Сломанная нота

Я сильно прикусываю нижнюю губу, мое сердце колотится. Я впервые вижу, как Серена расстраивается.

— Иди.

Бриз машет мне рукой.

Я бросаю на нее беспомощный взгляд.

— Иди, обними ее.

Неловко переместившись на край стола, я обнимаю Серену. Я не выросла с PDA. Я проявляю заботу не через прикосновения. Серена, похоже, тоже не из тех, кто любит обниматься. Но, к моему удивлению, она поворачивается и обнимает меня в ответ, как будто это действительно ее успокаивает.

Я глажу ее по спине, чувствуя ее боль, как свою собственную.

— Я обещаю тебе. Если у Джинкс действительно есть доказательства, я сделаю все, чтобы заполучить их в свои руки.

Серена отстраняется и вытирает глаза.

— Прости. Я не хотела так выходить из себя.

— Все в порядке. — Ласково говорит Бриз.

Серена вдыхает.

— Я не против того, что Джинкс смотрит на меня.

Я приподнимаю бровь.

— Ты уверена?

— Да. — Серена тяжело сглатывает. — Она может разрушить всю мою жизнь. Если это означает, что я смогу сохранить жизнь своей маме еще на один день, я сделаю это. — Она поморщилась. — Мне просто жаль, что именно тебе придется расплачиваться за это. Мы можем как-то поменяться? Я не думаю, что это правильно, когда ты страдаешь, а я получаю выгоду.

Бриз качает головой.

— Джинкс не похожа на человека, который согласится на подмену.

— Бриз права. — Я протягиваю Серене салфетку, и она благодарит меня трепетной улыбкой. — И я действительно не против. Я ненавижу чувствовать себя беспомощной. А так у меня есть шанс все исправить.

— Большое спасибо, Каденс. — Серена сжимает мою руку.

— Купер!

Одна из официанток жестом указывает на меня, а затем на Фрэнки.

Я смотрю в окно кухни и вижу, как мой босс смотрит на меня из-за гриля.

— Твои пятнадцать минут, наверное, истекли. — Размышляет Бриз.

— Мне пора возвращаться к работе, ребята.

Я проверяю свой телефон и подтверждаю, что у меня на пять минут больше пятнадцати, которые дал мне Фрэнки. На этот раз он проявил немного милосердия. Наверное, потому что увидел, как Серена плачет.

— Мне тоже нужно идти. — Говорит Серена. — Мне нужно проведать маму.

— Я отвезу тебя в больницу. Мама разрешила мне сегодня воспользоваться ее грузовиком.

Бриз вертит ключом на среднем пальце и шевелит бровями.

Я машу девочкам на прощание и заканчиваю свою смену в закусочной.

В автобусе, возвращающемся домой, я проверяю свой телефон.

У меня несколько сообщений.

Серена: Я не знаю, что я сделала, чтобы заслужить такую подругу, как ты. Спасибо тебе большое, Каденс. Даже если у нас ничего не получится, я никогда не забуду, что ты для меня сделала.

Датч: Ты уже начала драться, Брамс?

Несмотря на себя, я хихикаю. Кем он себя возомнил?

Есть еще одно сообщение.

Он от Ви.

Виола: Ты не знаешь, где мама?

Мои плечи напрягаются, и я листаю телефон.

Ничего.

Мама со мной не связывалась, и, поскольку я не знаю, есть ли у нее телефон, не говоря уже о номере, я тоже не могу с ней связаться.

Разочарование закипает в моем нутре.

Я отправляю Ви сообщение.

Я скоро буду дома. Тогда и поговорим.

Пятнадцать минут спустя я открываю дверь в свою квартиру, и на меня набрасывается Виола.

— Ты же не думаешь, что ее убил тот убийца?

Моя младшая сестра пожевала нижнюю губу. Сегодня она снова накрасилась. Выглядит это скорее со вкусом, чем чрезмерно. Она действительно начинает находить то, что ей подходит.

— Нет, не думаю. — Усталость тянет меня вниз, но я отряхиваюсь. — Ты ела?

Вскинув длинные ресницы над своими большими карими глазами, Виола идет за мной на кухню.

— Откуда ты знаешь? Что, если мама где-нибудь в канаве? Что, если они разрезали ее тело на куски, засунули их в мешок для мусора и бросили в реку?

У меня внутри все остыло. Часть меня думает, что если бы мама исчезла по-настоящему, нам было бы легче жить. Я уже испытала на себе, какой была бы жизнь, если бы ее не было. Это было тяжело, но не ужасно.

Мы с Вай выжили.

Мы будем продолжать выживать — с мамой или без нее.

Вай шлепает меня по руке.

— Кейди, ты вообще меня слушаешь?

— Да, слушаю. — Устало говорю я, доставая хлеб.

По крайней мере, мама не доела эту буханку во время своей нелепой попытки позавтракать. Вай хватит на целый сэндвич. Я могу съесть последний кусок хлеба вместе с парой кусочков колбасы.

— Тебе не все равно? — Обвиняет она.

— Конечно, мне не все равно.

Или, по крайней мере, я хочу этого. Но мое сердце черствое. Мне нужно оцепенеть. Иначе я буду ломаться и плакать каждый раз, когда жизнь будет бить меня по лицу. А она бьет. Часто. Если я все время буду позволять себе чувствовать, все действительно закончится. У меня не останется сил на новый день.

Виола все еще смотрит на меня сердитыми глазами.

— Что? — Спрашиваю я, намазывая горчицу на хлеб.

— Ты ведь больше не будешь хранить от меня секреты?

— Нет.

— Я даже не могу тебе доверять, когда ты так говоришь. — Она насмехается. — Ты солгала, что мама умерла. Ты позволила мне поверить в то, во что ты хотела, чтобы я поверила. Я была в полном неведении.

Вай не в духе, но я слишком устала, чтобы сдерживать свое разочарование.

— Что ты хотела, чтобы я сделала, Вай? Ты хотела, чтобы я затащила тебя в комнату, пока мама излагала этот дурацкий план и убеждала меня, что так будет лучше? Ты хотела, чтобы я взяла тебя с собой, пока она показывала мне труп, о котором я должна была заявить в полицию? Ты хотела лгать властям вместе со мной? Ты хотела сжечь чужую мать? Чужую сестру? Чужого друга? Хотела ли ты жить с чувством вины, которое это влечет за собой? Ты хотела, чтобы та часть тебя, которая все еще верит, что в мире есть добро, умерла?

Ее ресницы трепещут. Ее глаза наполняются слезами.

— Я хотела, чтобы ты мне доверяла! Я хотела, чтобы ты разделила свои чертовы тяготы и перестала вести себя так, будто ты единственная, кто может пожертвовать собой!

— Я не хотела, чтобы ты волновалась...

— Я не ребенок! — Она бросает в меня слова. Достаточно горячие, чтобы ошпарить. — А ты не моя мама.

Обычно я несокрушима.

Но моя эмоциональная защита ослабла. Слова попадают в цель.

— Я иду спать. — Я подталкиваю к ней тарелку. — Ешь. Не ложись спать голодной.

— Кейди...

Я пробираюсь в свою спальню и закрываю дверь.

Мама может пробраться обратно сегодня ночью, и я хочу, чтобы она меня увидела. Я хочу посмотреть ей в глаза и спросить, почему она так поступила. Я хочу спросить, почему она просто не оставила нас в детском доме, чтобы мы сами о себе позаботились, а не потащила нас с собой в этот адский мир. Я хочу спросить, зачем она вообще завела детей.

Матрас скрипит, когда я опускаюсь на него всем весом. Я выгибаю тело вперед, буквально не в силах поднять голову. На моей груди лежит большая тяжесть. Это слишком больно. Слишком сильно.

Мой взгляд скользит к клавишам в углу. Она настолько бесполезна, что мама не стала пытаться ее заложить. Спустившись с кровати, я, спотыкаясь, опускаюсь на пол, подключаю наушники и позволяю пальцам погладить клавиши.

Тишина вздрагивает и умирает.

Музыка заполняет мои уши.

Мое собственное творение. Мое собственное извращенное чудовище. Я создаю ее из ничего, кроме собственной боли и мучений. Темные, пульсирующие ноты. Лязгающие аккорды. Песня о кровотечении и разрушении. Она сплетается с моим сердцем и дает мне энергию, когда раньше ее не было.

Я играю до тех пор, пока мои пальцы не начинают пульсировать.

Тогда я останавливаюсь.

Растеряна.

Вялая, как высушенная тряпка.

Ноги затекли, и я не могу даже встать. Не теряя надежды, я заползаю в кровать и беру с комода телефон.

Пора.

Я пишу СМС Джинкс.

Я в деле. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала.