Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 80

Шаг. Другой. Кажется, они спустились уже уровней на пять вниз. Как же он ненавидел чувствовать себя беспомощным! Невзрачная дверца разила магией Жизни так, что к горлу подступила тошнота.

Предупреждающий знак слуги. Где он заигрался? Из горла вырывался тихий рык, но дверь уже приглашающе распахнулась, и он резко бросил тело вперед, стараясь отрешиться от ослепляющей вспышки боли.

- Послушный пес пришел по зову хозяина… — каркающе-хриплый смех было первое, что достигло ушей сквозь вязкую густую пелену.

- Никогда не любил дешевые эффекты, — собственный голос сорвался и сипел, звуча слабо и едва слышно.

- Встань! — повелительный приказ. И тело не может не повиноваться, послушной марионеткой подтягиваясь вперед. — Подойди к этому прекрасному креслицу, шустрый мой слуга. — Сжать зубы и отрешиться, не оборачиваясь назад. Как давно он здесь не был. Как давно он забыл, что может ТАК выворачивать душу наизнанку.

Высокое кресло с широкими подлокотниками и длинной нижней частью больше напоминало пыточное приспособление. Впрочем, им оно и являлось.

- Садись в кресло, — скрипя зубами, Кинъярэ сел на прохладную поверхность, откидываясь назад, и позволяя широким ремням защелкнуться на шее, руках и ногах.

- Хороший мальчик.

Тот, кто поднялся из дальнего угла комнаты, в данный момент мало напоминал стареющего ирра, щеголявшего при народе легкой лысиной на затылке и излишней полнотой. Высокий, гибкий мужчина в самом расцвете сил, смуглокожий, кареглазый, обладающий военной выправкой.

- Давно ты балуешься запрещенной магией, Азгар? Не ожидал даже от тебя…

Кривая усмешка, отзеркалившая улыбку врага.

- Захочешь жить, воспользуешься любыми средствами, Кин. Тебе ли меня судить?

Оковы сжались, вдавливая в кресло.

- Я не люблю, когда меня обманывают, Кин. Мне казалось, я и так создал для тебя достаточно мягкие условия, в отличие от моих союзничков, которые не жалеют твоих… подопечных. А ты пошел против меня. Строишь какие-то странные планы. Обманываешь меня, заставляя сунуться за ненужной девкой в другой мир.

С каждым сказанным словом в тело начинал вливаться яд, со спрятанных в оковах шипов. Он расползался по телу, заставляя его занеметь, а внутри — бушевал пожар, выжигая, казалось, каждую клетку. Он мог бы закричать. Мог бы застонать, показывая слабость и удовлетворяя чужое эго. Но он просто молчал, не сводя пылающих лиловыми огнями глаз с мужчины напротив.

- За это я тебя и ненавижу, Кин, — мучитель сел совсем рядом, так близко, что один бы бросок… Чужие пальцы резко дернули хвост. — Я знаю, о чем ты думаешь, паршивец. Знаю, чего ты сейчас хочешь. Ты иногда бываешь ужасно предсказуем.

Кинъярэ же не сводил глаз с руки, закованной в перчатку, сотканную из магии Жизни. Та приблизилась — и пальцы, обжигая кожу, коснулись груди.

— И что же… по-твоему я хочу?

Он не отводил, не прятал глаз, даже видя, какой след оставляет чужая ненавистная магия на теле.

- Ты уже стар, Азгар. Ты пытаешься молодиться, но ты живешь куда больше, чем тебе предназначено. Ты бежишь прочь от Смерти, но не понимаешь, что этот бег бесполезен, — он смотрел прямо в лицо своему… кому? Бывшему другу? Ненавистному врагу? Жаждущему власти глупцу? — тебе сделали когда-то предложение, какое делали мало кому. Но ты не желал быть вторым. Только первым. А Смерть не дает вторых шансов, мой друг, — он дернул уголками губ, — можешь тешить свою власть. Можешь запытать меня и моих детей. Но изменить ты ничего не сможешь. Твое время утекает, Азгар…

Породистое лицо залила смертельная бледность, сжались руки в кулаки. Только почему в чужих глазах вместо ненависти на миг проглянуло отчаянье — словно его мучитель сам был в ужасе от того, что он делал и говорил.

Больно ли это — умирать и возрождаться раз за разом? Сколько ощущений может подарить настоявшееся с годами предательство?

Миг, другой — и он уже мог дышать, мог сплюнуть кровь, чувствуя, как дрожат мышцы.

— Ты просто никогда не испытывал настоящего страха, мой дорогой друг, — карие глаза сверкнули совсем близко, почти напротив, вызывая болезненное желание растерзать их обладателя. — Когда видишь, как время утекает сквозь пальцы, как уходят все, кто был тебе дорог…

— Ради тех, кто был тебе дорог, ты предал меня, Азгар? Ради чужих ли жизней ты мучил моих братьев и сестер? Ради собственной жалкой жизни и власти ты переступил кровные клятвы, бывший младший Страж, — он плюнул, с удовольствием гглядя, как стекает кровавая дорожка по холеному лицу. — Людишки. Как вы мерзки мне, продажные мелочные душонки, рвущиеся к мимолётной власти!

Ирр замер. Рука с одним лишь единственным квадратным перстнем на пальцах поднялась, стирая кровавый плевок — и опустилась.

Кинъярэ расхохотался, глядя прямо в глаза тому, кого когда-то сам посвящал своей Матери.

— А у тебя все еще не хватает духа поднять на меня руку по-настоящему, — алькон чуть дернулся в кресле. Волна волос упала на лицо, скрывая исказившиеся черты, — хоть что-то от тебя ещё осталось… насильник и детоубийца.



Вспышка оглушающего молчания. Кулак, врезавшийся в стену у самого виска. И снова смех — безумный, горький.

— Ты окончательно свихнулся, Рэй…

Прохладная ладонь ложится на лоб, и чужое давление, и боль исчезают.

— Порка уже окончена?

Глаза в глаза. И так хотелось бы не видеть в чужих вину, смешанную с болью. — Что ты крутишь за моей спиной, Рэй? Нарушить заклятие невозможно!

— Тебе это сказали те, кто его накладывал? Отщепенцы и прихвостни Жизни?

— А ты много знаешь, Рэй. Будь осторожнее, если не хочешь распрощаться с остатками жизни… — Азгар отошел и встал у двери, оперевшись о стену, — ведь ты не один…

Кинъярэ медленно встал, чувствуя, как активируется регенерация и кружится голова. В темных до черноты глазах предателя не было ни презрения, ни ненависти — только бесконечная усталость.

— Хочешь все последствия снова сбросить на меня? Тебе ведь не привыкать, Аз? Не ожидаешь же ты, что я сейчас прослежусь от умиления и воспылаю желанием тебе помочь?

Драгоценнейший качнулся, впиваясь когтями в стену, отбросил волосы с лица назад. Шаг. Хвост извивается кольцами, мечтая сжаться на чьей-то шее.

— Даже и не думал. У тебя не так много шансов выбраться из этого дерьма, Рэй. Их почти нет ни у кого из нас, я слишком поздно понял…

— Что продешевил и продался не тому?

Молчание. Хриплое дыхание.

— А ты умеешь быть жестоким…

Змеиные глаза, казалось, отражают пепел Серых полей.

— Ты еще не представляешь, насколько, — эхом ввинчивается в мозг ледяное шипение, — ты просто не представляешь…

Что ж, он узнал гораздо больше, чем продавшийся мерзавец хотел ему сказать. Все нити старого заговора ведут в одну сторону — к адептам Жизни. И это ему нравится меньше всего. В какую игру сейчас играет Иландер? Старый убийца слишком хитер, чтобы поставить не на того. По стылому коридору разносится тихий могильный свист.

А за стеной, скорчившись, прижавшись лбом к осыпавшейся штукатурке, замер темноволосый мужчина. Из темных глаз ушла ненависть, оставив лишь стылую тоску.

— Сильнее, чем я сам, ты не сможешь проклясть меня, друг мой…

Он не слышит, как распахивается вторая, внутренняя дверь, о которой не знал алькон. Только и успевает, что вздрогнуть, когда удар бросает его на колени.

— Ты стал слишком сентиментален, брат…

Глава 12. Судьбоносная встреча

Истинное мужество заключается не в том, чтобы призывать смерть, а в том, чтобы бороться против невзгод.

Сенека Луций Анней

Тихо и неслышно спускается тишина на ступени. Мягкой бархатной лапой она ступала по серому выщербленному полу у портала, заставляла замереть, настороженно оглядываясь по сторонам, и едва слышно выругаться под нос, увидев, как ползет по стенам такая же мглисто-блеклая плесень.

Не простая плесень… и площадка по ту сторону портала отнюдь не простая. Она заражена — и давно. Серая лихоманка. Йаррэ лихорадочно проверила магические резервы, сканируя осторожно окружающее пространство и параллельно старалась вспомнить все об этом мерзком заклятье… ведь Мастер рассказывал… На губах мелькнула злая улыбка.