Дмитрий Донской

Для полноты картины можно привести и более поздние сведения о Нижнем Новгороде. Согласно переписи 1621/22 года, в городе насчитывалось 1300 дворов, в которых проживало около 5 тысяч жителей. Их религиозные и общественные нужды обеспечивали два каменных собора, 23 деревянные церкви и пять монастырей (119, 67). Заметим, что перепись учитывала только податное население мужского пола. Соответственно, число жителей возрастает в два с лишним раза. Но и при этом численность населения одного из крупнейших городов России, не опустошенного поляками в Смутное время, не превысит 10–15 тысяч человек. При такой численности населения город скорее напоминал большое село или современный «поселок городского типа», где половина жителей знает друг друга в лицо. Военный потенциал такого городка даже при всеобщей мобилизации составлял не более 2–3 тысяч ополченцев или нескольких сотен профессиональных воинов.

Всё это позволяет думать, что в момент набега Арапши население Нижнего Новгорода составляло не более 5–7 тысяч жителей.

Запомним эти подсчеты. О них полезно будет вспомнить и при выявлении истинных масштабов других заметных событий XIV столетия. На фоне многотысячных и даже многомиллионных трагедий новейшей истории летописные бедствия кажутся мелкими и незначительными. Но нет нужды доказывать, что от уменьшения числа участников трагедии сила пережитого ими потрясения не меняется.

Нижний Новгород, словно феникс из пепла, быстро возродился после набега Арапши. По Волге и Оке можно было быстро сплавить большое количество строевого леса. Нашлись и средства для оплаты строительных работ. Этому способствовало уникальное местоположение Нижнего Новгорода. Город был «своеобразными торговыми воротами Руси XIV–XV вв., через которые шел главный путь торговых связей с другими странами» (286, 69). Нижегородцы имели торговые связи и доверие по кредиту по всей Руси.

Река мертвых

Помимо забот о восстановлении города Василий Кирдяпа должен был решить одну тяжелую и сложную задачу: найти среди тел погибших своего утонувшего в реке Пьяне младшего брата Ивана, принести его в Нижний Новгород и подобающим образом предать погребению. Многие из оставшихся в живых нижегородцев отправились тогда на Пьяну, чтобы найти тела своих родных и близких и предать их земле. Страшная картина открывалась перед живыми на поле мертвых. Пролежавшие две недели под августовским солнцем трупы источали невыносимое зловоние. Обмелевшая за лето река Пьяна была заполнена распухшими телами людей и лошадей.

Возможно, не желая лично вдыхать этот смрад, а также брать на себя ответственность за сомнительные результаты поисков тела младшего брата, Василий Кирдяпа отправил на Пьяну своих порученцев, а сам остался в Нижнем Новгороде. Посланцы справились с поставленной задачей. Тело княжича Ивана было найдено в реке и — вероятно, в засмоленной дубовой колоде — привезено в столицу княжества. Печальное шествие вступило в город в воскресенье 23 августа. В этот же день тело Ивана было предано земле в княжеской усыпальнице — белокаменном Спасо-Преображенском соборе, «во притворе на правой стороне» (43, 120).

Присутствовал ли на похоронах сына князь Дмитрий Суздальский — летописи не сообщают…

Мордовская кампания

История бесписьменных народов состоит преимущественно из белых пятен. Как жил и что пережил в XIV столетии мордовский народ — практически неизвестно. А между тем это один из древнейших автохтонных народов Европейской России. История мордвы — словно глубокий колодец в прошлое. Об этом народе знают византийские авторы X века. И это еще не дно «колодца». Возможно, именно мордву упоминает в своем сочинении готский историк Иордан (IV век н. э.).

Укрывшись в своих дремучих лесах между Сурой, Алатырем и Мокшей, мордва никому не мешала и ни на что не претендовала. Она молилась своим языческим богам, промышляла охотой и рыбалкой, растила хлеб на солнечных полянах и торговала редкими мехами, которые добывала в лесных дебрях.

Не знаем, кому и как платила дань мирная лесная мордва. Но примечательно, что ее до поры до времени не трогали сильные соседи — русские (с севера и запада), волжские болгары (с востока) и татары Золотой Орды (с юга). Кажется, им всем было выгодно иметь рядом своего рода «буферное государство» — мордву.

Ханы Золотой Орды сохранили у мордвы местных родовых князьков, обложив их данью, но при этом запретив русским князьям и волжским болгарам вторгаться в мордовские земли.

Положение изменилось с началом «великой замятни» в Орде. Пользуясь безвластием или, скорее, многовластием в степях, нижегородские князья не только стали наносить удары по Волжской Булгарии, но и двинулись на юг, спускаясь по правому берегу Волги и ее притокам в мордовские земли. Механизм этой ползучей экспансии показывает Нижегородский летописец — памятник довольно поздний, но по ряду причин вызывающий доверие историков. Там среди разрозненных записей со сбивчивой хронологией содержится история про богатого нижегородского купца Тарасия Петрова, задумавшего воспользоваться благоприятными обстоятельствами и стать крупным землевладельцем.

(Заметим, что и в более поздние времена заветной мечтой русского купца было получить дворянство и стать землевладельцем-помещиком. Только в этом случае он мог иметь высокий социальный статус и обеспеченное будущее для себя и своих потомков.)

Итак, читаем уникальное известие Нижегородского летописца под 6879 годом от Сотворения мира (1371 годом от Рождества Христова).

«В то же время был в Нижнем Нове граде гость Тарасий Петров сын. Больше его из гостей не было. Откупал он полону множество своею казною всяких чинов людей. И купил он себе вотчину у великаго князя за Кудмою, на речке на Судовике шесть сел: село Садово, а в нем церковь Бориса и Глеба. Да Хреновское. Да Запредное. Да Залябьейково. Да Мухарки. А как запустел от татар тот уезд, и гость Тарасий съехал к Москве из Нижнего» (119, 614).

При всей невнятности этого сообщения, оно чрезвычайно ценно для историка. В нем затрагивается важная и мало доступная исследователям черта тогдашней русской жизни: торговля людьми и связанная с ней борьба «сильных мира сего» за рабочие руки.

Летописи пестрят лаконичными сообщениями о захвате «полона» в ходе княжеской усобицы или нападения «иноплеменников». Эти сообщения историки цитируют часто и охотно. Но, отмечая начало процесса, мы теряем нить его дальнейшего развития. А между тем огромный «полон», который составлял главную добычу татар во время их набегов и карательных экспедиций в русские земли, в значительной своей части возвращался назад путем покупки этих пленных на ордынских рынках состоятельными русскими людьми (купцами, боярами, князьями, иерархами), оказавшимися по разным нуждам в тех краях. Возвращая этих людей на Русь, их благодетель, естественно, распоряжался ими как своими полными холопами. Он пристраивал их в своем хозяйстве к делу, на которое тот или иной пленник был пригоден.

Купец Тарасий Петров увидел свою выгоду в том, чтобы посадить выкупленных им пленных на землю, населив ими села по речке Сундовик — правому притоку Волги. Эта небольшая речка имеет протяженность около 60 километров. Ее устье находится в 70 километрах от Нижнего Новгорода, почти напротив знаменитого своей ярмаркой Макарьева монастыря. Вероятно, купец предполагал отправлять товары из своих вотчин на продажу вниз по Волге. Интерес коммерческий совпадал с политическим. Для Дмитрия Суздальского расширение границ его княжества было выгодно и в военном отношении.

Но все эти планы рухнули после татарских погромов 1377–1378 годов.

Надо полагать, что мордовские князьки за содействие получили от татар свою долю трофеев. Но то ли эта доля оказалась слишком мала, то ли у князьков произошло «головокружение от успехов»… После того как татары исчезли столь же стремительно, как и появились, лесные люди решили предпринять еще один набег на нижегородские земли — на сей раз только собственными силами. Эта алчность обошлась им дорого…