Страница 7 из 21
Ноги от ступней до колен уже не чувствую от страха и взволнованности.
— Милый, — тихо шепчу я, опять сглатываю и закусываю губу, не отводя взгляда. Долгая томительная пауза, и продолжаю еще тише, — на мне новые трусики… кружевные…
Ног теперь вообще не чувствую.
И это не возбуждение, а страх того, что сейчас Егор усмехнется, поэтому я отшатываюсь и смотрю перед собой.
— Трусики на тебе не кружевные, да? — тихо и хрипло спрашивает Егор.
— Ты, что, не помнишь, какие на мне трусы? — складываю руки на коленях. — Я же при тебе сегодня одевалась, пока ты носки натягивал. Вот носки я твои помню.
— Не помню, — задумчиво отвечает Егор. — С моими носками проще. Они либо черные, либо белые. Есть еще, конечно, веселенькие, но они у меня домашние.
— Да, веселенькие, — медленно выдыхаю я. — С какими-то мишками, котиками, бананчиками.
— Я вообще сам очень веселенький, — шепотом отзывается Егор.
Я оглядываюсь, а он бровь вскидывает и улыбается:
— Веселенький мишка.
— А я тогда кто?
— Злая лисичка. Лисички очень злыми бывают. Фыр-фыр-фыр.
Как-то мне неспокойно становится под прямым взглядом Егора. К шее подкатывает волна мурашек.
Тихий стук в дверь, и в кабинет возвращается Лидия. Садится в кресло напротив нас, подхватывает блокнот и ручку.
— Ну, — она спокойно смотрит на нас. — Продолжим? — переводит взгляд на меня. — У вас вышло? Или возникли трудности?
Глава 10. Мне очень страшно
— У вашей жены получилось передать те интонации, которые вы от нее ждали?
— Да, — Егор серьезно кивает. — Теперь пытаюсь вспомнить, какое на ней бельишко.
— Можно я еще раз скажу, что все это — какое-то безумие, — возмущенно шепчу я. — Я когда шла сюда, то не думала, что мы будем разговаривать о моих, блин, трусах! О трусах с психологом!
— Если ты так волнуешься, то там точно не кружавчики, — опечаленно вздыхает Егор.
— И как это все нам поможет? — разворачиваюсь к нему.
— Начнем с того, что я сегодня вообще о твоих трусах не думал, — глаза Егора вспыхивают недобрым огнем. — А вот сейчас думаю! Я вообще сейчас хочу встать и провести ревизию твоих трусов! И выкинуть те, которые мне не нравятся!
— Это вообще нормально? — обращаюсь к Лидии. — Про трусы-то говорить с семейным психологом?
— Знаете, у многих мужчин трусики их жен — больная тема, — она вежливо улыбается. — Все эти шутки про парашюты, панталоны…
— Да, соглашусь, — Егор соглашается. — Все не с пустого места.
— Я не хочу говорить о трусах, — скрещиваю руки на груди, — потому что это несерьезно. И не ношу я застиранные парашюты или растянутые лифчики. И придерживаюсь мнения, что все эти кружавчики могут, конечно, у мужчины что-то возбудить, но реальность такова, что и кружавчики могут стать обыденностью, которую муж не сможет вспомнить.
— А кто говорит, что надо делать кружавчики обыденностью? — Лидия приподнимает бровь. — И речь сейчас не идет о том, что надо идти и скупать все кружавчики в мире…
— Нет, не идет, да? — вздыхает Егор.
— Речь все-таки о моменте и о том, что вы почувствовали, когда жена сказала о кружавчиках.
— Любопытство.
— Если вы сейчас еще потребует мне ему трусы свои показать, то я точно уйду.
— Нет, не попрошу, — Лидия качает головой и вновь смотрит на Егора. — Вы часто чувствуете к жене любопытство?
Я отворачиваюсь и закусываю губы.
— Давно не испытывал. Вопрос, что сегодня на ужин не считается, да? — глухо усмехается он.
— Первое домашнее задание, Инга, — Лидия переводит на меня бесстрастный взгляд. — Не показывайте мужу сегодня свои трусики до вечера.
— Поверить не могу, — прикрываю ладонью лицо, — что наша первая встреча с психологом пришла к моим трусам. Я чего-то в этой жизни не понимаю, — убираю ладонь с глаз и цепко всматриваюсь в ее спокойное лицо. — Вы точно психолог?
— Да, — отвечает она. — Со всеми моими корочками об образовании, повышении квалификации, дополнительных прослушанных курсах, практикумах я вас могу ознакомить, — делает паузу, — вы лучше посмотрите на мужа.
Егор развернут ко мне всем торсом. Одна рука на колене, вторая на подушке дивана. И смотрит на меня, не моргая. Зрачки расширены.
— Не слушай ты ее, — сглатывает. — Я же твой муж, Инга. Я имею право знать, что у тебя под юбкой. Кто если не я? Я, может, поэтому и женился на тебе, чтобы всегда знать, что за трусики на тебе. Я с тобой детей родил, дорогая. Какие могут у тебя быть от меня секреты?
— Опять хохмачишь? — зло щурюсь я. — Ради трусов женился на мне?
— Мне так больно, Инга, знать, что мое прекрасное чувство юмора теперь тебе не нравится.
— Да я убить тебя готова, — зло шепчу я. — После того, что ты мне сказал.
— Главное, что ты уже не думаешь о побеге, — он улыбается. — Я готов к смерти, но не к разводу. Хотя и к смерти не особо готов. Ты же сейчас не напишешь на моей надгробной плите, что я был любимым мужем.
— Напишу.
— Но скрепя сердце, — фыркает он. — Не от сердца это будет.
— Потому что сдохнешь ты с мыслями о другой.
— Сейчас сдохну с мыслями о твоих трусиках, — глухо отвечает он. — Поэтому сейчас я буду яростно отбиваться от тебя и не полезу в гроб.
— А с мыслями бы о другой полез, что ли?
— Я бы принял бы свою судьбу и твой гнев со всем смирением.
— Он меня бесит! — рявкаю на Лидию и в отчаянии повторяю. — Бесит! Я не знаю, почему я пятнадцать лет назад решила, что у него острый юмор! Я не знаю, почему смеялась до слез и до боли в животе! Я аж хрюкала от его тупых шуток!
— И это было прекрасно.
— Заткнись! — вскакиваю на ноги и верещу на Лидию. — Я все осознаю! Он хороший отец, замечательный муж, он красивый! Но он меня бесит! И на вопрос почему, я отвечу знаете что?
— Что? — Лидия даже не вздрогнула от моего крика.
— Потому что встречаться с весельчаком очень весело и задорно, но жить с ним — это совсем другое! Для него вся жизнь — большая шутка! Обхохочешься! И самая большая шутка для него теперь, что у него стоит на другую!
— Нет, Инга, — замираю от серьезного тихого голоса Егора. — Жизнь для меня не шутка. Будь все это шуткой, то я бы не пришел сюда.
Оглядываюсь, как загнанный зверь.
— Если ты меня не любишь, Инга, то так и скажи, — он пристально смотрит на меня. — Я прекрасно знаю, что я тебя раздражаю. Я не слепой, моя милая. Тебе со мной душно.
— Как и тебе со мной, — я выдыхаю слабый стон.
— Но разница в том, — он смотрит на меня темными глазами, — что я хочу все исправить. А ты хочешь этого?
И мне от его мрачного тона становится жутко. Я хочу спрятаться за его шутки. Лучше пусть шутки меня раздражают и вызывают гнев, чем то, что я сейчас чувствую.
Мне очень страшно.
Я не хочу прийти к осознанию того, что могла разлюбить Егора. Нет. Я готова стенать о несправедливости, о его вероломности, о его подлости, но не докопаться до той истины, что мужа можно разлюбить.
— Мне очень страшно, Егор, — шепчу я.
— И мне, — он не отводит взгляда.
Я молча сажусь рядом и тоскливо смотрю на Лидию:
— Мы в очень глубокой заднице.
— На этом предлагаю сегодня закончить, — Лидия откладывает блокнот и ручку. Смотрит на меня. Прямо и пристально. — И мне вас записывать на следующий сеанс?
Глава 11. А поехали!
— И что, — говорю я, когда Егор паркует машину, — я вот так сейчас пойду на работу?
Мы всю дорогу молчали.
Я не понимаю, как такое могло случиться, что первая встреча с психологом пришла к моим крикам и жутким словам, которые выплеснулись из меня кипятком.
— Могу домой отвезти, — Егор чешет щеку. — Можешь даже уволиться, Инга.
Мне бы сейчас тряпочкой лежать в темной комнате.
Меня будто выпотрошили.
— Ты же понял о чем я… Я наговорила того, что не должна была.
— Почему?
Егор разворачивается ко мне и приподнимает бровь.