По прозвищу Чумной

– Вот уж не думал, что тебя что-то может напугать…

Пёс сжал зубы чуть крепче, прижимаясь к ногам некроса всем телом – корабль тряхнуло на входе в атмосферу планеты. Единственные условно живые существа на корабле закаменели, пытаясь понять, что с ними вообще происходит – перед отсоединением небольшие окна на капсуле затенились, чтобы избежать возможного ослепления пассажиров. Откуда-то, вероятно со стороны “Неунывающего” полыхнуло смертью, заставляя некроманта с удовольствием втянуть воздух. Ему не обязательно было убивать самому, видимо, нужно лишь находиться достаточно близко. Это радовало, если можно так сказать. Как инквизитор он старался избегать жертв среди обычных людей, пусть это и не всегда получалось, и мысль о том, что для выживания нужно устраивать резню, давила.

Голова взрывалась от перегрузок, было ли это дефектом капсулы, непредусмотренным моментом, или же какой-то индивидуальной реакцией некромантского организма, Чумной сказать не мог. Он лишь кое-как сжал виски, насколько позволяли удерживающие его ремни, в надежде, что его не вывернет наизнанку.

“Сбой системы приземления!”

– Твою же мать…

В момент удара капсулы о землю тело Алексея, всё ещё лежащее в камере, дёрнулось, падая с узкой койки.

*

– Интересно, как с таким качеством кораблестроения они умудрились освоить космос? – Ликс лежал рядом с раскуроченной капсулой.

Он почти уцелел. Почти – многострадальную руку всё-таки отрезало куском металла, и теперь некрос прохлаждался на земле, стараясь не смотреть, как конечность прирастает обратно, даже к ощущениям не прислушиваться, хотя те и были весьма отчётливыми и весьма неприятными. Прибившийся к нему пёс лежал у хозяина под боком, облизывая воняющую кровью и пеплом пасть. Некрос ещё не знал наверняка, чего именно тот нажрался: местной живности или останков бедолаг с почти похитившего их корабля, и пока что не видел смысла выяснять. Вот когда он соберётся в полный комплект и все конечности окажется на положенном им месте, тогда Ликс и займётся исследованием местности. Тем более, что если его животина не нервничает, то и ему можно немного расслабиться.

Руку до плеча прострелило, волокна продолжали срастаться, нервы восстанавливались, и вот как раз их заживление и давало настолько потрясающий набор ощущений. Вот убить некроманта достаточно сложно, но избавиться от угрозы в его лице точно можно с помощью расчленения. Ликс весьма живо представил себе, как его куски развозят по разным планетам, а то и просто сжигают, оставляя говорящую голову.

Ерунда какая. Лезет в голову непонятно что.

Некромант шевельнул пришедшей в порядок рукой, неуверенно на неё опираясь. Вспомнилось внезапно-очевидное, как он когда-то восстанавливался после первой серьёзной травмы: встретившийся маг тогда от души приложил его всем телом о стену перехода в метро. Инквизиторы, конечно, всегда были в разы крепче обычных людей, некоторыми можно было металлические двери выбивать, но ему, тогда ещё даже не полноценному члену отряда, так, мелкому воспитаннику, хватило и этого, чтобы на несколько роковых мгновений потерять ориентацию. Его схватили за шкирку и ударили о камень ещё несколько раз, пока не затрещали ломаемые кости. С “бешенным”, магом, которому в голову ударила сила, он тогда столкнулся в первый раз. Они не просто верили в своё всесилие, этим-то как раз и среди инквизиторов многие грешили в определённом возрасте, нет. Многие из бешенных, одержимых мелкими голодными духами, считали смыслом жизни истребление всех, кто не обладал магией, с особенным наслаждением охотясь на мелких инквизиторов, если те теряли бдительность.

Алексея тогда спасла доставшаяся от матери магия: вспышка выжгла пространство узкого перехода. После этого ни инквизиторской, ни колдовской силой парень не мог пользоваться ещё месяца три. Кости срастались примерно столько же.

Сейчас уже полноценного носителя магической чумы радовала своим наличием ускоренная регенерация. Убедившись, что все куски на своём месте, он осторожно осмотрелся, прислушиваясь к происходящему вокруг, прежде, чем встать в полный рост. И медленно поднялся на ноги, рассматривая пустырь, на котором оказался.

Зелёная трава, наверняка сочная, распаханная двумя рукотворными метеоритами, лилово-голубое небо над полем. И шум воды – где-то впереди, практически на горизонте, ввысь ударил гейзер. Достаточно близко, чтобы обострённый слух это уловил, но достаточно далеко, чтобы переживать из-за возможной опасности. Некрос принялся медленно выбираться из ямы, в которую его загнала рухнувшая капсула, помогая костяному псу, подсаживая того выше: разбрасываться таким преданным и полезным животным Ликс не собирался.

Суставы то и дело щёлкали, но пока что подводить своего обладателя не собирались, так что крутой склон некрос преодолел весьма бодро, с наслаждением касаясь действительно сочной, наполненной жизнью травы. Забавно, что ему понадобилось умереть, чтобы снова начать наслаждаться жизнью даже в такие моменты и в подобных мелочах. Вернее, особенно в таких обстоятельствах. Пёс, реагируя на настроение некроса, прокатился по траве – и снова нырнул в яму. Дёрнувшийся было Чумной живо вспомнил, что питомец, вообще-то, умудрился за время его отключки найти себе перекус, а значит выбраться сам вполне способен. Подтверждая, четвероногое чудо – или всё-таки чудовище? – выбралось обратно, виляя тощим хвостом.

– Пойдём. Надо посмотреть, что там с нашими, кхм, собратьями по несчастью. И кораблями… Не хотелось бы здесь застрять.

Костяной согласно залаял, ударяя по ногам тонким хлыстом, каким-то чудом не отваливающимся от ходящего ходуном костлявого зада. Некромант даже не вздрогнул, только нога в первый момент почти что подогнулась.

– Показывай давай, чем ты тут питался.

Пёс хрипло гавкнул, уносясь в сторону – спасибо, что не к упавшему кораблю – и вспугивая какую-то мелкую живность, чутьё явно говорило о бьющихся сердцах где-то поблизости, слишком маленьких, чтобы быть человеческими, но активно гонящих кровь. Их обладатели совершенно точно ощущали, что рядом с ними находится двуногая угроза, чудовище в кажущейся безопасной оболочке.

Костяной притащил в зубах нечто мелкое, уже не трепыхающееся. Чумной сравнил бы неведомое животное с кроликом или сусликом, но у тваринки был нежный и будто серебристо-лиловый мех, маленькие округлые ушки и длинный пушистый хвост. Охотиться на такое было бы откровенно жалко. По крайней мере только ради мяса, а вот шкурка могла бы представлять больший интерес. Что-то человеческое, не вытравленное инквизиторским воспитанием и слиянием с некромантом, шевельнулось на миг.

– Докатился, зверей жалею больше, чем людей… Да не ругаюсь я на тебя, не ругаюсь, – отозвался он на жалобный скулёж костяного пса.

Тот продолжил нести свою добычу в пасти, явно планируя накормить ею неразумного хозяина, неспособного самостоятельно позаботиться о своём пропитании. По крайней мере, какое-то решительное выражение на морде наводило именно на такие мысли. Некромант хмыкнул: как бы самому лаять не начать, если вынужденное общение исключительно с псом затянется.

Люк “Неунывающего” поддался со скрипом, и то только потому, что некрос умудрился подцепить его какой-то деталью, отвалившейся от корабля. Если бы не разгерметизация, то и не вскрыл бы, а так эта консервная банка была уже с пробоиной, позволяющей доковыряться до содержимого. Зато теперь он мог быть уверен, что пёс нажрался не человечины, пусть сейчас и порывался это сделать.

– Фу, нельзя! Я всё понимаю, но людей – не в моём присутствии.

“Хозяин совсем дурной стал, никак в себя не придёт”, явственно читалось на тощей морде, но послушаться некроманта животному всё-таки пришлось. Мало ли, оставят ещё где-нибудь, а ему так нравилось изучать новые места и охотится на новую живность! Всё лучше, чем на кладбище, где ни еды, ни развлечений. Пёс фыркнул, виляя хвостом, и пристроился сбоку от владельца, подстраиваясь под его шаг. То, что некрос выглядел тощим мальчишкой, его не смущало, костяной прекрасно чувствовал нутрянку. А внешность… знал он за века своей жизни нескольких некромантов, постоянно меняющих себе лицо, когда прежнее надоедало. С этой братией ориентироваться вообще можно было только на магический отпечаток. Ну, пожалуй кроме пары вожаков, по мнению пса, те почему-то менять лицо не умели.