Страница 10 из 70
Все, что от него требовалось — следить, куда дует ветер.
Однажды ему представился случай проявить себя. Царь Агамемнон страдал от незаживающей раны в плече, полученной в одном из походов. Узнав об этом, Ахом набрался смелости предложить владыке целебную мазь, которую впрок заготавливала его мать.
Дворцовый лекарь, поначалу недружелюбно воззрившийся на придворного мальчишку с горшочком в руках, все же решил дать ему шанс. Ведь жители Айгиптоса всегда славились умением врачевать раны и тяжелые болезни.
— Не хватало мне еще плетей от стражников, если повелителю станет хуже из-за этой пакости! Так что пойдешь к царю сам. Пусть он решит, стоит ли пользоваться вашими странными снадобьями! Лично я бы прогнал тебя отсюда взашей, но… эта рана… Что мы только ни перепробовали — все тщетно.
Ахом только этого и ждал. Встреча с царем поначалу повергла его в трепет, но все обошлось: Агамемнон согласился принять лекарство. Властелин Микен осознавал, что в таинственной мази может содержаться яд, однако слишком устал от постоянной боли и опасался, что левая рука со временем перестанет ему служить. Владыка Микен добросовестно следовал советам юного слуги, трижды в день натираясь густой, дурно пахнущей мазью, и вскоре полностью выздоровел.
Агамемнон в долгу не остался. Когда плечо совсем перестало его тревожить, он призвал Ахома в свои покои, и между ними состоялась долгая беседа. Сначала речь шла о врачевании и искусстве травников из Айгиптоса, однако затем разговор перешел на другие темы. Отметив смекалку юноши, Агамемнон задал ему множество вопросов об устройстве дворца и сада, поинтересовался мнением о работе слуг. Ахом быстро отбросил первоначальную робость и охотно поделился с царем своими соображениями, понимая: настал его час.
Благодарностью царей следует пользоваться сразу, не откладывая до лучших времен: слишком уж она редка и непостоянна. Надежды юного египтянина оправдались, и уже на следующий день он был причислен к личным слугам царя. Ему не приходилось более отмывать с челядью полы в мегароне и многочисленных дворцовых покоях.
Внимательность и острый ум — хорошие спутники. Благодаря им Ахом быстро снискал себе репутацию. Для царя он стал полезным источником информации о том, что происходило в ближайшем окружении владыки. Уже через два года молодой египтянин стал следить за поставками еды и питья во дворец, ему подчинялось два десятка слуг. Еще совсем недавно Ахом был никем, а теперь стал фигурой, к советам которой прислушивается сам повелитель Микен.
Однажды Ахом предложил царю закупать выделанную кожу и редкие краски не в Та-Кемет, а у ликийцев и дарданов. Качество их изделий практически не уступало товарам из Мемфиса, зато перевозка стоила ниже. Агамемнон никогда не был силен в торговых делах так, как в ратных, и предпочитал полагаться в этом на мнение окружающих; недолго думая, он последовал совету своего слуги, которому к тому времени безоговорочно доверял.
После этого в семье Ахома разразился невероятный скандал. Пожилой отец извергал проклятия и заламывал руки, призывая гнев богов на голову сына, который лишил его семью стольких выгодных сделок:
— Дерзкий юнец! Ты же знал, что мы выкупили краски и кожу, загрузив ими два больших корабля!.. О, нечестивый сын, как ты мог?.. Придя в родной дом, ты спокойно рассказываешь мне об этом за ужином!
Он вплотную приблизился к невозмутимому сыну, и тот увидел красное, раздувшееся от гнева лицо:
— Старый Бадру в Мемфисе получил плату еще и за прекрасную прочную ткань. Скажи на милость, что мне теперь с ней делать?
— Ты можешь вывезти ее в соседние царства, заплатив причитающуюся пошлину, и перепродать скупщикам, — спокойно ответил Ахом, неторопливо пережевывая еду. — И я бы поостерегся называть товары Бадру «прекрасными» или «прочными». Те, что предлагают дарданы, ничуть не хуже. Начни покупать у них, и однажды станешь богаче прежнего.
— Вывезти… Продать скупщикам за бесценок!.. Пусть великие боги покарают тебя за то, что решил разорить собственного отца! Что мешало тебе сначала обсудить это со мной?!
— Я забочусь лишь о благосостоянии микенского трона. Агамемнон, конечно же, оценит мои усилия.
Торговец задохнулся от негодования:
— Ты египтянин или нет?! Где твоя честь, твоя верность?..
— Отец, прекрати, — в голосе Ахома впервые проступило нетерпение. — Не ты ли сам бежал из родного города, едва у тебя начались проблемы?.. И теперь лицемерно требуешь от меня верности земле, которую я не видел с рождения? Скажи уж сразу, что беспокоишься о прибыли… Знай, что у меня тоже имеются интересы, которые я буду отстаивать. А теперь давай закончим этот бесплодный разговор.
— Ты будешь лишен наследства, акаваша! — злобно прошипел торговец.
— Превосходно. Тогда я обращусь к царю, — в невозмутимо-мягком тоне Ахома угрозы было значительно больше, чем в гневных речах его отца. — И мы посмотрим, что ответят микенские законы. А может быть, Агамемнону стоит обратить внимание, насколько исправно ты платил подати все эти годы?..
Удар был чересчур силен — старик упал в кресло и беспомощно обмяк. Разинув рот, он жадно глотал воздух. Почему его сын оказался столь коварным? Ветер, которому следовал торговец, внезапно изменил направление…
В гнетущем молчании Ахом завершил трапезу и вышел из-за стола. На следующий день он перебрался из родного дома в покои для слуг во дворце. А затем отправился к царю и выложил все, что знал о делах отца, заодно выдав множество других тайн своего старика.
Выслушав Ахома, властелин Микен лишь покачал головой:
— Не знаю, стоит ли хвалить тебя за усердие, или упрекать — за него же…
Торговца казнили.
Агамемнон сполна вознаградил молодого слугу. Ахому отошла значительная часть отцовских богатств после того, как все неуплаты были взысканы в пользу Микен. Скорбел ли новоявленный царедворец хоть немного? Хоть раз жалел ли о своем бессердечном поступке?.. Никоим образом.
Народ единодушно осуждал Ахома за бессердечие, а купцы стали бояться его так, словно тот был мифическим чудовищем. Зато в микенском дворце авторитет юноши вырос до небывалых высот. Всем стало ясно, что этот человек не остановится ни перед чем ради стремления служить своему повелителю. И пробьется наверх, без жалости растоптав любого, кто вздумает ему помешать.
Словно в знак презрения к традициям родины, Ахом после смерти отца побрил голову налысо и не носил никаких уборов. Это было страшным кощунством для выходца из Та-Кемет, ибо так ходили лишь жрецы и приближенные к фараону люди. Хотя в ахейских землях это ничего особенно не значило, все же подобный шаг увеличил и без того широкую пропасть между Ахомом и остальными. Он слишком отличался от окружающих — внешностью, манерами, статусом. Однако именно это и было целью египтянина. Ему доставляли равное удовольствие как собственный вид, так и ощущение превосходства над другими — остальное было не важно.
* * *
Лишь одно отравляло жизнь этого человека: безраздельно Агамемнон доверял лишь тем, кто сражался с ним плечом к плечу на поле брани. Ахом оружием не владел и не принимал участия ни в одном походе. Египтянин лишь недоумевал, глядя, как царь приближает к себе людей вроде Телефа — верных, но глуповатых, однобоко смотрящих на жизнь. Как будто сила рук, способных держать меч, может помочь в непростом деле управления царством! Это раздражало Ахома, но волей-неволей ему приходилось считаться с соратниками владыки города.
Как бы он ни старался, дела не всегда шли хорошо. Войны способствовали славе Микен и приносили несметные богатства, но бесконечные походы истощали царство. Гибли мужчины, которые могли бы работать, земледелие приходило в упадок, лошадей и скот выращивали ради нужд армии, а не народа. Наемные отряды также требовали средств. Микенское царство стояло крепко, упадок еще не предвиделся, однако вечно так продолжаться не могло.
Когда Агамемнона внезапно закололи прямо во дворце, Ахом испытал немалое огорчение — почивший владыка неплохо к нему относился… Египтянин не собирался терять свое влияние в городе, а потому принялся внимательно наблюдать за прибравшей царство к рукам Клитемнестрой. Она показалась ему умной женщиной, способной на взвешенные решения. И наверняка ей в будущем потребуются помощники.