Сломанная нота

Все мои протесты распадаются, когда он снова целует меня, дразня поверх одежды.

Его зубы касаются моего обнаженного плеча, а затем он кусает.

Напряжение пронзает меня, каждый чувствительный нерв в моем теле напрягается.

Я стону громче. Напряженно. Я невольно ощущаю его неровное дыхание у своего уха, его потребность, вдавливающуюся в мою ногу.

— Милая Кейди. — Его язык скользит по моему плечу, лаская след от укуса, заставляя меня болеть, тянуться, желать большего. — Я так много всего хочу с тобой сделать. — Он прижимается поцелуем к моей пульсирующей коже. Моя боль. Мое лекарство. — Я заранее прошу прощения за то, что не буду нежным.

Его угроза взвивает в воздух новый невидимый аккорд.

Темные, декадентские ноты.

B C# Eb

Я уже на грани ослепительного удовольствия. Уже задыхаюсь от потребности.

Я не могу остановиться.

Не сейчас, когда все, что мне нужно для утоления этой безмерной жажды, находится в пределах досягаемости.

Он держит меня в своей ладони.

Этот зверь.

Это чудовище.

Сегодня он мой.

Я жажду большего.

— Я не боюсь тебя. — Дразню я его. Подстрекаю его.

Его губы дрожат, как будто он знает, что я делаю. Он видит меня насквозь. Через все это.

Несмотря на легкую улыбку, его глаза превращаются в две черные ямы. Бездна мрачных обещаний.

— Нет, не боишься. Ты никогда не боялась меня, Кейди. Даже когда это было бы лучше для тебя.

Пока он говорит, его руки двигаются. В мгновение ока вся моя одежда исчезает, а вместе с ней и его.

Ноты сменяют друг друга. Пианиссимо. Тихо. Самое тихое, что может быть в музыкальном произведении. Низко и призрачно. Звук тишины перед самым крещендо. Перед взрывом звука в воздухе.

По мере приближения Датча мое сознание перевернулось. Я думала, что мое тело станет жидким жаром. Я уже делала это раньше. Он единственный мальчик, который был так близко ко мне, ближе, чем мой следующий вздох. Я проводила ногтями по его спине. Я позволила ему поглотить меня. Сжечь меня дотла. И я вернулась к жизни.

Но когда я опускаю глаза на Датча, это напоминает мне о той боли, которую я испытывала.

Привыкание. Ощущение, что он сломает меня раньше, чем дойдет до конца.

Мое тело замирает в ожидании, напрягается.

Датч одной рукой приподнимает мою голову, и я смотрю в его бесконечные янтарные глаза. Грубые пальцы обхватывают мои бедра. Он раздвигает мои ноги.

— Боишься, Кейди?

— Заткнись. — Шиплю я, впиваясь пальцами в ковер, когда он отводит бедра назад, готовясь к этому.

— Посмотри на меня.

Я поднимаю подбородок, мой вызов горит так же ярко, как и моя похоть. Я вся дрожу от желания, каждый нерв в моем теле разгорелся и трепещет.

И все же я не хочу, чтобы он видел, насколько я бессильна перед ним.

Он напряженно сжимает мою челюсть, похоть и ярость застывают на его коже. Пот блестит на его напряженных мышцах. Капля сползает с его татуированной руки и падает на мою грудь, стекая по линии живота к бедрам, которые раздвинуты для него.

— Датч.

Это все, что я успеваю сказать, прежде чем он накрывает своим ртом мой и отпивает из моих губ. Медленно и роскошно. Как будто он пробует дорогое вино. Что-то, что нужно смаковать, а не торопиться.

Мои руки обвивают его волосы, и вся кровь в моем теле приливает к ногам, заставляя голову кружиться.

Поцелуй Датча — это чистая пытка, обещание, вырванное со страниц сказки. Прямо в главе о злодее, где он клянется, что сожжет мир дотла.

Не тот принц.

Не та история.

Это должно быть больно. Это должно пугать меня, но это так правильно.

Это так чертовски хорошо.

И если бы это была другая история, другая ночь, другая жизнь, я бы шагнула в вечность, запертую в этом моменте, и назвала бы это тем, во что никогда по-настоящему не верила.

Любовь.

— Ты ненавидела меня, не так ли? Ты ненавидела меня так долго, что до сих пор думаешь, что ненависть — это и есть то самое.

Музыка в моей голове становится громче.

Постепенно.

Медленно.

Нарастает.

— Да пошел ты. — Рычу я, шипя под нос, когда тело Датча прижимается к моему.

Сердце колотится так сильно, что вот-вот разорвется.

— Ты ненавидишь то, что я заставляю тебя чувствовать, то, как я заставляю тебя дрожать, то, как я владею тобой. — Дышит он. — То, как ты теряешь контроль.

Меня трясет. Вокруг все пульсирует от липкого, декадентского жара.

В моей голове — полный аккорд.

G B D

— Моя милая Кейди. — Его голос — как наркотик, дым, вьющийся в воздухе, захватывающий меня. Роскошный, вызывающий привыкание, резонирующий, совершенный. — Неважно, как сильно ты борешься, ты моя. Ты никогда не сбежишь от меня.

Я стискиваю зубы, открываю рот, чтобы заговорить, но слишком поздно.

Он опускается без предупреждения, и все, что я могу сделать, — это задохнуться.

Крещендо — быстрое и грубое, оно проносится в моем сознании, как раскат грома, и выходит за его пределы. С моих губ срывается крик, который я не могу сдержать, как бы ни старалась. Миллион нот звучат одновременно, пальцы тянутся, тянутся, тянутся, тянутся, пока не сорвутся.

Датч стонет, и музыка бьет ключом.

Он двигается, и земля рассыпается, унося с собой мое тело, разрывая меня на миллион мелких кусочков.

Его губы сминают мои, вырывая из меня то, что он хочет, овладевая моим ртом так же, как он овладевает каждой частью меня — телом и душой. Поцелуй жестокий, почти дикий, жестокое напоминание о том, кому я принадлежу и почему это никогда не изменится.

Я должна сопротивляться, найти способ отстоять свои позиции, но меня поглощают целиком и полностью под бешеный ритм, сравнимый только с диким, сильным стуком моего сердца.

Я больше не слышу музыки. Мы создаем свою собственную. Звуки, которые я не могу остановить. Звуки, о которых я даже не подозревала. Вздохи, стоны и пьянящие хныканья, которые вырываются изнутри меня и хлещут, как плеть.

Мое тело подается вперед. Наши языки сталкиваются, как мечи.

Это наслаждение невозможно остановить. Оно проносится сквозь меня потоком пламени, заставляя меня кричать. Он что-то бормочет, вероятно, очередную фразу о том, что я принадлежу ему. И, возможно, так оно и есть. Может, он прав. Я не могу себя контролировать. Я не могу скрыть, как хорошо мне с ним.

Он претендует на меня во всех отношениях, и даже если я говорю, что ненавижу его, я не думаю, что это так.

Я... возможно, мне это даже нравится.

Датч переворачивает меня, и коврик едва успевает приклеиться к земле, как он хватает меня за волосы и обрушивает на меня дикий, сильный шторм.

Музыка, которую мы создаем, снова меняется. Сырое, животное шлепанье наших тел — запретная песня.

Его дыхание становится прерывистым. Я слышу его, и что-то внутри меня инстинктивно откликается на него. Безжалостный король Redwood Prep раздетый до нитки.

Я поставила его на колени. Под гневом, под одержимостью, даже под ненавистью — капитуляция.

Я выгибаю бедра, и он стонет — темная, волнующая нота, густая от потребности. Его пальцы сжимаются на мне.

Дикарство. Безумные.

Сильно. Так сильно и быстро, что я думаю, не пытается ли он разорвать меня на две части.

А потом он выкрикивает мое имя.

Я не вижу его лица, но чувствую его. Напряжение. Наслаждение.

Он скатывается с меня, и я наклоняю голову, чтобы посмотреть на него. Янтарные глаза. Угрожающие губы. Порождение тьмы и теней, и все же он заставил меня увидеть свет.

Датч проводит пальцами по волосам, его взгляд настолько горяч, что у меня перехватывает дыхание. Лунный свет проникает сквозь крышу над домиком на дереве. Его серебристые пальцы гладят черты его лица, и я понимаю, что и без его слов знаю — ночь еще далеко не закончилась.

— Это перемирие только на сегодня. — Задыхаюсь я, потому что мне, наверное, понадобится вся неделя, чтобы снова перевести дух.

Кроме того, я вижу в его темном взгляде, что он думает, будто это означает, что я приняла его. Кольцо. Будущее, которое он хочет для нас. Все.