Станция Озерки

Рабочие организовали дежурства рядом с ним, поили водой, накрыли его одеялом. Он то проваливался в сон, то просыпался от острой боли. Главное, не мог сказать, что нужно сжечь труп профессора как можно скорее, а то сущность может переселиться в одного из рабочих и натворить бед.

Хорошо, что на следующий день вернулся Джан Фай, да не один, а с коллегами и женой. Жена его, по счастливой случайности оказалась медиком, но сделать особо ничего не могла. Видела перелом, видела повреждение нервных окончаний, которое и привело к параличу, но ускорить процесс регенерации ей было не под силу. Зато она накачала Марка снотворным и обезболивающим. А потом прилетел вертолет и забрал его поближе к цивилизации.

Месяц у него ушел на полное восстановление. Ничто, а все равно пришлось учиться заново ходить и держать ложку.

Сообщества акудзин гудели по всему миру. Марк стал знаменит. Его имя повторяли, его хвалили за то, что уберег ценную реликвию и не дал ей снова затеряться, но на этот раз в частной коллекции.

Однако от расследования его это не спасло. Специальная международная комиссия мурыжила его полгода, прося новых подробностей убийства именитого профессора. Его подозревали в том, что это он, Марк, главный злодей, а не Миядзаки. Говорили, что японец хотел спасти реликвию, и ему удалось — «настоящего» злодея ранили и обездвижили.

Но в пользу Марка было два неоспоримых факта. Во-первых, он был богат, а Миядзаки оказался игроком, как и его отец, и заложил все, что можно заложить. Во-вторых, на стороне Марка были свидетели. Рабочим не стали стирать память на время следствия, и они наперебой рассказывали, что дескать этот демон хороший, а второй был плохой.

Эти ребята тронули даже Голицына-старшего. Они так рьяно доказывали невиновность Марка, что отец подарил каждому по дому и открыл на их имена счета с такими деньжищами, что они могли жить безбедно до самой старости.

А когда все закончилось, Марк понял, что жутко устал. Ни сил, ни нервов уже ни на что не осталось, а кошмары и не думали отступать. Поэтому он начал глушить их алкоголем.

Марк грустно улыбнулся. Он даже не поблагодарил людей как следует перед тем, как им подправили память.

Из воспоминаний он выплыл уже на подъезде к Седьмому отделу. Отделу по борьбе с преступностью. Правда, эти расследовали только преступления акудзин против людей. И убирали за собратьями, если акудзины наследили, питаясь эмоциями людей. В общем, подчищали память свидетелям сверхъестественного на улицах города. Изредка приходилось отправлять своих на «дальние берега», где на сотни километров нет ни одного живого человека. Таково было наказание для тех, кто убивал людей специально или случайно. Чаще, конечно, случайно.

Марк никогда не интересовался деятельностью акудзинских оперов — так, что-то слышал краем уха. Ему эта тема не была интересна. Разве что история создания отдела была достойна внимания, и то недолгого. И даже тот факт, что его предок стоял у истоков, не мог переубедить его в обратном.

Седьмой отдел расположился на окраине города в промзоне. Марк оценил. Хорошее место, чтобы никто не беспокоил — вокруг одни производства, которые работают и издают шум двадцать четыре на семь.

Его пропустили на первом КПП самой базы, даже не спросив, кто он такой и куда направляется. Людям обычно плевать на такие мелочи. Тачка хорошая, значит человеку надо, а кто и куда — неважно.

А вот на втором КПП при въезде на территорию Седьмого отдела его уже остановили и проверили документы. Охранники были из своих, не шибко сильные, но и не мелочь, да и при оружии. Правда, акудзины редко использовали огнестрел. Против своих почти бесполезно, если это не контрольный в голову. Так что, учитывая способность акудзин к мгновенными перемещениям, ребята носили при себе компактные ружья. Только вместо патронов в них были заложены дротики с лошадиными дозами транквилизаторов.

Марка пропустили, и он подъехал ко входу главного трехэтажного здания. Он вышел из машины и потянулся — не привык вставать так рано.

Он огляделся. Позади него расположились гаражи, слева одноэтажная постройка типа ангар. Главное здание вытянулось прямоугольником. Выглядело оно довольно обшарпано. Облупившиеся хлопья краски свисали с фасада, на ступенях покрошился бетон, виднелись трещины. Деревянную дверь перекосило, а табличка на ней, некогда бывшая золотой, поблекла, и на ней стерлись некоторые буквы.

Удручающее зрелище в совокупности с территорией, где от асфальта остались только редкие островки — все остальное покрывали «кратеры», между которыми Brabus лавировал, как мог.

Марк поднялся по ступеням и потянул на себя створку. Чуть плечо не вывихнул. Дверь оказалась заперта. Марк выругался под нос и постучал. Спустя несколько долгих мгновений дверь отворилась, и на него уставился бородатый лысый мужик в косухе.

— Че надо? — пробасил он, подозрительно глядя на Марка.

— Шоколада, — усмехнулся Марк. — Я на собеседование. Марк Голицын.

— Ой, твою-то мать за ногу дери! Десятка пожаловала!

— А у вас их нет что ли? — спросил Марк, хотя догадывался какой будет ответ.

— Очень смешно, — скривился мужик. — Залетай.

Он широко распахнул створку, пропуская Марка внутрь.

Здание внутри напоминало заброшенную школу — холл со старыми кожаными диванами и длинный коридор с десятками дверей, расходящийся от холла направо и налево. Тут даже имелся царь всех офисов — большой кривой фикус в глиняном горшке.

— Начальство у нас на третьем обитает. Идем провожу, — мужик направился на лестницу. — Опера там же, на втором всякие архивы, переговорные, столовка на первом, но она закрыта, в подвале тир, качалка и тренировочные залы.

Марк слушал мужика, уставившись на его широкую спину, точнее на эмблему AC/DC на косухе. Его мало интересовало, что и где тут находится. Задерживаться в Седьмом отделе не было никакого желания. Так что он планировал посмотреть на зама и свалить отсюда как можно скорее. Отец, конечно, прав: пора завязывать с депрессией, может даже надо сходить к психологу. Но работать в акудзинской ментовке... Лучше вернуться в родную Ильку и вести лекции, выискивая среди студентов самородки и помогая им выбрать свой путь.

— Пришли, — мужик остановился перед деревяной дверью с золотой табличкой.

«Заместитель директора Седьмого отдела Константинов Олег Дмитриевич» — прочитал Марк.

— А директор где?

— Данилов тут не появляется, — усмехнулся мужик. — Считай, что его нет. В Правление метит, вот и обитает там последние года полтора.

Мужик взял Марка за плечо, распахнул дверь и подтолкнул его в кабинет, захлопнув дверь так, что с потолка посыпалась штукатурка.

— Явился — звезда наша! А чего опаздываем? Прыгать разучился? Даже приглашение не запросил, — сходу наехал на него, судя по всему, сам Константинов.

Марк чуть не засмеялся — настолько он был карикатурным персонажем из фильмов про человеческую милицию. Крупный, с квадратной челюстью, короткими, начавшими седеть волосами и щеткой усов. Он сверлил Марка серыми ледяными глазками и ждал ответа.

Но Марк не ответил. Сел на свободный стул у директорского стола и с любопытством посмотрел на второго посетителя.

Перед ним сидел молодой мужчина, возможно даже ровесник Марка. Светлые волосы, чуть вытянутое лицо, крупный нос. Ничего примечательного, только он до жути напоминал одного студента-ботаника, которого Марку приходилось учить. Та же прямая как палка спина, папка на коленях, на папке блокнот с ручкой. Видно, подготовился к собеседованию, серьезный донельзя.

Константинов, так и не дождавшись от Марка ответа, повернулся ко второму соискателю:

— Так, с этой звездой все понятно. У меня нет времени разговаривать с вами по очереди. Акудзин не хватает, заявок полно. В прошлом месяце прошляпили одну, так потом носились жопа в мыле, чтобы стереть память свидетелям! Рассказывай!

Мужчина кашлянул, подобрался и заговорил удивительно красивым баритоном: