Вторая жена

Тянуло сказать что-то вроде «ради любви разве не идут на всё, что угодно?», но я ведь тоже никогда бы не сменила веру.

— Ты бы приняла ислам, если бы я попросил?

— Нет.

— Но при этом ты поставила условием церковный брак, будто специально желая сделать невозможными наши отношения!

— Нет, наоборот, я надеялась, что ты поможешь мне придумать что-то…

— Я просто хочу быть с тобой, и хочу, чтобы ты не отказывалась от этого. Нам ничто не мешает быть вместе, Элен, кроме барьеров, которые мы сами себе воздвигаем. Разве для этого… — он впился в мои губы, проник между ними языком и сладко терзал мой, пока не задрожали колени. — … нужно религиозное разрешение? Разве требуется благословение тому, что и так благословил Аллах — любовь?

— Я… я согласна с тобой в этом… частично. Но, всё же, поцелуи — это одно, а…

— А к другому ты ещё не готова. Я понимаю, — он улыбнулся, беря меня за руку, — идём, пообедаем и прогуляемся.

После ресторана, идя по улице, Набиль вдруг потянул меня в стеклянные двери красивого ювелирного магазина, в котором поставил перед застеклённым прилавком.

— Выбирай.

— Что?! — округлились мои глаза.

— Что хочешь. Серьги, браслет, кольцо, — провёл он широким жестом над стеклом.

— Набиль, я не могу…

— Я настаиваю.

— Нет, правда…

— Я хочу сделать тебе подарок. В честь примирения. Ты же носишь серьги? Померь какие-нибудь… вон те, например, — он указал на сверкающую бриллиантами пару, и у меня участилось сердцебиение и дыхание от ценника на ней.

— Это слишком.

— Нет, это то, чего ты достойна. Дайте нам примерить, — скорее велел, чем попросил он у продавца. Мне вспомнилось, в Сотбис женщина тогда сказала мне, что господа Сафриви деспотичные самодуры. Но это больше относилось к отцу Набиля. В нём до сих пор я не видела ничего плохого и скверного, если не считать обычного мужского самолюбия.

Минут через пятнадцать мы вышли из ювелирного. В моих ушах были бриллиантовые серьги, а во всём теле дрожь. Оно затряслось вместе с вылезавшим из кассы чеком, на котором пропечатались тысячи долларов, спущенные вот так, без особых раздумий, походя.

— Набиль, я не знаю, что и сказать…

— Можешь ничего не говорить, — улыбаясь открыл он передо мной дверцу своего авто, — мне достаточно счастливого блеска в твоих глазах. Тебе они понравились?

— Шутишь! Они восхитительные!

— Но не такие, как ты.

И вновь поцелуи, поцелуи, поцелуи! Лёгкость и радость той недели, проведённой вместе с Набилем, вернулась ко мне. Я была счастлива, забывая о долгих днях тоски и ожидания, безнадёги, слёз. Почему я так нетерпелива? Почему не дождалась объяснений? Почему подумала, что он уехал навсегда?

— Я решила, что мы никогда больше не увидимся, раз ты не звонишь, — сказала я ему.

— Но ведь и ты не звонила мне, — лукаво покосился он на меня. — Почему?

— Не знала, что сказать.

— Может, и я не знал?

— Но, всё-таки, от мужчины всегда ждёшь первого шага.

Поцеловав меня в висок, он провёл ладонью по моим распущенным, слегка подвитым волосам.

— Мне нравится, что ты так считаешь. Что не уподобилась этим… современным женщинам, берущим всё в свои руки, сующимся с деловым видом, которые пытаются указывать и управлять. Мужчина должен быть главным, ты согласна?

Глядя на него, прижимаясь к нему, под впечатлением от чудесного вечера, я была согласна почти со всем, что он говорил, но, впрочем, патриархальные начала и без того считались мною с детства правильными. Не знаю, как это укладывалось в моей голове вместе с представлением о свободе самовыражения, творчества и моей карьерой искусствоведа, однако в семье — несомненно — мужчина должен был всё решать, зарабатывать больше, уметь настаивать на своём.

— Конечно.

Набиль не заводил больше бесед о гостинице, о том, что мы должны уединиться или ещё что-то подобное. Он, как и прежде, был галантен, внимателен и любезен. Мы гуляли по проспектам, и он, видя, как заглядываются на меня прохожие мужчины, приосанивался с особой гордостью, крепче сжимая мою ладонь в своей. Болтая о всяком: о фильмах, работе, Франции и Марокко, мы не заметили, как стемнело, и пришла пора возвращаться.

Подъезжая к подъезду, я чувствовала, что и сама не хочу прощаться, но какие были варианты? Проводить с мужчиной ночь до свадьбы — всё ещё не по мне, даже если Набиль всегда будет обижаться, после каждого отказа, и улетать на три недели. Взяв в руки сумочку, чтобы не забыть, я посмотрела вперёд и… с ужасом увидела сидевшего на ступеньке своего подъезда Александра. Рядом с ним стояла бутылка. Из машины не видно, насколько пустая, наполовину, на треть или полностью. Но судя по опущенному вниз лицу, возможно, это даже не было первой бутылкой. Чёрт!

— Идём, провожу тебя, — заглушив мотор, отстегнул ремень Набиль.

Если мы пойдём туда, то Саша нас заметит. Прицепится. Скажет что-то. К счастью, на русском, и Набиль его не поймёт. Как и он не поймёт Набиля. Но то, что ко мне привяжется какой-то пьяный мужик, будет плохо выглядеть, ведь станет ясно, что мы знакомы. Господи, что же делать? Какого чёрта ты припёрся сюда, Саня?! Выпить, что ли, больше негде было?!

— Идём? — видя, что я застыла, вывел меня из задумчивости Набиль.

— Д-да… только… там… там…

— Там? — он посмотрел через лобовое туда же, куда и я. — Что?

И мне в голову пришла одновременно гениальная и безумная мысль, как можно попытаться выкрутиться. Проклиная всю эту ситуацию за то, что приходится врать, я произнесла:

— Там мой старший брат. И, кажется, он пьян.

Глава XI

— Брат? — несколько удивился Набиль. — Я думал, что ты живёшь одна…

— Да, но… у него неприятности. Он развёлся, и вот… в общем, если не хочешь, можешь с ним не знакомиться.

— Нет-нет, я провожу тебя. Он не буйный, когда выпьет?

— Да… вроде бы… нет, — неуверенно произнесла я. Хотелось надеяться, что Саша не из агрессивных.

Выйдя из машины, мы подошли к нему. Увидев мои босоножки у себя под носом, Александр медленно поднял голову, скользя взглядом по ногам всё выше.

— Опа-на! Ленок! — улыбнулся он и принялся вставать. Да, в бутылке была водка. Точнее, её там уже почти не было — на донышке. Нашёл же где-то!

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя ждал, — даже выпивший, он сообразил, что стоявший рядом мужчина имеет какое-то отношение ко мне. Нахмурился. Набиль тем временем изумлённо спросил:

— Вы говорите не по-французски?

— Это… это… окситанский! Мы из Прованса… не обращай внимания!

— Хахель твой, что ли? — кивнул Саша на Набиля. Я поджала губы. С пьяным лучше не упражняться в острословии, он ничего не поймёт:

— Да.

— А чего ж ты не сказала, что он у тебя есть?

Хороший вопрос. Но я-то думала, что между нами всё кончено! Иначе никогда бы не пошла на свидание с другим! Никогда!

— Я думала, что мы расстались. Но сегодня помирились.

— Так ты к нему от меня так спешила?

— Саша, ты мог бы просто вернуться к себе в гостиницу? Тебе вызвать такси?

— Ты нас не представишь? — спросил Набиль. Я бросила на него взгляд:

— Давай в другой раз, как-нибудь, если он будет более трезв.

— Как скажешь.

— То есть, ты встречаешься с черножопым? — уточнил Александр. Я вспыхнула:

— Я бы попросила!..

— И ещё предъявляла мне, что из-за таких как я о нас говорят, как об алкоголиках? А вот из-за таких как ты о русских девушках говорят, что они проститутки!

Я хотела занести руку и хлестануть его по щеке, но меня остановило присутствие Набиля. Странно будет выглядеть сцена для того, кто считает, что я разговариваю с братом.

— Убирайся отсюда! — прошипела я по-русски.

— Что? Правда глаза колет? — хмыкнул он, пошатываясь. — Что ты в нём нашла? Бабок у него много? Или хер большой, а? — он полез в карман за кошельком. — Так я тоже не бедный! Давай, сколько там надо, чтоб покорить твоё сердце… хером уж тут махать не буду…