Дмитрий Донской

Художественным воплощением поэтичного мифа о Куликовской битве стал храм во имя преподобного Сергия Радонежского на Куликовом поле. Построенный в 1914 году по проекту архитектора А. В. Щусева, он возродил древнюю традицию постройки храмов-памятников в честь великих исторических событий. Расположенная неподалеку огромная чугунная колонна — дань памяти героям Куликова поля от императора Николая I — выглядит несколько помпезно. Однако будем снисходительны к ее создателям: простор знаменитого поля требовал небывалого по размерам сооружения, а воинственная атрибутика позднего классицизма была по нраву незабвенному императору.

Память Дмитрия Донского оказалась востребованной и в советское время. Уже в 1930-е годы вырисовывается новое, «потребительское» отношение к истории, предполагавшее, в частности, и своего рода культ знаменитых полководцев, государственных деятелей, лидеров народных движений и революционеров. В это избранное общество попал и Дмитрий Донской. В знаменитой речи Сталина на параде 7 ноября 1941 года он был упомянут в ряду других «великих предков» — Александра Невского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова. В годы Великой Отечественной войны на пожертвования верующих и средства Русской православной церкви была построена танковая колонна «Дмитрий Донской». С тех пор место великого князя Дмитрия Ивановича в отечественном пантеоне славы окончательно определилось.

В наши дни образ Дмитрия Донского нашел воплощение не только во многих произведениях литературы и живописи, но и в бронзе монументов. Это и скромный памятник великому князю на Куликовом поле, и пафосный конный памятник в Коломне, и камерный «семейный» памятник Дмитрию и Евдокии в Москве у храма, посвященного преподобной княгине Евфросинии Московской, и гранитная стела с бронзовым медальоном на бульваре Дмитрия Донского в Москве. Памятник Дмитрию Донскому есть и в подмосковном городе Дзержинском. По преданию, он останавливался в этих местах по пути на Куликово поле. Здесь князю явилась чудотворная икона святого Николая Мирликийского. В память этого события был основан Николо-Угрешский монастырь.

Святость князя Дмитрия Ивановича установлена Поместным собором Русской православной церкви в 1988 году. В 2004 году учрежден церковный орден Святого благоверного великого князя Дмитрия Донского, которым награждаются преимущественно лица, имеющие отношение к армии. Церковное почитание великой княгини Евдокии как преподобной издавна теплилось в основанном ею Вознесенском женском монастыре в Московском Кремле. Ныне оно стало общерусским. В 2007 году в связи с 600-летием со дня кончины великой княгини Русская православная церковь учредила особую награду — орден преподобной Евфросинии Московской.

Героический диптих

Рассуждая о создании и развитии церковно-государственного культа Дмитрия Донского, уместно сравнить его с почитанием и прославлением другого баловня истории — князя Александра Ярославича Невского. Этот своего рода «героический диптих» не разлучим, как Борис и Глеб или Зосима и Савватий. Общей чертой их судьбы было то, что и тот и другой оказались «в нужное время в нужном месте». Александр своими победами над немцами и шведами (о реальных масштабах которых также можно спорить) воодушевил подавленных нашествием Батыя русских людей. Победы Невского свидетельствовали о том, что Бог сменил гнев на милость и не до конца покинул своих людей. Это был луч надежды, которого ждала тогда растоптанная степняками, потерявшая веру в себя Русь. И весть о подвигах Александра разнеслась по всей стране, обрастая домыслами и вымыслами. Реальность многократно умножалась ожиданием. И юный 22-летний князь вырос в глазах народа до образа непобедимого богатыря.

Дмитрий начал свое «розмирие» с татарами тогда, когда Русь встрепенулась и напряглась, следя за «великой замятней» в Орде. Казалось, что близок конец «вавилонского плена». Нужен только вождь, способный возглавить восстание и снискать утраченную милость Божию к Русской земле. И Дмитрий отозвался на этот вызов времени. И хотя поднятое им восстание имело неоднозначные результаты, образ князя-мятежника вырос в народной памяти до образа первого «царя Русского».

(Заметим, что при всем том таинственный механизм коллективной памяти — как, впрочем, и памяти индивидуальной — в полной мере не поддается рациональному объяснению. «В памяти есть всё, что только было в душе», — заметил блаженный Августин (1, 182). Своей безоглядной отвагой и жертвенным порывом князь Дмитрий затронул какие-то самые сокровенные струны русской души. И потому навсегда остался в народной памяти.)

Россия не забыла своих великих сыновей. Но на пьедестале славы есть только одно первое место. И по времени церковной канонизации (середина XVI века), и по общей значимости культа Александр Невский явно превосходит московского князя. В то время как Дмитрий одной ногой стоит в истории, а другой — в фольклоре, Александр Невский служит сакральным знаком и ангелом-хранителем Российской империи. Его имя носили три российских императора.

В истории, как и в жизни, действует принцип «каждому — свое». Внук Калиты не стяжал стольких памятных регалий, как его прапрадед. Однако память Дмитрия отличается какой-то московской душевностью, теплотой, интимностью — тогда как от образа Александра Невского веет синодальным петербургским холодком…

Общегосударственному прославлению Дмитрия Донского в Новое и Новейшее время существенно мешает одно обстоятельство. В то время как победы Александра над немцами и шведами сохраняли свою героико-патриотическую актуальность в силу постоянного пребывания последних в качестве потенциальных врагов России, в то время как коварные «латиняне», которых, согласно легенде, так решительно отверг Александр Невский, еще долго продолжали смущать православный народ своими коварными посулами — противники Дмитрия Донского как бы растворились в тумане веков. Последний прямой наследник Золотой Орды по государственной линии, Крымское ханство прекратило свое существование в 1783 году.

Но кто же остался там, на другом конце Куликова поля? Кто ответит за ярость Мамая и свирепость Тохтамыша? «Татары»? Историки давно уже разъяснили, что «татары» тех времен — это не национальность, а гражданство. Так называли на Руси всех степняков, не вникая в подробности их этногенеза. Но невзирая на все их ученые рассуждения, у современного человека имя «татары» вызывает вполне конкретные ассоциации. Мирные казанские татары… Служилые касимовские татары… Трудолюбивые крымские садоводы… Гостеприимные пастухи агинских степей… Никто из них, конечно, не должен восприниматься как душеприказчик Чингисхана и Батыя.

Решить возникшую историко-политическую головоломку, представить Дмитрию Донскому достойного противника и в то же время не спровоцировать этническую рознь призвано было вскормленное историками загадочное и ужасное «татаро-монгольское иго»…

С этим чудовищем и прожила советская историография несколько десятилетий. Однако сегодня «татаро-монгольское иго» уже не устраивает историков: одних — своей военно-патриотической прямолинейностью, других — библейским происхождением, третьих — уязвимостью с точки зрения политкорректности. На смену архаическому (хотя в грозном звучании своем вполне аутентичному) понятию предлагают современную (но слишком эластичную и неопределенную) «зависимость русских земель от Орды». Но дело, конечно, не в звучании, а в конкретном содержании тех или иных исторических терминов. На каждом повороте отечественной истории прошлое становится ареной напряженной идейной борьбы…

…Помимо всех научных и историко-политических вопросов далекая эпоха Дмитрия Донского порождает и еще один вопрос метафизического характера. Он айсбергом всплывает среди мелких льдин. Этот странный вопрос читатель, быть может, задаст себе, перевернув последнюю страницу нашей книги. Да было ли всё это и в самом деле?

Не будучи любителем однозначных ответов, ограничусь лишь советом, польза которого проверена на собственном опыте. Любезный читатель! Будь сам себе историком. Поезжай на Куликово поле.