Страница 42 из 55
Включаю кофемашину, заодно беру и свёрток с записками. Глаза у Миры блестят, и я не пойму, от счастья, или плакать хочет. Что-то странное сегодня происходит.
— Кто первый? — спрашиваю.
— Ты, — волнительно отвечает.
Вытягиваю бумажку. "Тату" — записка Мирославы.
— Малыш, твоё тату нашлось. Ещё одно сделаешь?
— Не-а. У меня уже есть. Что ж перетягивать не надо, — останавливается, набирает в лёгкие воздуха. Её грудь тяжело подымается и опускается. Та, что происходит сегодня?! — Если не против, будем делать то, что вытяну тогда я.
— Малыш, как скажешь, так и сделаем.
Мира засовывает руку в мешочек, при этом смотрит мне в глаза. Взгляд не отводит. Её трясёт ещё сильнее. Кажется, как будто ей безумно холодно. А ещё, я вижу в её глазах страх. Рука выныривает с мешка, и останавливается возле моего лица.
— Прочитаешь? — говорит вроде спокойным голосом, но это маска. Она действительно боится. Отрываю от её глаз взгляд, смотрю на записку. По цвету бумаги, вижу, что это её записка. Значит, будем исполнять её желание.
Убираю руки от талии, и беру в обе руки листочек. Он такой крохотный. Раскручиваю его, и пробегаю глазами. Не сразу понимаю, что там написано. Поэтому приходится ещё раз прочитать его про себя. Как только понимаю, что там написано, поднимаю глаза и сталкиваюсь с её. Боже, она, кажется, не дышит. Ждёт. Но она, же не знает, что там написано. Почему же так боится???
"Хочу, чтобы ты был моим первым"
Бах. Бах. Остановка. Бах. Бах. Остановка.
Сейчас не могу понять, реальность это или сон. Может, я до сих пор сплю, и это вчерашний алкоголь подкидывает мне такие сны. Протягиваю руку к лицу Мирославы, прядь волос упала наперед, заправляю её за ухо. Дотрагиваюсь до щеки. Та нет же. Теплая кожа, божественный аромат. Облизываю свои губы. Та и сладкий вкус её на губах.
— Мира?.. — блядь, что-то я теряюсь, не знаю, что спросить то хочу. — Тут написано...
— Прочти, — шепчет уверенно. Разве она не понимает, что если я это скажу в голос, то не смогу остановиться. Слишком сильно хочу этого. Безумно.
— Есть ли в твоих записках что-то такое, — прочищаю горло, — Что написала, не подумав… и хотела бы, отказаться от этого?
— Нет такого, — уверенно отвечает. А, потом, не выдержав, хватает записку, опускает глаза, и зачитывает.
"Хочу... чтобы ты... был... моим первым!"
Читает так, словно до этого читать не умела. Читает так, словно не она писала. Читает так, словно...
Поднимает глаза, и я просто взрываюсь. Просто это кажется неправдой. Настолько мне страшно, что это сон, что я боюсь его прогнать. Настолько сильно…
— Это правда? — хватаю её лицо в свои руки. Смотрю в глаза, прожигаю и жду. Мне кажется, умираю, пока жду её ответа. Вот трусом никогда не был. А сейчас кажется, что смелым никогда не был. Потому что мне страшно. А вот моя девочка смелее меня. Выдержав мой взгляд, она спокойно отвечает.
— Правда.
И всё, меня унесло. Мне плакать хочется, смеяться, танцевать и петь. Я так ждал этого. Так мечтал. С ума сходил, боясь, что это не произойдёт. А она сама приняла решение. Согласилась.
— Извини, малыш, но я не смогу остановиться, если начну.
— А ты не останавливайся. Сделай меня своей.
Ядерка запущена.
Взрыв.
Это конец.
Не сказав больше ни слова, наклоняюсь и впиваюсь в губы. Вот моя чудо вода, которая возвращает к жизни.
Мой Мир.
Моя М².
Глава 30
Мирослава
Все дни, с момента аварии, я сама на себя не похожа. Я в каком-то сплошном вакууме. Это всё страх. Бесперебойный, сокрушительный, убийственный страх потерять его.
Кровь на глазах, он железом придавленный, на лице гримаса боли, хотя Матвей и пытался делать вид, что всё в порядке. Всё далеко не в порядке и я нужна ему. Но, что делаю я?! Я теряю сознание. И когда меня приводят в чувства, вижу Горского над собой. Кровь до сих пор капает. А он не подпускает к себе врачей, возле меня сидит.
Его оставили в больнице, значит всё серьёзней, чем он мне говорит...
На следующий день, когда он снимает футболку, чтобы переодеться, я чуть не закричала. Весь живот, ребра, грудь, и часть спины в красных пятнах. На моём теле, ни одного пятнышка. А он, так сильно пострадал.
Вот почему места себе не нахожу. Не просто скучаю, с ума без него схожу. Терзаю себя. Извожу. Мыслями убиваю.
Мне всё без него противно. Ни с кем разговаривать не могу. Боль в груди и рана кровоточат.
Обратный отчёт идёт в днях уже. Не в месяцах, а в днях. Чуть больше двух недель. А мне сдохнуть хочется, стереть себя в порошок, исчезнуть. Но не выйти замуж за нелюбимого.
Мой любимый...
Он теперь живёт в моем сердце. Там глубоко под кожей, откуда достать нереально. Я осознала это и даже вроде как приняла. Вот только, что делать теперь?! Как остановить свадьбу?!
На Рустама смотреть даже не могу. Чувствую себя мерзкой рядом с ним. Предательницей. Изменницей. Ведь это я веду двойную игру. Это я позволяю другому целовать себя, ласкать, удовлетворять. Жениху не позволяю, а любимому — да.
С этими мыслями засыпаю, с ними и просыпаюсь. Психую. Блог забросила. Сил не на что нет. И поделиться не с кем.
Поэтому в пятницу срываюсь и делюсь своей болью с подругой. Она должна понять, или хотя бы выслушать.
Разговор был долгим. Я ей рассказал всё, и даже за блог. И немного поразмыслив вместе, блог передала ей. Пусть пока что она им занимается. Он слишком популярный, чтобы уничтожать. Я буду помогать, но сейчас, когда в душе полный бедлам, доверяю его Аве.
— Мира, почему с ним остаться не хочешь раз, любишь?
— Ава, пойми, нам не дадут. Балканов в порошок сотрёт. Уничтожит.
— А что говорит Горский?
— Он несколько раз поднимал эту тему. Блин, Ава, я не знаю. Одно поминаю, что если всё-таки мы не сможем быть вместе, я хочу чтобы он был моим первым.
Ава, а ж чаем поперхнулась. А я моментально краской залилась. Впервые говорю это в голос. И это страшнее, чем просто думать об этом. Это всё подсчёт этих дней. Счастливых дней, которые подходят к концу. Груз будущего настолько тяжёлый, что я практически не могу тащить его. Слишком тяжело.
— Ты уверена? Знаешь же, чем это обернётся на свадьбе. Позор и расторжение брака.
— Вот именно. Возможно, это и есть выход с моей ситуации. Только девственность и держит Балканова. А если её не будет, я не нужна его семье.
— А если и Горскому не нужна будешь после этого?
— Я чувствую, он тоже любит. Он не предаст. Сердце не врёт.
— Тогда сделай то, что считаешь нужным. Я помогу.
— Мне страшно, — шепчу.
— Все боятся в первый раз. Потом не остановиться, поверь мне.
Вот так и появился план с запиской. Нашла такой же листок, написала новую записку, и когда рука входила в мешочек, записка была в руке. Новая записка. Новое желание. Новая жизнь после этого.
Единственная необъяснимая вещь, где взялась эта новая Мира?! И самое интересное, где делась старая?! Скромная, стеснительная, трусливая, воспитанная, правильная... До Горского этот список был таким длинным. Теперь же все слова вычеркнуты и сожжены, от них остался только пепел.
"Хочу... чтобы ты... был... моим первым!"
Каждое слово комом стоит в горле. Не потому, что не хочу. Потому что страшно. Трясёт всю с первых секунд, как приехала.
— Это, правда? — взволнованно спрашивает. Его самого трясет. Губы дрожат, а глаза такое пламя излучают, что сама чувствую, сгорим.
Конечно, правда. Иначе б меня не было тут. Иначе б не решилась на этот шаг.
— Извини, малыш, но я не смогу остановиться, если начну.
— А ты не останавливайся. Сделай меня своей.
Не останавливайся Матвей, подари мне свою любовь. Насыть ею. Дай силы выжить, не упасть и не утонуть в бездне. Вытащи наружу и подари жизнь.
***
Мирослава
Губы Матвея поглощают мои. Он врывается в рот и ласкает языком. Руки гладят спину нежно. Пока его рука не поднимается к моему затылку и не прижимает ещё сильнее.