Порождая бурю

Бенджамин как будто прозрел. Он смотрел на неподвижное тело Рози и желал только одного — чтобы она открыла глаза и еще раз посмотрела с той нежностью, которую он заметил в Лондоне. А если она исчезнет из ее глаз, то смирится с этим. Главное, чтобы она очнулась.

Снова темнело. Бенджамин узнал об этом, когда вышел из реанимации, чтобы купить воды. Он с тоской смотрел на улицу — ночь будет бесконечной, если, конечно, Рози не очнется прямо сейчас, что маловероятно. Он проверил сообщения — в палате он держал телефон в режиме полета — и ответил Марии Луизе, Элене и Адриано. Затем он нащупал в кармане телефон Рози — он забрал его из пакета с ее личными вещами. Любопытство заставило включить его и проверить, есть ли важные сообщения для нее. Только два от дотторессы Микуччи, которая спрашивала в силе ли их договоренность на второе мая в восемнадцать тридцать.

Бенджамин проверил часы — было уже почти восемь. Если бы он прочел раньше, то ответил бы за Рози и не заставил ждать врача. Теперь же он смотрел на их переписку и, пролистав назад обнаружил, что они встречались два раза в неделю в одно и то же время. Кроме времени, числа и ответного согласия, другой информации в чате не было. Проверив в реестре медиков, Бенджамин обнаружил только трех врачей с такой фамилией, но лишь одна из них жила в Риме. Дотторесса Альба Микуччи занималась психотерапией. И сегодня в очередной раз Рози должна была прийти к ней. Не долго думая, он набрал ее номер и услышал резкий женский голос:

— Розалия, добрый вечер! Слушаю тебя!

— Добрый вечер, дотторесса Микуччи, меня зовут Бенджамин Чапман.

— А! — многозначительно воскликнула та, и стало ясно, что заочно она уже была с ним знакома. — Что-то случилось?

— Розалия попала в аварию вчера вечером, — Бенджамин сделал паузу.

— Бог мой! — голос ее изменился и из бодрого и напористого превратился в сочувствующий. — Надеюсь, с ней все в порядке?

— Нет. Не в порядке. Врачи не делают никаких прогнозов…

— Мне очень жаль, синьор Чапман…

— Называйте меня Бенджамин. Кажется вы со мной уже знакомы.

— Бенджамин, я рада, что Розалия сейчас не одна. Могу я попросить вас держать меня в курсе?

— Если будут изменения, я напишу вам.

Дотторесса Микуччи уже попрощалась и собиралась закончить разговор, как Бенджамин спросил ее.

— Меня мучает один вопрос, — нерешительно, словно должен был сказать что-то стыдное, спросил он. — Как вы считаете, Рози могла не хотеть жить?

— О! — озадаченно воскликнула женщина — видимо, она специализировалась на подобного рода однобуквенных восклицаниях. — Бенджамин, думаю, нам с вами лучше увидеться.

— Я позвоню вам завтра утром. Спасибо…

То, что дотторесса ничего ему не сказала, ужасно бесило Бенджамина. О том, как произошла авария, он ничего не знал и, конечно, не думал, что Рози специально врезалась куда бы то ни было. Но ему было важно знать, что у нее не было никаких странных мыслей, которые, могли бы компрометировать выздоровление. Он снова ночевал в больнице. Благодаря профессору Ренга Бенджамин оставался с Розалией все время. Ночью ему удалось немного поспать, а утром снова приехала Элена.

— Бен, тебе надо в душ и отдохнуть! — решительно заявила она, готовая сменить его, потому что освободила для этого несколько часов до обеда. — Поезжай ко мне домой, а потом вернешься.

Он отказался, но съел все, что она привезла.

— Тортеллини на завтрак — это чересчур даже для итальянцев!

— Если это твоя единственная еда за весь день, то нормально. Ты неважно выглядишь. Хочешь напугать Розалию, когда она очнется?

Бенджамин кисло улыбнулся.

— Вчера я узнал, что она ходит к психотерапевту. Уже около двух месяцев.

— И как ты узнал? — спросила Элена.

— Я смотрел, нет ли на ее телефоне неотвеченных звонков или сообщений. Ее искала только дотторесса Микуччи. Больше никто, — Бенджамин скривил губы. — Если бы она пропала, ее никто бы не искал…

— Ты бы ее искал, Бен. Поверь мне, это не мало — иметь такого друга как ты, — Элена обняла его и прошептала на ухо: — Розалия — молодец. И ты — тоже.

— Я перезвонил ей вчера. Сегодня утром мы встречаемся.

— Зачем?

— Меня мучает один вопрос. Ты знаешь, я порвал с ней. Высказал ей все, что накопилось и порвал. Я бросил ее тогда, когда ее снова ударил отец. Когда она была особенно уязвима. Сначала она злилась на меня. Вот просто ходила зла, как будто я у нее что-то испортил или украл. Не ушел, не сказал, что не могу быть рядом с ней, а бесилась, негодовала. А спустя некоторре время потухла. Ты можешь представить у Рози потухший взгляд? — Элена сочувственно улыбнулась. — Я боюсь, что привел в действие некий механизм внутри, который разрушает ее. Я боюсь, что она…

— Нет, Бен, нет. Не могу этого представить.

Бенджамин на самом деле тоже не верил в это, но Рози была непредсказуема, поэтому полагаться на собственную интуицию он не мог. Дотторесса Микуччи тоже опровергла это предположение.

— Вы сами понимаете, Бенджамин, — сказала она, — я связана врачебной тайной, но могу вас заверить, что у Розалии не было суицидальных мыслей. Как она?

— Без изменений.

— Мне очень жаль… Ее родители приходили к ней?

— Нет. Ее мать подписала бумаги на перевод из Грасси сюда и уехала. Думаю, для Рози будет лучше, если они не приедут.

— Вы мне нравитесь, Бен, — Микуччи встала из-за стола и протянула ему руку. — Было приятно с вами познакомиться, но у меня важная встреча. Прошу вас сообщить мне, как только Розалия очнется. И если вам нужна будет помощь, звоните. Розалия проделала большой путь, но идти ей вперед еще долго.

Бенджамин шел обратно в реанимацию и в груди трепыхалось какое-то непонятное и неясное чувство. Микуччи сказала: “Когда Розалия очнется…” Надо подождать еще немного. И хотя он не узнал почти ничего нового, ему казалось, что теперь многое стало ясно.

Она очнулась ночью, тихо и бесшумно. Сначала пошевелила пальцами и тем самым разбудила Бенджамина. Он резко сел, весь вытянулся перед ней и уставился на руку, чтобы увидеть своими глазами, что движение ему не приснилось. Но Розалия лежала неподвижно.

— Рози, — тихо позвал ее Бенджамин и легко сжал пальцы. — Пора возвращаться…

Девушка никак не отреагировала. И стало казаться, что она вовсе не двигала рукой. Это угнетало.

— Рози, пожалуйста...

Ее глаза приоткрылись, совсем чуть-чуть и сразу же зажмурились, реагируя на свет. Бенджамин даже не был уверен, видела ли она, что он стоял рядом. Его охватило волнение и нетерпение. Он хотел, чтобы она заметила его и узнала. Он хотел, чтобы Рози знала, что он рядом.

— А где кабан? — вдруг спросила она и на этот раз уперлась взглядом в Бенджамина.

— В лесу... — растерялся он, еле сдерживая улыбку.

— Это не смешно, — простонала Розалия и снова закрыла глаза.

— С возвращением, Рози!..

— Как давно ты тут торчишь? — спросила девушка все еще с закрытыми глазами.

— Третью ночь.

Серо-зеленые глаза снова открылись и теперь смотрели на Бенджамина с большим смыслом, чем прежде. А он боролся с собой, чтобы не прикоснуться к лицу Рози.

48. Шаг в неизвестность

Выздоровление проходило гораздо медленнее, чем Рози предполагала, хотя врачи в один голос заявляли обратное. Однако сама она была недовольна — лежать в постели было унизительно, особенно потому, что Бенджамин почти всегда был с ней.

Той ночью, когда она, наконец, пришла в сознание, Бенджамин рассказал ей все, что случилось после того, как она отключилась в Грасси. Тот факт, что ее реанимировали дважды поразил Розалию и заставил по-другому посмотреть на роль Бенджамина в ее жизни. У нее не осталось сомнений, что всему она была обязана ему. Если бы не его способность мыслить здраво и быстро решать проблемы, то, наверное, ее сейчас здесь бы больше не было.

Мысль о смерти казалась странной. Несколько раз Розалия пыталась представить, что бы тогда произошло, но в голову приходили только страдания Бенджамина. Смотря на его заросшее лицо, помятую одежду и взъерошенные волосы, совсем не оставалось сомнений в том, что он буквально жил в больнице. И потом он так на нее смотрел, словно видел перед собой что-то невероятное.