Страница 6 из 10
Вот стерва! Я не выдерживаю. Превозмогая все наказания моего организма за вчерашнюю спиртную вакханалию, срываюсь с постели и за два шага оказываюсь возле пианистки. Она даже не успевает убрать свои ручонки, как я уже выдергиваю шнур из розетки и отсоединяю его от самого инструмента. Наступает долгожданная, спасительная тишина.
– Как хорошо, – блаженно выдыхаю, опираясь одной рукой о край пианино, другой – сжимаю провод от его блока питания.
– Ты вообще уже! – Девчонка возмущённо подскакивает, а ее звонкий голос не лучше звуков клавиш.
Опять морщусь и задерживаю дыхание от пронзающей голову боли. Чувствую, как из моих рук пытаются выдернуть шнур. Черта с два, детка! На меня смотрят широко распахнутые карие глаза, а в них – негодование вместе с отвращением. Аккуратные темные брови на точеном девичьем личике недовольно сдвинуты у переносицы.
– Отдай!
– Похвастаешься своими музыкальными навыками перед кем-нибудь другим и как-нибудь в следующий раз, – хмыкаю я, легко выдергивая из ее пальчиков шнур. И невольно отмечаю: такие тоненькие, а ведь по клавишам били, словно молотки.
– Я не хвастаюсь. Мне заниматься надо, – она снова тянется за конфискованной мной деталью к ее пианино.
– А давай потом? – Я легко перебрасываю шнур в другую руку, поднимая его над ее головой.
– Давай без «давай»? Я, вообще-то, в консерватории учусь. У меня концерт скоро, – недовольно шипит мадам, глядя на меня с вызовом.
Зашибись. А Ник говорил, что с соседкой проблем не будет, а она собирается брынчать сутками на пролет…
– То есть это не единоразовая акция мести? – Кривлюсь я.
– Нет, – девочка ухмыляется, гордо приподнимая свой острый подбородок. – Я играю каждый день минимум по два часа.
– Не сегодня, – ухмыляюсь ей в ответ, но голова начинает раскалываться так, что я решаю прекратить нашу бессмысленную перепалку.
За инструмент она в ближайшее время не сядет точно, пока я не высплюсь. Делаю шаг в сторону от девчонки, но эта заноза и не собирается сдаваться. Она резко дергает к себе шнур, все еще крепко зажатый у меня в руках, но явно не ожидала, что я тут же потянул его обратно к себе.
Сила моих рук против тоненьких ручонок: один – ноль в мою пользу. С громким «ой» она теряет равновесие и впечатывается всем тело мне в грудь, а ладонями инстинктивно обхватывает меня за талию. Мы так и стоим пару секунд недвижно посреди комнаты: я в одних боксерах и со шнуром в руке, и она, прижавшаяся ко мне, дабы окончательно не полететь на пол. Ее высоко завязанный пучок волос на голове утыкается точно в мой нос, и я непроизвольно вдыхаю аромат чего-то сладкого, напоминающего фруктовую жвачку. Пахнет вкусно. Даже слишком, что на мгновение забываю о живущей в голове боли.
– Отцепись. – Девочка тут же пытается отлипнуть от меня, отталкиваясь теплыми ладошками от моего торса, а ее бледные до этого щеки за секунду становятся ярко-алыми.
Я со смехом развожу руки в стороны, не коснувшись ее миниатюрного тела даже мимолетно. Черт! Как же ее имя? Еще такое дурацкое… Карина? Альбина? Алина? Точно!
– А я тебя и не держу, Мальвина.
Спешно отстранившись, она пропитывает меня взглядом полного презрения.
– Меня зовут Альвина, козел! – Сверкает своими темными глазищами, язвительно выплевывая последнее слово.
А я лишь растягиваю губы в улыбке. Попятившись к выходу из чужой спальни, победно размахиваю шнуром от фортепиано перед носом Мальвины.
– Да хоть Буратино. Один фиг, играть ты сегодня не будешь, – и исчезаю в коридоре, оставляя девчонку стоять посреди комнаты с изумительным набором отвратительных эмоций на лице.
Но запала язвить хватает ровно до того момента, как закрываю за собой дверь соседней комнаты. Мне едва хватает сил сделать три шага до диванчика в крохотной спальне. По сравнению с остальным стильным и уютным антуражем квартиры, эта комната выглядит, как каморка. Она практически полностью заставлена какими-то коробками на разный размер, остатками обоев и плинтусов. Здесь нет даже занавесок на окнах, только полуторный, слегка потрепанный диванчик. Разместившись на нем, я забрасываю шнур куда-то в угол. И теперь понимаю, почему отправился спать вчера не сюда: жестко, тесно и жутко неудобно. Но сейчас уже плевать. Алкоголь начинает мучительно покидать мое тело, оставляя за собой озноб и взрывы боли в башке.
Я даже не двигаюсь с места, когда, в резко распахнутую дверь спальни, залетают моя футболка и джинсы, приземлившись прямо на стоящие в углу коробки.
– Сука…– шепчу себе под нос в ответ на громкий хлопок закрывшейся обратно двери.
Мне плевать на все выходки Альвины – Мальвины. Пусть хоть на голове пляшет, но в ближайшее время я точно никуда не съеду… Проще вытурить эту девицу отсюда самому.
Я пытаюсь заснуть, но вместе с похмельем, меня окутывает ненависть. Начинаю ненавидеть каждую секунду своей жизни и вчерашний день в том числе. Ненавижу эту квартиру, в которой буду вынужден бомжевать неопределенный срок. Ненавижу отца…
«Дерьму место в дерьме», – к горлу подкатывает тошнотворный спазм, когда опять слышу его стальной, надменный голос у себя в голове, прорвавшийся через непрекращающийся поток боли.
И вспоминая, где и как прошел мой вчерашний вечер, уже с лютой ненавистью понимаю: он прав. Ведь прошлую ночь я опять провел со своими демонами.
Глава 7
– Как это нет? Вообще? Совсем? – Смотрю на заместителя декана и искренне не понимаю того, что было озвучено мне пару секунд назад.
– Совсем, – Наталья Ивановна трясёт своей завивкой.
– Нет, вы не понимаете, – я нервно ерзаю на стуле и с чувством заглядываю ей в глаза, не собираясь сдаваться. – Мне очень надо.
– Очень-очень, – поддакивает Аня, топчась за моей спиной.
Мы обе уже минут пятнадцать торчим в деканате, пытаясь вернуть меня в общежитие. Нас даже не смущает, что третья пара началась уже где-то полчаса назад, что сам небольшой кабинет с портретами Глинки и Шопена на стенах заставлен цветами в честь дня рождения одного из сотрудников факультета, а заместителя декана ждут в приемной самого декана, чтобы начать торжество. Я лишь усердно киваю, подтверждая слова Ани. Никто даже и представить не может, как мне нужно обратно в эту чёртову общагу!
– Мальчевская, – вздыхает женщина, с укором просматривая на меня поверх своих очков, и по ее тону я понимаю, что не собирать мне сегодня вещей, – ты, конечно, у нас гордость консерватории, невероятно талантливая девочка, но это тебя не освобождает от общих правил получения комнаты в общежитии. Ты от места отказалась? Так?
– Так… – Надежда в душе становится ещё призрачнее, чем мираж в пустыне.
– На твоё место заселились?
– Заселились… – Становится ясно, что затея была провальный изначально, но я не опускаю руки и мило хлопаю ресницами. – Ну, пожалуйста.
Наталья Ивановна лишь разводит руками:
– Прости, дорогая, но в этом семестре это невозможно. Могу попробовать после Нового года решить что-то с твоим возвращением в общежитие.
Фраза «после Нового года» окончательно рубит во мне все связи с надеждой не делить жилплощадь с чужим и неприятным мне человеком. Становится так обидно, что начинает противно щипать глаза от подступающих к ним слез… Нет, я не выдержу жить с ним до Нового года.
– Ладно, – рвано вздыхаю и, обняв свою сумку, плотно набитую нотами, поднимаюсь со стула. – Я поняла.
Аня с таким же вздохом следует за мной на выход из деканата, поддерживающе похлопывая меня по плечу.
– А у тебя какие-то проблемы в квартире где ты сейчас живешь? – останавливает нас голос Натальи Ивановны на выходе.
– Что-то типа этого, – грустно усмехаюсь.
О, это больше, чем просто проблемы. Это полный треш.
– У нее в квартире домой завелся, – хихикает Аня, за что тут же получает от меня размашистый удар локтем в бок.
– Домой? – с мгновенным интересом оживляется Наталья Ивановна. – Так ты попробуй с ним подружиться. Конфетку ему в темный уголок на кухне положи, молочка в мисочку на ночь налей. Скажи ему, что не обидишь, дружить предложи. А если он так и будет дальше тебя беспокоить, святой водой углы окропить надо.