Страница 63 из 143
В итоге Мамай решил обойтись «малой кровью». Этой «малой кровью» — фактором устрашения — стал набег ордынцев на южные окраины Нижегородской земли.
«Того же лета (1375) приидоша татарове из Мамаевы Орды и взяша Кишь (волость по реке Кишь. — Н. Б.) и огнем пожгоша и боярина убиша Парфениа Феодоровича и за-Пиание (земли за рекой Пьяной. — Н. Б.) всё пограбиша и пусто сотвориша и людеи посекоша, а иных в полон поведоша» (43, 109).
«Секретный протокол»
Достигнутая на княжеском съезде в Переяславле договоренность о совместных действиях против Мамаевой Орды требовала скорейшего решения некоторых «домашних» вопросов. И первым среди них был тверской вопрос. Все понимали, что Мамай, узнав о переяславских договоренностях, прежде всего позаботится о создании антимосковского союза князей во главе с Михаилом Тверским. Война двух княжеских коалиций (особенно — при вполне вероятном участии в ней двух степных правителей) сулила Руси небывалые бедствия.
Единственный способ предотвратить такое развитие событий состоял в немедленном разгроме Твери объединенными силами русских князей во главе с Дмитрием Московским. В этой войне тверской смутьян должен был либо погибнуть, либо смириться с первенством Москвы. Обычный для тверских князей маневр — бегство в Литву — в сложившейся ситуации не имел смысла. Литва была связана договорами с Москвой. Но более всех договоров Ольгерда сближал с Москвой политический расчет. Объединение Северо-Восточной Руси вокруг Москвы сулило Литве не только сильного соперника, но и сильного союзника в борьбе с Ордой.
Итак, логика борьбы в очередной раз сталкивала Москву с Тверью. Только разгром Твери давал Дмитрию Московскому шанс объединить русские княжества и отбиться от татар. Любые текущие договоренности — как, например, заключенный в 1373 году мирный договор Дмитрия Московского с Михаилом Тверским — носили промежуточный характер. При необходимости стороны легко могли их нарушить. Ибо что значил какой-то договор, хотя бы и скрепленный целованием креста, когда речь шла о будущем княжеских домов…
Можно думать, что договоренность о большом походе на Тверь содержалась в своего рода «секретных протоколах» переяславского съезда. Но провести такой поход можно было только летом. Заваленные снегом зимние дороги и раскисшие весенние косогоры препятствовали действиям крупных воинских сил. К тому же любой большой поход требовал серьезной подготовки.
Москва просила своих союзников до поры хранить дело в тайне. Однако Орда и Тверь имели достаточно времени, чтобы узнать о военных приготовлениях переяславской коалиции. Отсюда следовал вывод: если нельзя утаить подготовку большого похода, то нужно скрыть хотя бы его цель.
Начался поединок разведок. Испытанным оружием «невидимого фронта» всегда была дезинформация. Разведка Дмитрия Московского и его союзников должна была придумать для своих военных приготовлений какой-нибудь правдоподобный предлог. Таким предлогом мог быть, например, поход на Новгород, сильно досаждавший тогда поволжским городам набегами своих речных пиратов («ушкуйников»), или поход на Литву — возмездие за рейды Ольгерда.
Слух был пущен. Но успех всей уловки зависел от преданности московскому делу тех немногих, кто знал истинные намерения Дмитрия Московского.
Продавец тайн
Всякая тайна имеет свою цену. И каждый посвященный в тайну борется с соблазном эту цену получить. Истинная цель летнего похода союзников — разгром Твери — была тайной весьма дорогой. Молодой московский аристократ Иван Васильевич Вельяминов не устоял перед соблазном. Род Вельяминовых издавна стоял у самого трона московских князей. Один старший брат Ивана был окольничим Дмитрия Московского, другой был женат на старшей сестре великой княгини Евдокии. Умерший 17 сентября 1374 года отец братьев занимал пост московского тысяцкого (43, 108).
Сам ли Дмитрий Московский посвятил Ивана Вельяминова в свои сокровенные планы, или же великий князь поделился ими со своей женой, та — с сестрой, сестра — с мужем, а муж — с братом? Ответ на этот вопрос — на темном дне колодца. Но так или иначе, Иван Вельяминов оказался обладателем тайны, которую можно было с большим барышом продать. Не зная, как подступиться к этому делу, Иван обратился за советом к своему приятелю (а может быть — заимодавцу), московскому купцу Некомату Сурожанину. Это был смелый и циничный ум, не обремененный понятиями о чести. Занимаясь международной торговлей, Некомат имел связи в Мамаевой Орде и в итальянских колониях Северного Причерноморья. Его прозвище — Сурожанин — было образовано от названия города Сурожа — современного Судака в Крыму (270, 32). Что же касается его собственного имени — Некомат, то оно было русским вариантом довольно редкого греческого имени Никомид (296, 314). Возможно, он был греком по происхождению.
По роду своей деятельности Некомат знал многие тайны восточноевропейской политики. Он быстро понял, сколько стоят откровения Ивана Вельяминова. Обдумав ситуацию, Некомат пришел к выводу, что поход на Тверь — лишь первое звено в цепи больших перемен. Дмитрий Московский вступил на опасный путь. Логика событий ведет его к большой войне со степняками. Результатом этой войны, скорее всего, станет падение Москвы и возвышение Твери. И тот из москвичей, кто первым примет сторону Михаила Тверского, покажет ему свою преданность, — не только получит щедрое вознаграждение, но и станет большим человеком при дворе нового великого князя Владимирского.
Некомат Сурожанин — одна из самых загадочных фигур русской истории эпохи Куликовской битвы. Всё, что мы знаем о нем, — это необычное имя и сомнительный поступок. Дальше начинается область предположений. Высказывалось мнение, что Некомат бежал из Москвы в Тверь потому, что ссора князя Дмитрия с Мамаем грозила интересам его торговли — «он был связан с крымскими итальянцами и должен был терпеть большие убытки при всяком обострении отношений Орды с Русью» (270, 34).
Заметим, что истинные мотивы поступков исторических лиц — камень преткновения для историка. Ведь человек порой не может даже самому себе объяснить, почему он поступает именно так, а не иначе. Справедливости ради следует признать, что Некомат мог действовать и не ради корысти, а по каким-то более возвышенным мотивам. Он мог быть, например, уроженцем Твери, желавшим спасти свой город от московского погрома. А мог быть, скажем, резидентом тверской разведки в Москве, честно исполнившим свои служебные обязанности… Что касается Ивана Вельяминова, то его предательство иногда объясняют обидой, которую якобы нанес Вельяминовым Дмитрий Московский, упразднив их родовую привилегию — пост московского тысяцкого. Однако эта «обида» не помешала братьям Ивана сохранить верность московскому делу.
Итак, Некомат решил ехать в Тверь, чтобы лично предупредить Михаила Тверского о грозящей ему опасности. С собой он увлек и Ивана Вельяминова — зримое доказательство достоверности всего рассказа.
Узнав о готовящемся походе, Михаил оказался перед тягостным выбором. Собственные боевые силы Тверского княжества были слишком малы, чтобы противостоять объединенным силам всех князей Северо-Восточной Руси. Оставалось выбрать одно из двух: смириться с ролью побежденного и, подобно отцу, тверскому князю Александру отправиться в изгнание в ожидании лучших времен — или вновь униженно просить помощи у Ольгерда и Мамая. Привыкший не останавливаться перед нравственными затруднениями, Михаил Тверской избрал второй путь…
Далее события разворачивались стремительно и грозно.
В Твери московских перебежчиков ожидало неожиданное и рискованное поручение: отправиться в степь и рассказать Мамаю о секретных договоренностях, достигнутых на переяславском съезде, о коварстве Дмитрия Московского, замыслившего не только вероломный поход на Тверь, но и мятеж против власти Орды.