Омут

Люциус дергался под ударами, а из груди доносился хрип. На секунду или две после удара хрип прерывался — Гарри подумал, что все закончится смертью до того, как вспомнил, что происходящее — отголосок прошлого. Казалось, что Малфой не мог выдержать подобного — никто не смог бы. Гарри следил за каждым взмахом, провожая взглядом руку Тома.

Одежда на спине Люциуса порвалась и пропиталась кровью, он больше не хрипел — дыхания не было слышно. Волдеморт остановился, когда изо рта жертвы потекла на каменный пол темная кровь.

— Решил сбежать от меня, Люциус? — спросил Том, подошел поближе, остановившись в шаге от натекшей багровой лужи.

— Нет, мой лорд, я не хотел…

Гарри следил, как тщетно Люциус пытается сгрести собственную кровь руками, чтобы она не испачкала ботинок Тома. Жалкие попытки завораживали.

— Благодарю, — сказал Том, наступая ногой на голову Малфоя. — Не волнуйся, я не брезглив. К тому же, мы всегда можем исправить ошибки с помощью волшебства. Ты исправишь свои ошибки, Люциус?

— Да, мой лорд, — прохрипел Малфой, прикрывая глаза будто от удовольствия. У Гарри снова пересохло во рту.

— Ты сделал правильный выбор, Люциус, — продолжил Том.

— Благодарю, мой лорд.

Том убрал ногу, отошел и задумчиво посмотрел на стену, погруженный в свои мысли.

— Никогда больше не разочаровывай меня, Люциус. Ты ведь уже понял, как сильно я сдерживаюсь каждый день ради твоего комфорта? Ради твоей безопасности? Ты совершенно не ценишь моих усилий.

— Простите меня, мой лорд, — Люциус встал на четвереньки и пополз к Тому.

— Лежать, — Том обернулся, и его взгляда было достаточно, чтобы Малфой рухнул на пол, склонив голову.

— Отлично, Люциус! — похвалил Том. Он подошел к чужой палочке, лежащей на полу, поднял ее и бросил хозяину.

Больше Малфой не представлял угрозы. С трудом приподнявшись, он взял палочку и убрал ее, не попытавшись не только атаковать или защищаться — даже облегчить боль, вправить нос или очистить одежду.

Том подошел ближе, убрал свою палочку и, как прежде, приподнял голову Малфоя за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

— Ты рад? — спросил он, улыбаясь.

Гарри подошел к Тому и встал рядом, чтобы видеть Люциуса глазами врага. Грязное лицо со сломанным носом, умоляющий взгляд. Жизнь Люциуса и даже его воля принадлежали Тому Риддлу в этот момент. Гарри был уверен, что теперь пытка закончится.

— Да, мой лорд, — ответил Малфой. В его голосе были боль и покорность.

— Мне жаль тебя, — сказал Том без тени жалости. — Твои нелепые предрассудки ограничивают тебя. Мешают стать лучше. Не волнуйся, я помогу.

Том отступил на пару шагов, Гарри последовал за ним, не понимая, чего он хочет добиться. Малфой был раздавлен, выполнил даже глупый приказ «Лежать», и готов был делать все, что скажет мучитель.

Гарри посмотрел на Тома, гадая, зачем тот собирается продолжить пытку. Чтобы Малфой радовался? Это невозможно. Для того, чтобы Малфой наслаждался мучениями, его нужно сломать так сильно, что он отправится в Больницу Святого Мунго и проведет там остаток дней овощем. Даже тогда нельзя заранее знать, чем обернется безумие.

Том Риддл аккуратно сжимал палочку и смотрел сквозь Гарри на жертву, не сомневаясь в своих действиях ни на секунду. Он знал точно, наверняка, что именно делать, чтобы добиться от Малфоя искренней радости. Для него происходящее было не импульсивной вспышкой ярости, а продуманным планом. Гарри видел по сосредоточенному лицу, что Том Риддл представлял все детали своей встречи с Люциусом до того, как они попали в эту комнату.

Будь Том Риддл на стороне авроров, им не пришлось бы десятилетиями ждать признания от преступников. Они могли бы получить все нужные сведения вовремя. Вместо перекладывания бумажек они, наконец, смогли бы заняться тем, чем должны были — уничтожать зло. Без пустой детской ярости, без наигранного возмущения — как профессионалы.

— Теперь, когда ты знаешь, на что я способен, Люциус, думаю, мы можем поговорить откровенно, — сказал Том после долгой паузы. Гарри очнулся от собственных мыслей и посмотрел на воспоминание.

— Как пожелаете, мой лорд, — прохрипел Люциус, опустив голову.

— Ты уже знаешь, чего я собираюсь добиться для волшебников, Люциус, — сказал Том, начиная двигаться вокруг распластавшегося на полу Малфоя. Гарри последовал за ним.

— Равенство — обман, с этим ты спорить не будешь. Я хорошо знаю о твоем презрении к грязнокровкам. Но ты должен понимать, что и среди волшебников есть те, кто обречен всю жизнь пресмыкаться перед другими. Ты ведь не хочешь быть одним из них, Люциус?

Том замер перед лицом Малфоя и замолчал, ожидая ответ. Люциус медленно поднял дрожащую голову и заглянул в глаза Тому, словно искал подсказку.

— Нет? — неуверенно ответил он в конце концов.

— Конечно нет, Люциус, — успокоил его Том, наклонился и подал руку.

Малфой дернулся, словно ждал от этой руки удара, но потом понял свою ошибку и медленно взял Риддла за руку.

Гарри чувствовал, что в этом жесте было больше жестокости, чем в использовании Круциатуса, но не мог объяснить почему даже самому себе. Как будто эта помощь, которую Том предложил Люциусу, на самом деле опускала того еще ниже, но он уже не понимал этого, падая в пропасть.

Волдеморт и Малфой стояли друг напротив друга, как в самом начале встречи, свидетелем которой стал Гарри благодаря Омуту. Одежда Малфоя была помята, лицо испачкано, нос сломан. Том взмахнул палочкой, провел ей снизу вверх, и одежда вернулась к прежнему состоянию. Затем он взмахнул палочкой еще раз, и Малфой зажмурился от боли, когда его нос повторно хрустнул. Сейчас Гарри не смог бы сказать, чем этот Люциус отличается от того, кто начинал разговор. Разве что теперь он больше не задирал голову.

— Ты не хочешь быть одним из тех, о кого вытирают ноги, — улыбаясь, продолжил Риддл. — Рядом со мной ты станешь неуязвим.

Взгляд Люциуса был прикован к губам Риддла, глаза сияли.

— Никто не посмеет коснуться тебя, возразить тебе, косо посмотреть на тебя. Ты помнишь, как сложно было твоему отцу, когда его журили за атаку на Лича?

Люциус кивнул.

— Я помогу тебе подняться так высоко, что даже Министерство Магии не сможет мешать твоим планам. Ты ведь хочешь этого? Не глупых чаепитий со слизняком, обсуждающим вещи, понять которые не способен. Настоящей власти?

Люциус открыл рот, но не успел ответить.

— У тебя будет все, что ты захочешь, и они будут дрожать от страха, услышав твой голос, — продолжил Риддл и провел пальцами по щеке Люциуса. — Ты хочешь стать таким?

— Да, мой лорд, — прошептал в ответ Малфой, прижимаясь щекой к ладони Риддла.

— Все, что тебе нужно, дорогой Люциус, — быть моим, — улыбнулся Риддл, убирая руку. — Но ведь это уже так.

Люциус растерянно смотрел на него.

— Ты будешь делать все, что я скажу, — начал Риддл, и под его выразительным взглядом Люциус ответил:

— Да, мой лорд.

— Ты заставишь тех, кто сомневается, поступать так же, — продолжил Риддл.

— Да, мой лорд, — эхом ответил Малфой.

— Тебя ждет большое будущее, Люциус, — сказал Риддл, отступая. — Поздравляю с окончанием Школы.

Последняя фраза обожгла Гарри осознанием реальности случившегося. Он следил за разговором так, словно тот происходил во сне, но внезапно понял, что это происходило с Люциусом в реальности, сразу после выпуска из Хогвартса. Ему было шестнадцать или семнадцать лет, он был гордым представителем славной семейки, но Том Риддл нашел подходящую мотивацию, чтобы сделать его одним из главных сторонников. Боль, море боли, и надежду, что эта боль не повторится, что ее ценой Малфой может купить себе невозможную в старом обществе власть.

Воспоминание закончилось, Гарри стоял над Омутом, продолжая размышлять об увиденном. Ему отчаянно хотелось курить. Он достал пачку, прикурил и затянулся, торопливо пряча воспоминание во флакон.

Его рука машинально спрятала флакон в карман вместе с пачкой сигарет, но он достал воспоминание и посмотрел на него.