Порождая бурю

Ее глаза так пристально смотрели на него, что Бенджамину стало жарко. Она испытывала его, дразнила и манила так, что он не мог понять ее неправильно.

— Ты играешь со мной, — проговорил Бенджамин, смотря Розалии в глаза.

— А ты — нет? — с вызовом спросила она.

— Мне приходится подыгрывать тебе иногда. Но сейчас совсем не хочется.

Бенджамин сделал шаг вперед и, взяв Рози за руку, стал подтягивать к себе.

— А чего хочется? — на лице появилась наигранная наивность.

— Целовать тебя… — расстояние между ними сократилось и совсем исчезло.

— Так в чем же дело?

Розалии теперь приходилось смотреть вверх, откинув голову назад — настолько близко она находилась от Бенджамина.

— Везде!

— А! — озадаченно воскликнула она и опустила глаза. — Ты же помнишь вопрос, поднятый Джиджи под столом…

— Не говори мне про него… Это было пошло!

— Я — пошлая…

— Это не так, Рози. — Бенджамина задели ее слова, даже если они не были обращены на него. — Ты совсем не пошлая… Я знаю тебя другую…

— Уверена, ты не знаешь меня.

Он предполагал, что улыбка исчезнет из глаз и с губ, и ждал этого не без сожаления. Однако Розалия, наоборот, смягчилась, перевела взгляд на губы Бенджамина, а потом потянулась к ним. Она поцеловала его первой и оплела шею тонкими руками. Не в первый раз она проявляла инициативу, что давало надежду, что ей не все равно. Неясным оставался только мотив, но с этим можно разобраться и позже.

Если бы Бенджамина попросили описать словами поцелуй с Рози, то он вряд ли смог бы сказать что-то, кроме своего «хм», если бы он вообще согласился обсуждать это. В его объятиях она казалась ему почти воздушной. Ощущение неуловимости приследовало его. Вроде вот же она здесь с тобой, но ее как будто нет, или это вообще не она.

Бенджамин очнулся от дурмана, когда они оба лежали на татами, причем именно он придавил Рози к полу. Он вспомнил, что решил не делать этого и сразу же отстранился от нее, оставив девушку в полном недоумении. Она вопросительно смотрела на него.

— Что не так? — требовательно спросила она.

Бенджамин откатился с нее и лег на спину рядом. Ее лицо сразу же нависло над ним.

— Не сегодня, Рози.

— Ты шутишь?! — взвилась она в крайнем негодовании, но потом спохватилась и спросила спокойнее: — В чем дело? Разве это не то, чего ты хотел?

— Именно то. Но я хочу, чтобы после у меня не осталось ощущения, что это твое очередное безумство после капли алкоголя. Понимаешь, о чем я?

Розалия странно улыбнулась и легла рядом, положив голову на грудь Бенджамина.

— Я это очень ценю, — тихо проговорила она. — Ты не тот, кто совершает безумства…

— Смотря что под ними понимать!

— Ну, например, — она задумалась на мгновение, — совершить что-то, чего ты бы никогда не сделал, что не пришло бы тебе в голову… Косплей, например.

— Это не для меня, — Бенджамин закрыл глаза и представил Рози в костюме чародейки.

— Я так и думала, — разочарованно проговорила девушка.

— Что ты думала? Мне совершенно не сложно сделать это при желании. Просто меня это в принципе не интересует.

— А если бы я тебя попросила?

Что он мог ей ответить?!

— Согласился бы!

— Хорошо… — удовлетворенно пробормотала Розалия.

Она шевельнулась и положила руку на тело Бенджамина, а потом просунула ее под каратеги и там замерла. Он глубоко вздохнул, но ничего не сказал. Тепло ее пальцев было ему приятно. Пожалуй, это то, чего ему не хватало сейчас, лежа рядом с ней на татами. Он положил свою ладонь на ее локоть.

— Можно задать тебе личный вопрос? — спросил он.

— Можно.

— Когда я осматривал твое плечо, я заметил у тебя шрам на пояснице. Откуда он у тебя?

— Это профессиональный интерес? Ты же врач… — пояснила Розалия свой встречный вопрос.

— Это интерес человеческий, Рози, — ответил Бенджамин. — Это нехороший шрам. Он не очень свежий…

— Для меня — очень!

Теплая ладонь покинула грудь под каратеги. Розалия села на татами, Бенджамин последовал за ней.

— Я верю. Поэтому и спрашиваю, но ты можешь не отвечать, если тебе больно вспоминать об этом…

— Здесь нет никакого секрета, — горько усмехнулась девушка. — Я упала на угол стола после того, как отец ударил меня два раза, после того, как я заявилась домой пьяная со своим парнем и мы уснули после громкого секса, свидетелями которого стали важные гости моего отца.

Бенджамина замутило. Неприятное гадливое чувство завладело им, от которого понимаешь, что лучше бы всего этого не слышать. Значит, он, стрельнув наугад тогда на пикнике, попал в яблочко, и Рози действительно бил отец. От этих мыслей было трудно спокойно дышать, но еще сложнее было выдавить хоть какие-то слова. Жалость, он знал, ей была не нужна. Но что тогда говорить в подобных случаях?! Как сделать так, чтобы эти потухшие глаза снова ожили?

— Все еще болит? — он не имел в виду шрам.

— Не так как раньше. Назойливо ноет, — ее лицо явно свидетельствовало, что она поняла его.

— Позволь мне посмотреть… — попросил он.

22. Ты можешь мне доверять

Прикосновение пальцев Бенджамина было осторожным и даже нежным, но Розалия все равно вздрогнула два раза и даже рассердилась на себя за это. Что это с ней? Она уже давно не была ни стыдливой, ни пугливой. Более того, если бы он не остановил их поцелуй, она бы с удовольствием позволила себя трогать и целовать везде. А теперь вдруг реагирует на его легкие прикосновения так странно.

Сначала она была немного разочарована из-за того, что Бенджамин не захотел пойти дальше поцелуев, но потом оценила его жест: кажется, секс не являлся его целью. И это никак не увязывалось с тем спором, что она подслушала между ним и Адриано. Возможно, она все неправильно поняла. Впрочем, это не так уж и важно, учитывая, что их желания совпадают, а сама Розалия совсем не рассматривает его в качестве потенциального долгосрочного партнера. С нее хватило предыдущих неоправдавшихся ожиданий, которые все как одно закончились разочарованиями.

— Кажется, тебя шил мясник, — заключил Бенджамин, когда Розалия опустила край каратеги и скрыла голую спину.

— Рана была безобразная… — она развернулась к нему лицом — они как и прежде сидели на татами.

— Почка?

— На месте!

— Хочешь показать шрам моему…

— Нет, Бенджамин, спасибо. Я хочу, чтобы он оставался таким, как есть, как напоминание.

— О чем? — в голосе Бенджамина чувствовалось непонимание ее выбора.

— О предательстве. О разочаровании! О нелюбви! И потом он мне нравится. Знаешь, на последний день рождения я заказала отцу торт с фотографией этого самого шрама. Мать сказала, что он выбросил его прямо в коробке, едва увидел.

У Бенджамина было какое-то потрясенное выражение лица. Ее поступок скорее вызывал у него недоумение и отторжение, чем одобрение изощренного чувства юмора.

— Почему он делал это с тобой?

— Потому что… потому что я не соответствовала его представлениям и ожиданиям..

Розалия никогда не стеснялась этой истории, но и не рассказывала ее направо и налево. От нее все еще щипало в носу и слезились глаза, но она научилась справляться и с этим. По-своему. История ее семьи была очень личной частью ее жизни, но Бенджамину, кажется, можно было доверять. Поэтому она рассказала ему «почему». А он ни разу не перебил ее и не задал ни одного вопроса.

— Я наскучила тебе, — наигранно воскликнула Розалия: на самом деле она так совсем не думала, ведь все было написано на его лице.

— Конечно, нет! Я просто… мне очень жаль, что у тебя не было любящих родителей

Розалия поднялась и отошла в сторону.

— А этот вечер начался гораздо веселее, чем закончился, — заметила она и посмотрела на Бенджамина в зеркале.

— Жалеешь? — спросил он, пока подходил к ней ближе.

— Я ни о чем не жалею.

Это, конечно, была неправда. Розалия жалела о многом. О нелюбви отца и слабости матери, о смерти Луиджи и своем горе. О братьях, которых не хотела знать, о своей несдержанности… О многом. И не знала, как побороть это подтачивающее изнутри чувство.