Страница 61 из 80
Ах наблюдательный поганец! Но поговорить им всем, наконец, пожалуй, действительно стоит. Только сначала отдохнуть… Как бы Яра не относилась к происходящему, истощенная она ничем не поможем тем, кто остался в иррейне.
***
Интерлюдия 7. Старый враг.
Мы прорвемся, мой повелитель…
Обрывок разговора времен Последней войны
Алые отсветы плясали на камнях, отражались в остекленевших глазах алькона и на темной мантии его мучителя, задумчиво облизывающего пальцы — словно он попробовал изысканное лакомство. Казалось, свет багровой, зловещей луны пропитал комнату насквозь, вызывая ощущение удушья. Сайнар вздрогнул, чуть не споткнувшись и слепо замерев, потому что эта давящая сила буквально сбивала с ног, не давая сосредоточиться. Кажется, Азгар чувствовал нечто похожее — или во сто крат худшее. Ирр захрипел, хватаясь за горло, упал на колени, бессильно царапая руками кожу и силясь что-то сказать.
— Как глупо…
Вкрадчивый голос разнесся эхом. Тень в мантии подняла голову, откидывая густую, темную копну волос на спину. Ярко блеснули темно-синие, сумасшедшие глаза с вытянутыми зрачками. По его пальцам ползла бледная чешуя, забираясь вверх, к лицу, и придавая лицу ещё более гротескное выражение. Он совершенно безумен. Он даже не понимает толком, что творит — или понимает слишком отчетливо? Сайнару казалось, что он даже думать стал медленнее — то ли вследствие шока от происходящего, то ли от того, что чувствовал себя мухой завязшей в янтаре.
Не растерялся только один Йер. Рык, бросок, удар — и фигура в мантии отлетает к стене, скребя ногтями.
— Ах ты!
Тихий шепоток, незнакомые звуки — и Йер, стискивая зубы, падает навзничь, успевая ещё свернуться компактным клубком. Сила уже не просто давит — буквально расплющивает, размазывает, разъедает мозг, заставляя подчиниться тихому шепоту:
— Ты мой. Вы все мои. Куклы. Игрушки. Рабы. У тебя нет воли. Нет желания сопротивляться. Нет чувств. Ты лишь пустая послушная оболочка… Иди ко мне. Прими свой ошейник, щенок. Я немного недооценил тебя… Но это уже неважно.
Тело двигается, дергаясь, словно он и правда кукла-марионетка. Тело падает на колени, ударяясь об пол, и униженно ползет, а разум бьется, рыча от ненависти, в клетке. Вот жесткая ладонь хватает за подбородок, резко приподнимая, вот она закрывает ладонью рот, осматривая, как жеребца в загоне, доставая из-за пазухи тонкий ободок. Лучше умереть, чем стать снова рабом! Он ещё успеет остановить сердце, он сможет!
Резкий удар отшвыривает Сая в сторону. Он слабо трепыхается, пытаясь сбросить дурман, и не может отвести глаз от двух схватившихся в алом свете фигур. Ирр… Азгар дрался безыскусно, грубо, но напористо и умело, нанося достаточно неожиданные и, порой, даже подлые удары, магией и стилетом. Его противник… на мгновение запрокинутое бледно-серое лицо с тонкой чешуей показалось прямо в луче луны, заставив яростно зарычать. Похоже?! Он ещё гадал, кого напоминает мерзавец, прячущийся за троном? Он ещё гадал, как и кто сумел втереться в доверие к параноику-Азгару? Ещё бы он не сумел… Ещё бы…
Голова кружилась, но руки и ноги уже повиновались, хоть и с трудом. Крик — отчаянный, пронзающий пространство, словно смел все преграды, все запоры, все дурманы, ввинчиваясь в голову и заставляя вскочить, опираясь о стену.
Он потерял из виду Йера, списал его со счета — и рано. Алькон стоял у самого алтаря, держа в руке тот самый кинжал, которым был пронзен его Повелитель. Больше не было безумства — его черты словно разгладились, смягчились, и только разноцветные глаза пылали ясными огнями. Он атаковал противника со спины, нанося ему странные, едва заметные царапины, взвинчивая темп настолько, что его фигура словно расплывалась в тенях. Саю стало казаться, что кружится не алькон по комнате — кружит сама комната, кружит вокруг него в танце тьма, шипят искры. Или это кружилась голова? Он вздрогнул, прижавшись спиной к двери и клыками кусая губы. Он сможет. Он выживет. Он ненавидел это существо у алтаря всем сердцем, но и руки на него поднять не мог. Кровь не водица, особенно — родная, такая близкая. Хоть и хочется смотреть, как она стекает жадно с алтаря, впитываясь в чудовищно древние камни.
Руки ломило от усталости, юный дракон внутри раздраженно ворочался, — ему было негде разгуляться. Йер продолжал свой дикий, диковинный танец, и было совершенно незаметно, чтобы он уставал. Секунды складывались в минуты, минуты в… Сайнар не знал, сколько времени прошло. Он вообще мало что осознавал в данный момент. Миг — и тени у алтаря резко сгустились. Снова это возбуждающая дрожь по всему телу, холод и тлен, смешанный с запахом асфодели, в котором хочется купаться. Ещё недавно мертвое дело поднялось рывком, резко бросая себя вперед и сбивая противника на пол. Когти вошли под ребра, как нож в масло. В это мгновение не было на лице Верховного алькона ничего привлекательного. Это был зверь. Зверь, почуявший долгожданную пролитую кровь. Тварь, готовая драть горло обидчику до последнего, а там — как повернется.
Дьергрэ отступил в сторону тихонько беззвучно смеясь, и в побелевшем лице с синеватыми жилками было что-то такое, отчего хотело метнуться куда угодно — хоть в окно, только бы этот взгляд не остановился на тебе самом.
— Тварь такая!
Раздраженный рык, крик — и Кинъярэ относит резко в сторону. Безумно смеется его противник, медленно поднимаясь — его раны регенерируют с бешеной скоростью, хоть он и потерял достаточно крови. Кажется, он уже вовсе утратил человеческий вид, готовый разорвать любого в клочья. Кажется, он сам начал сползать на пол, чувствуя что-то противно-холодное в боку. Прижатая к одежде ладонь окрасилась кровью, вызвав едва слышный стон.
Наверное, так хищники нападают на более слабую добычу. Их противник развернулся и, зашипев, отчего в пустых бездонных глазах вспыхнул вертикальный зрачок, бросился на Сайнара. Он не успевал увернуться. Уйти в сторону. Да даже просто пригнуться — и то не было сил. Как будто все вытянуло, как будто его размазали, растоптали, сломали за эту сумасшедшую схватку. Сайнар прикрыл глаза — смотреть на собственную смерть все равно страшно. Миг тянулся за мигом, но не происходило ничего — только оглушающая, звенящая тишина, придавливающая к полу. На него навалилась сверху какая-то тяжесть, донесся исполненный муки стон — и глаза резко распахнулись, выхватывая детали. Незначительные, но такие важные.
Мужчина, закрывший его собой, еле дышал. Его рука все ещё сжимала горло врага, а вторая — пыталась вытащить из живота чужие когти вместе с клинком. Лицо исказилось в мучительной гримасе, кривились губы, на лбу выступил пот. И все-таки — серо-стальные глаза смотрели спокойно и почти умиротворенно — как будто он, наконец, вошел в согласие сам с собой. Азгар. Ирр. Его отец. Он закрыл его собой. Не обладая реакцией альконов, но, находясь к сыну ближе всего, это единственное, что он успел сделать.
Сайнар ещё не до конца осознал происходящее, а на сердце уже словно легла надгробная могильная плита. Он же… он же ненавидел его…
— Как же… как же так… — шепнули губы.
Как так может быть?!
Шипение, ругань, скрежет.
— Его нужно перетащить на алтарь, — глухой голос Йера, — этот ещё жив, да и малыш-нэкро, хоть ему и досталось.
— Если мы вытащим когти этой твари из живота Азгара, он тут же сдохнет, — усталый хриплый шепот Шэннэ.
— И что? — искреннее удивление словно стряхнула с него паутину оцепенения.
— Нет, — собственный голос противно дрожал, — нет… отец…
— Как мало нужно было, чтобы ты так назвал меня, leylo…
Лильен. Белый цветок смерти, родич лилии.
В сердце что-то натужно рвалось, но глаза оставались сухими.
— Мы не можем их так оставить, нэкро досталось от воздействия это ублюдка, — неласковый пинок чужого тела.
— Осторожнее, Йер. Он ещё не умер, и это кстати, зачем нам труп сейчас? Он должен умереть на алтаре.
— Как?..
Имел ли он в виду, как ожил Кинъярэ, или какой ритуал они задумали провести сейчас? Или же все это относилось к ситуации в целом?