Страница 4 из 5
Всё на мгновение сжалось.
Гермиона ахнула:
— Малфой!
— Грей…
Зубы вонзились в её нижнюю губу, и Драко с силой прижался лбом к её щеке.
Она расклеилась, растаяла, рассыпалась, распалась на куски. И в голове на миг мелькнуло, что это всё имеет смысл. Какой-то скрытый, потаённый, но имеет.
Драко отстранился, и, с трудом перевернувшись на спину, Гермиона замерла, раскинув руки. Грудь тяжело вздымалась, и ускоренный стук сердца отдавался по всему телу. Разгорячённую кожу охладило дуновение свежего воздуха; Драко явно взмахом палочки приоткрыл окно.
Голова была пустой… Почти пустой.
Драко вдруг склонился к ней и крепко поцеловал в губы, потом ещё раз, и снова — уже легко, почти касаясь. Гермиона ладонью прижалась к его плечу, способная лишь на это. Он лёг рядом, свистящее дыхание вырывалось изо рта.
Какое-то время они лежали молча. Отдыхали и справлялись с собой.
Обычно он уходил достаточно быстро; по пальцам одной руки можно было пересчитать те дни, когда они оба были так измотаны, что засыпали рядом. Но в этот раз даже под маской Гермиона чувствовала, как Драко смотрит на неё.
Она чуть повернула голову в его сторону; он заметил и нарушил тишину:
— И как твои кошмары?
Вопрос сорвался словно между прочим, голос был рассеянно безразличный.
Он знал.
Она спала большую часть ночей, всё было вполне терпимо. Но иногда видения будили её резко и бесповоротно, покрывая спину склизким потом страха и затуманивая сознание. Они возвращали в дни ужаса, тоски, разочарования. И хоть Гермиона умела быстро отмахнуться и вернуть себя в реальность, они мешали концентрации. Поэтому она боролась с ними.
Временами она не сдерживалась и выходила ночью в гостиную, где в некоторые дни встречала Драко. Порой её обуревала скука или возбуждение — и она шла к нему сама, прямо в комнату, которую он никогда не закрывал от неё.
Свою она тоже почти всегда оставляла открытой.
— Лучше, — Гермиона неопределённо качнула головой. — Зелья Помфри помогают. И эта маска.
Он хмыкнул — совсем тихий звук, но достаточно отчётливый в тишине комнаты — и что-то невнятно промычал в ответ.
— А ты?
— Меня чуть было не сморила лекция Бинса, мне не нужны зелья, — легко, насмешливо, язвительно.
Какая незатейливая ложь, он даже не постарался.
Ведь Гермиона знала, что Драко здесь в том числе из-за того, что снова не мог заснуть.
— Ты шутишь? — подначила она и повернулась к нему, перекатившись на бок. — Биография Улика Гампа невероятно увлекательна, и меры соблюдения статута о секретности, которые он ввёл…
— Тише, тише, Гермиона, — он перебил её со смехом. — Сохрани запал для своего эссе, не надо мне его пересказывать. Я верю, что у тебя уже заготовлен рассказ на тридцать страниц. Или ты снова выйдешь за лимиты и напишешь под пятьдесят?
— Ограничения бессмысленны, одна лишь классификация непростительных заслуживает…
Вот они: двое вчерашних детей, которые пережили войну, теперь так просто спорят о домашнем задании и нудных — ладно, правда нудных — лекциях. С маской (одной ли?) на лице и посткоитальной расслабленностью тела.
Драко фыркнул, вновь прерывая её:
— Ты же знаешь, что за дополнительные страницы не дают баллов? Я вообще считаю, их должны снимать. Умение быть кратким — отдельный талант.
— Ну уж точно не твой, Малфой.
Его смешок коснулся её кожи.
— Мне и не нужно быть кратким. У меня слишком блестящее красноречие и слишком хорошая выдержка, чтобы ими пренебрегать.
— Ты имеешь в виду, что у тебя длинный язык и…
— О, Гермиона.
— Я не это хотела сказать.
— Теперь ты меня не переубедишь, я польщён, хоть это и факт — а факты не должны льстить.
Она, должно быть, покраснела до корней волос, но понадеялась, что маска для сна и темнота скрыли это от его внимания.
— Ты полный придурок — вот тебе факт.
Драко снова рассмеялся, и звук осел где-то внизу её живота, вызывая лёгкую дрожь.
— Голословные утверждения, Гермиона. Ты даже не видишь меня, так откуда можешь знать?
Она знала: мерзавец улыбался. Поморщившись, Гермиона обронила:
— Делаю вывод на основе звука голоса и слов, — она поджала губы и, задумавшись на мгновение, всё же добавила: — Но это несправедливо.
Она, пожалуй, не имела в виду ничего такого, но тишина вдруг приобрела другой оттенок. Что-то в её словах заставило его задуматься. Он не отшутился, не поспорил, не съязвил в ответ, а лишь молчал и только через долгую минуту протянул:
— В жизни много несправедливых вещей, но это не одна из них, — он вновь помедлил, прежде чем продолжить. — Если бы ты потрудилась задуматься, то поняла, что всё на самом деле честно. Так что ты могла бы уступить мне хотя бы это.
Если бы Гермиона плохо знала Драко, то посчитала странный тон голоса раздражённым или даже злым. Но по звуку, сочетанию слов и тяжёлому вздоху она поняла, что услышала горечь.
Это было непривычно для их вечных пикировок, обменов мнениями, жарких споров. Бывая грустным временами, Драко редко делился с ней своей тоской.
Она могла бы потянуть за эту ниточку, распутать узел, спровоцировав его. Могла бы, но не стала. Вместо этого Гермиона поправила маску, чтобы точно не сползла, и Драко, казалось, понял незатейливый немой сигнал.
Он не обнял её.
Насколько Гермиона могла понять, он лишь подпёр голову рукой, касаясь согнутым локтем её плеча, и потянулся к ней. Он пальцами второй руки коснулся тела: плеч, живота, груди, но уже без интимного подтекста.
Драко продолжил разговор, вернувшись к Бинсу и истории, перескочил к Совету Волшебников, потом на квиддич…
Он говорил и, вторя собственным словам, отбивал нестройные ритмы на рёбрах Гермионы, скрытых простынёй.
Она то спорила, то соглашалась, то злилась, то смеялась, а под конец сама и не заметила, как заснула.
***
Открыв глаза, Гермиона увидела свет: бледные розовые и желтые лучи дотрагивались до поверхностей, рассеивались по комнате, высвечивая бордовые элементы. Из приоткрытого окна доносились порывы, тревожа занавески.
Оттенки были тёплыми, умиротворяли, расслабляли.
Лишь алебастровый цвет лица напротив и выцветшие волосы выделялись, как кусок мрамора в тканной мастерской.
Маска валялась в стороне, ненужная во сне и, кажется, уже не так необходимая наяву.
Гермиона всмотрелась в лицо Драко.
Сеть голубоватых капилляров просвечивала сквозь вздрогнувшие веки. Он открыл глаза и встретился с ней взглядом.
Этот серый…
Она, сощурившись, кивнула.
— Утро, — хрипло заметил он.
Гермиона кивнула снова, не сводя с него взгляда. Так много было сделано, пока она не видела, теперь же не происходило ничего — но она смотрела, впитывала.
Голова тяжелела от отчаянной работы мозга.
— Сколько?
Гермиона пожала плечами:
— Не проверяла. Я только проснулась и не помню, как заснула вчера…
— Ты засопела где-то между моим рассказом про четвёртое издание «Драгоценных свойств рожков цератонии стручковой» Франциска Марэ…
— Я ещё не спала — я ведь задавала вопросы!
— О да, дурацкие…
— …заинтересованные!..
— …так вот, между рассказом о рожковом дереве и историей про чемпионат мира в Рын-песках…
— Этого не помню, тебе придётся повторить!{?}[Пасхалочка: можно считать это двойной попыткой Героины пошутить, так как упомянутый чемпионат известен как «чемпионат, который никто не помнит».
Информация с Pottermore:
Для соревнования была подготовлена площадка, тысячи зрителей купили билеты, торговцы запаслись спортивной атрибутикой для продажи. Однако спустя какое-то время люди заметили, что не помнят ни единого момента с Чемпионата. Относительно этого загадочного события были построены многие теории. Возможно, это было массовое заклинание изменения памяти, которое применили члены Фронта Освобождения Гоблинов, в то время очень активные и популярные маги-анархисты. Также высказывались мнения, что все участники и зрители Чемпионата подхватили особую вирусную инфекцию, вследствие которой стёрлись их воспоминания.] В подробностях со всеми деталями, и я возьму заранее подготовленный список вопросов, но главное я хочу при этом делать заметки и…