за спину и сказать этому ублюдку, чтобы он нашел что-нибудь еще, чтобы поваляться на луне. Она может быть сиреной, но я могу причинить ей боль так же, как и защитить.

Через несколько долгих секунд он опускает пистолет, бросая подозрительный взгляд в мою сторону.

— Бурю можно было увидеть за милю, — ворчит он.

Я скрежещу зубами, мышцы на челюсти пульсируют, но я воздерживаюсь от того, чтобы наброситься на него. В любом случае, он прав.

— И я прав, — продолжает он. — Я позволю вам остаться здесь. Чем больше, тем веселее, я полагаю.

Он ковыляет в сторону кухни, и тут я замечаю, что его правая нога — деревянная палка. Его походка неровная, древний протез слишком короткий, даже для его маленького роста.

Я нахмуриваю брови. Как давно этот человек здесь?

— Меня зовут Сильвестр, — представился он, бросив взгляд через плечо.

— У вас здесь есть радио? — спрашиваю я. Мне все равно, кто он такой, главное — как, черт возьми, нам выбраться из этого забытого острова.

Он ворчит, открывает шкаф и достает две кружки, а затем захлопывает его, похоже, обеспокоенный моими манерами.

Я просто смотрю, ожидая ответа.

— Боюсь, что нет, — наконец отвечает он, бросая на меня еще один невыразительный взгляд, прежде чем повернуться и вытащить из машины кофейник.

— Кофе утренний, поэтому холодный, — предупреждает он. — Но я сначала подогрею его для вас.

Сойер подталкивает меня сзади под руку и шепчет:

— Видишь, боги благословили нас. Кофейными зернами.

Мой глаз дергается.

— Хотелось бы узнать ваши имена, если вы не возражаете, — говорит он, поворачиваясь, чтобы сунуть две кружки в микроволновку.

Я возражаю.

— Сойер, — торопливо добавляет маленькая воришка.

Я сильнее скрежещу зубами. Очевидно, она не считает нужным врать ему о своем имени, и что-то в этом меня чертовски раздражает. Но, опять же, в этом мире очень мало вещей, которые не раздражают.

— Его зовут Энцо. Извините за его манеры. Над ним издевались в школе, а он еще не ходил к психотерапевту. Мы очень ценим вашу доброту.

Гнев разгорается в моей груди, и я медленно поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Микроволновая печь громко пищит, и старик поворачивается, чтобы взять чашки, не подозревая, как близко я был к тому, чтобы обхватить руками ее горло. Она бросает на меня взгляд, прежде чем переключить свое внимание на Сильвестра, который теперь несет к нам две дымящиеся чашки кофе.

Здесь она не так уж и боится меня. Она думает, что старик с деревянной ногой спасет ее.

Не обращая внимания на мой взгляд, она широко улыбается Сильвестру, принимая кружку с теплотой в своем полностью фальшивом выражении. Как и все остальное в ней.

Нетрудно понять, что она сломлена, как и все остальные — единственное, что в ней теплое, это ее киска.

Тем не менее, она излучает солнечный свет, и все, что мне хочется сделать, это стереть его с ее лица. Она — свет, который ослепляет тебя прямо перед ударом молнии.

Молча, я принимаю кружку от Сильвестра, опустив подбородок на уровень выше. Сойер права — у меня нет манер. Но я также знаю, что лучше не кусать руку, которая тебя кормит.

— Вы оба идите на диван и расслабьтесь. Я разожгу огонь и согрею вас, — распоряжается он, похрюкивая, пока ковыляет к кухонной раковине.

— Спасибо, Сил, — тепло говорит Сойер. Она поворачивается и направляется к дивану, а я стою на месте.